Как это ни парадоксально, но им пришлось долго искать кафе. В этом квартале все было закрыто. Но именно этим ты и занимаешься на отдыхе: либо вообще ничего не делаешь, либо проводишь время в поисках, где поесть и выпить, в перерывах между усиленным сексом. Либо, если ты человек образованный и культурный, ты посещаешь музеи. Наконец, они все же нашли открытое кафе, где еще горел свет и наблюдался официант.
В этом кафе столиков на тридцать они были единственными посетителями. Официант упорно отказывался покидать насиженное место в маленькой кабинке за стойкой, где стоял телефон. Он наверняка болтал со своей подружкой. Было еще не поздно, они были рады, что нашлось место, где можно присесть, они были на отдыхе, а значит, по определению, никуда не торопились, но по прошествии долгих минут их начало раздражать, что официант в упор их не видит, хотя не заметить их он не мог.
Хьюго помахал рукой. Ральф присвистнул. Хьюго громко позвал официанта. Дерек хлопнул в ладоши. Даже Елизавета засунула два пальца в рот и издала залихватский свист. Равнодушие официанта было достойно всяческого восхищения; ему действительно было на них положить.
Джиму было любопытно, кто из их теплой компании больше всего напряжется на этого официанта. При других обстоятельствах он бы и сам уже психанул. Джим работал, как проклятый, и его всегда бесил непрофессиональный подход, но сейчас он был настолько измотан, что ему было не до какого-то официанта. Ему вообще было ни до чего. Хотелось лишь одного: завалиться в постслъ с Елизаветой. И вовсе не для того, чтобы что-то с ней поиметь – он был в состоянии полного нестояния, – а потому, что ему хотелось заснуть в чистой уютной постели, пахнущей хорошими духами. И еще потому, что Дерека наверняка заденет, если Джим закадрит Елизавету.
Он едва поборол искушение потихонечку смыться, снять номер в отеле и бухнуться спать. Но он знал, что, несмотря на все уважительные причины, его дезертирство будет воспринято как наплевательское отношение к общественности, и общественность будет оскорблена до глубины души. Тем более что в конце лета здесь практически невозможно найти отель, где были бы свободные номера. И плюс к тому оставалась еще проблема – на какие шиши. Проблема действительно неразрешимая. У Джима было с собой сорок фунтов. По здешним ценам этого не хватит даже на двойной кофе. А его кредитную карточку могут "зарезать" в любой момент.
Та же помеха была и с Елизаветой. Он собирался подъехать к ней в клубе, купить ей выпить, пригласить танцевать – и домой в койку. Загвоздка в том, что до дому почти час езды, и даже если предположить, что найдется таксист, который согласится переться в такую даль, у Джима все равно нет денег с ним расплатиться – тем более если учесть, что всякий таксист норовит облапошить клиента. Джим сомневался, что остальные захотят возвращаться домой так рано. Если Хьюго заплатил за развлечение, он останется до конца – до закрытия клуба – чтобы полностью оправдать затраты, а Ральф с Дереком явно намылились снять девчонок и не уйдут, пока не подкатятся ко всем женщинам на танцполе. Конечно, если Дереку повезет, это решит проблему со спальным местом, хотя и не разрешит его затруднений, связанных с тем, что он уже много часов хочет спать и не может залечь в кровать.
Он посмотрел на Елизавету. Наверное, надо сказать комплимент или что-нибудь в этом роде. Так вроде бы принято. И может быть весьма кстати. Хотя комплименты надо было делать, когда она спустилась в гостиную. Перед тем как ехать. Но он был так поражен ее элегантностью, что просто утратил дар речи.
– Ты очень… красивая. – Замечание тупое, но безопасное. Из тех, что редко подводят. Тем более слово "красивая" Елизавета наверняка поймет.
– Это не ново, – сказала она.
– Ладненько, – сказал Ральф, поднимаясь с места. – Если гора не идет к Магомету… Кто чего будет пить? А то что за байда: мы здесь уже десять минут и еще ничего не заказали.
– Мне, пожалуйста, четыре кофе, – сказал Джим.
Ральф подошел к официанту, который продолжал трепаться по телефону, даже когда Ральф выдохнул ему в лицо сигаретный дым.
– У меня IQ 165, я зарабатываю двести тысяч фунтов в год, я гражданин Великобритании, и вам выпало счастье – я повторяю, вам выпало счастье, – меня обслужить.
Официант записал заказ, не прервав своего разговора.
Джим заметил, что Дерек буквально сочится тоской, и это подняло ему настроение. Что это было: обычная отпускная печаль от безделья или что-то серьезное? Болезнь? Кризис в делах?
Джим решил, что он правильно сделал, заказав сразу четыре кофе. Потому что заказ принесли только через сорок пять минут. Наверное, у официанта были другие дела на кухне. Может быть, он играл в покер. Или договаривался о свидании с еще одной девочкой.
– Où sont les тормозная жидкость, garçon? – спросил Ральф. – Антифризу попей, отморозься маленько, compris?
Официант выдавил кривую улыбочку и тихо смылся. Наверняка он еще и не такое слышал от возмущенных отдыхающих. Зато ему была радость, что он сделал им гадость.
Кофе был холодным. Джим и все остальные заметили, что Ральф заказал себе три здоровенных бокала с крепким спиртным.
– У меня есть номера пары дилеров в Ницце, – сказал Ральф с досадой, – и я им звонил перед приездом, но никому не дозвонился. – Наверное, эти педрилы тоже ушли в отпуск.
Катерина с Елизаветой обсуждали средства для ухода за волосами и для оных волос укладки, судя по тому, что они обе перебирали пальцами локоны Елизаветы. Джиму хотелось скорее попасть в клуб, где громкая музыка не дала бы ему уснуть.
– А этот педрила принес мне коньяк, хотя я просил арманьяк. Я иногда не понимаю людей. Они такое подчас творят… Но что самое поразительное, есть люди, которые добиваются очень много, вообще ничего не делая. Когда я был в Токио, я познакомился там с одним парнем. В баре. Оказалось, что он фотограф. Он фотографировал исключительно голых японок. Я сходил на его выставку. Все было очень стильно и элегантно… приглушенное освещение… и сами фотографии… подобные вещи предназначены для того, чтобы их вешать на стену в гостиной, а не для того, чтобы на них дрочить, предаваясь мерзкому греху онанизма. Игра света и тени, точно выверенная композиция. Голые японки по отдельности, две голые японки вместе, три голые японки вместе, и даже одна фотография, когда шесть голых японок вместе. Есть с большими грудями, есть с маленькими. Ничего непотребного, просто голые женщины. Вы уловили идею: японки, раздетые абсолютно. И он имел с этих фоток большие деньги. Он, собственно, этим и жил. Но такое любой может сделать. Любой. Я понимаю, конечно что надобно некоторое мастерство, чтобы сдувать пыль с объектива, но это не самая хитрая вещь на свете. То, чем я занимаюсь, тоже не требует никакого особенного мастерства, но зато смотрится так, будто требует.
По дороге обратно к клубу Ральф рассказывал им о том, как он пришел в полицейский участок в Ницце, чтобы спросить, где тут в городе опасные кварталы, где торгуют наркотой прямо на улице и куда лучше не забредать добропорядочному туристу.
– "Нет, monsieur", сказали они. У нас тут проблемы с наркотиками не стоит. Я едва сдержался, чтобы не ляпнуть, что проблема стоит у меня. Нигде не могу их достать. Я даже попробовал провернуть один старый трюк и подошел в первому встречному черному, но он попытался продать мне какую-то резную поделку.
Хьюго сходил проверить машину и вернулся злой, как черт.
– Какой-то мерзавец спер у меня антенну. От радио. А приемник оставил. Какой смысл упирать антенну без приемника?!
Клуб был открыт. На парковке перед клубом стояли "ламборджини", "феррари" и "порше". Лазурный берег по-прежнему не порицал показуху. Хьюго пошел первым и заплатил за Катерину и Елизавету. Джим попросил у него взаймы несколько франков, сказав, что он не успел поменять деньги. В клубе было полно народу, и народ собирался еще. Джим заметил одну девушку – ей было явно не больше семнадцати и вполне могло быть и тринадцать, – самую красивую из всех, кого он видел в жизни. Таково было чудо Лазурного берега: он привлекал привлекательных женщин. Джим, разумеется, понимал, что с этой красоткой ему ловить нечего. И дело даже не в том, что он был для нее слишком старый. Для нее даже двадцатипятилетний мальчик был бы уже слишком старым, Джим был не старым; для нее его просто не сушествовало. Он был невидимым. Он обитал в другом измерении.
Внутри становилось шумно, но в клубе был еще зал на открытом воздухе, где можно было нормально поговорить. Стулья были еще влажными от дождя. Джима пробила кошмарная слабость; он ругал себя за то, что ему не хватило духу смыться в отель, пока у него были силы. Сейчас он был вообще ни на что не способен. Он сидел задницей на влажном стуле, заднице было противно и мокро, а официанты демонстративно не обращали на них никакого внимания, стараясь держаться как можно дальше от их столика. Хьюго возмущался насчет антенны, а Ральф продолжал свое показательное выступление:
– На одной вечеринке в Нью-Йорке я встретил Мадонну. И я ей сказал: оставь своих американских красавцев с железными мускулами, милашка, попробуй вялое тельце истинного британца. На мгновение – всего на мгновение – она задумалась над моим предложением. Когда тебя постоянно пялят загорелые инструкторы по бодибилдингу, бледное рыхлотелое существо может стать очень даже заманчивой альтернативой. Так ты со мной переспишь, Елизавета?
– Нет, Ральф.