* * *
Тодд принял душ с проворством человека, сознающего, что если он поторопится, то имеет шанс получить свою законную порцию супружеского секса. Сегодня вечером звезды явно расположились в его пользу: Кэти еще не спала и надела черное белье, а Эрон уже видел десятый сон. Что может помешать им? Ничего, кроме тупой боли в солнечном сплетении, которая никак не желала проходить. Но на нее просто не надо обращать внимания.
Это именно то, что нам сейчас надо, думал он, с удвоенной скоростью чистя зубы. Может, тогда он сумеет наконец забыть об этом проклятом поцелуе?
Тодд слишком хорошо помнил, что они с Кэти не занимались любовью уже больше трех недель. Сначала у нее были месячные, потом она слишком уставала на работе. Обычно к ночи кто-нибудь из них был уже без сил, а по утрам в спальню приходил Эрон - он терпеть не мог физических контактов, в которых сам не принимал участия. Еще полгода назад им с грехом пополам удавалось усадить его в гостиной перед телевизором и таким образом выиграть тридцать драгоценных минут для себя. Тодд до сих пор помнил, как приятно было потом сидеть в халате на кухне и прихлебывать кофе, обмениваясь многозначительными взглядами с Кэти. Но этим радостям уже давно пришел конец. Теперь, когда Тодд - заметьте, всегда Тодд! - предлагал Эрону спуститься вниз, чтобы посмотреть телевизор и дать папе с мамой еще немного поспать, маленький деспот немедленно чувствовал что-то неладное и требовал, чтобы один из них отправлялся смотреть мультфильмы вместе с ним.
Решив, что не будет тратить время на прозрачные намеки, Тодд вышел из ванны, лишь слегка прикрывшись полотенцем, которое ничуть не скрывало его решительных намерений. Оставалось только осторожно отнести Эрона в его кроватку, и все - они свободны! Но когда он, наклонившись, попробовал поднять сына на руки, Кэти чуть слышным шепотом попросила:
- Пожалуйста, не надо.
Тодд выпрямился, чувствуя, как стремительно испаряется надежда.
- Послушай, Кэти, ну сколько можно спорить по этому поводу? Ему уже три года. Он должен спать отдельно.
- Я знаю, - грустно сказала она, словно ввязывалась в бой, уже зная, что рано или поздно неизбежно проиграет его. - Но посмотри, как ему здесь уютно.
- Ему будет так же уютно и в собственной кроватке.
- Мне нравится чувствовать его рядом. - Она взглянула на сына с нескрываемым обожанием и покачала головой, как бы говоря, что признает правоту мужа, но ничего не может поделать с собственными чувствами. - Такое маленькое, теплое тельце. А тебе разве не нравится?
"А как же я? - хотелось спросить Тодду. - Как же мое большое, теплое тельце?"
- Знаешь, Кэти, мне уже немного надоело просыпаться оттого, что он упирается мне пяткой в глаз.
- Посмотри, какой он красивый! Самый красивый ребенок на свете.
На это Тодду нечего было возразить. К тому же обычно ему и самому нравилось, когда в их кровати спал Эрон, мягкий, теплый и сладко пахнущий детским мылом. Просыпаясь, он сразу же начинал радоваться жизни и требовал, чтобы родители щекотали его до тех пор, пока не начинал требовать, чтобы они перестали.
- Он правда красивый, - вынужден был признать Тодд.
- Очень. Он просто совершенство.
Тодд бросил на пол полотенце, влез в свободно скроенные трусы и улегся рядом с женой и спящим ребенком. Перед тем как выключить свет, Кэти перегнулась через Эрона, чтобы поцеловать мужа. Приподнявшись на локте, он успел увидеть в низком вырезе сорочки ее голую грудь. Даже после пяти лет брака она продолжала волновать Тодда.
- Спокойной ночи, - сказала Кэти.
- Спокойной ночи, - отозвался он.
Блуберри-Корт
Ронни не проявлял никакого энтузиазма.
- Ну хорошо, - поморщился он, - а если попробовать так: "Бывший заключенный, страдающий излишним весом и облысением. Грызет ногти, дымит как паровоз, любит детское порно и уютные, тихие вечера перед телевизором"?
- Это не смешно.
- А я и не шучу.
- Послушай, Ронни, у нас ничего не получится, если ты будешь к этому так относиться. Во всем надо стараться найти что-нибудь хорошее.
- Хорошее? Что ж ты сразу не сказала? Ну, давай попробуем… У меня нет работы, нет друзей, и меня все ненавидят. Вот, по-моему, вспомнил все хорошее.
- У тебя есть друзья, - возразила Мэй и тут же пожалела об этом.
- Да? Это кто же?
Она немного подумала.
- Ну… например, Эдди Колонна.
- Это было в десятом классе, мама. Если мы с Эдди встретимся сейчас, он, возможно, плюнет мне в лицо.
- Но у тебя же, наверное, были друзья в… в… - Мэй замолчала. Ей до сих пор с трудом давалось слово "тюрьма". - Ты же провел там три года.
- О да! - охотно согласился Ронни. - И там меня все просто обожали.
- Доктор Линтон хорошо к тебе относилась, - продолжала настаивать Мэй, не понимая, зачем она это делает. Ведь ясно, что в результате они оба только еще больше расстроятся.
- Ей платили за то, чтобы она хорошо ко мне относилась. Не думаю, что она продолжала бы со мной цацкаться, если бы штат перестал высылать ей чеки.
- А помнишь, она говорила, что ты очень умный?
- Ага, и еще - что я очень хитрый и что меня ни в коем случае нельзя подпускать близко к детям.
- Еще я знаю, что ты нравишься Берте. - Конечно, это не совсем соответствовало истине, но уступать Мэй не хотела. - Она недавно так мне и сказала.
- Ну ты меня утешила! Очень лестно иметь старую злобную пьянчужку в числе своих друзей.
- Берта моя лучшая подруга, и я не хочу, чтобы ты так о ней говорил!
- А знаешь, почему она так тебя любит, мама? - Мэй боялась, когда он смотрел на нее вот таким немигающим безжалостным взглядом, словно видел насквозь вплоть до самого темного, спрятанного на дне души. - Ты никогда об этом не задумывалась?
- Не надо. Пожалуйста, не надо, - жалобно попросила она.
Ронни шумно вздохнул и зарылся лицом в ладони. Потом он выпрямился и смиренно улыбнулся, видимо решив опять стать хорошим сыном.
- Прости, мама. Я понимаю, что ты хочешь помочь. Просто иногда от этого только хуже.
У Мэй не хватало духу винить его за отсутствие энтузиазма. Конечно, мальчику сейчас приходится нелегко. Даже родная сестра отказывается разговаривать с ним, а уж тем более подпускать к своим детям. Еще хуже то, что он никак не может устроиться на работу: даже разносчиком пиццы, даже сборщиком мусора. Во всех агентствах обязательно спрашивают о судимостях. Если скажешь правду - никто тебя не возьмет, а если соврешь - будут неприятности с полицией. А еще эти листовки с его фотографией, в которых написана гадкая ложь о том, что Ронни якобы виновен в исчезновении той бедной девочки пять лет назад. Ведь полиция - и один раз даже ФБР! - занималась этим и три раза вызывала его на допросы, и ничего. Если бы он был замешан, уж наверное, они бы арестовали его, так ведь?
- Вот взгляни, - Мэй раскрыла страницу объявлений в местной "Веллингтон реджистер", - здесь целых две колонки писем от одиноких женщин, которые хотят с кем-нибудь познакомиться, и всего несколько от мужчин. Шансы в твою пользу.
Ронни прикурил сигарету и посмотрел на нее так, словно она была каким-то нелепым существом с другой планеты. Он умел это, даже когда еще ходил в школу.
- Не смотри на меня так, - потребовала Мэй. - Почему бы одной из этих женщин и не согласиться встретиться с хорошим человеком?
- Я не хороший человек. Я - подонок.
- Ты совершил скверный поступок, - признала Мэй, - но это еще не значит, что ты плохой человек.
- У меня психосексуальное нарушение, мама.
- Тебе уже лучше, - возразила Мэй. - Иначе они бы тебя не выпустили.
- Они меня выпустили, потому что кончился срок.
Ронни зажег новую сигарету и затянулся, жадно, как ребенок, сосущий лимонад через соломинку. Мэй вдруг испугалась, чувствуя, что, кажется, приближается очередной приступ астмы. Ингалятор остался в спальне наверху, на тумбочке, рядом со стаканом для протезов. Надо было захватить его с собой.
- Если ты найдешь себе подружку… - Она замолчала, чтобы с трудом перевести дыхание. - …примерно своего возраста, у тебя, может, больше не будет плохих позывов.
- Я не хочу подружку своего возраста, - возразил Ронни. - В том-то и беда.
- Вот послушай. - Мэй выбрала первое попавшееся объявление. Даже надев очки, она с трудом разбирала мелкий шрифт. - "Разведенная белая женщина, тридцати трех лет. Красивые зеленые глаза. Добрая. Мечтает о дружбе или чем-то большем с некурящим мужчиной…" Тьфу, бог с ней. А как тебе вот это: "Сорок с небольшим лет, привлекательная, с пышными формами. Любит латиноамериканские танцы, фильм "Все любят кролика Реймонда" и длинные, спокойные воскресные дни"?
- "С пышными формами", - усмехнулся Ронни, - означает, что в ней центнера полтора весу. В тюрьме она бы имела успех среди черных.
- Ну и что, что полтора центнера? Может, она очень хороший человек? Может, она будет благодарна мужчине, который даст ей шанс и не станет попрекать лишним весом? И согласится закрыть глаза и на некоторые его недостатки.
Ронни глубоко затянулся и двумя аккуратными струйками выпустил дым через нос. Точно так же когда-то делал его отец. Иногда Мэй думала, что, если бы Пит был добрее и ответственнее, жизнь его сына, наверное, сложилась бы по-другому. Может, остальные мальчики меньше дразнили бы его или он умел бы защитить себя. Но ее бывший муж врал, изменял ей, пил, а когда напивался, становился злым и жестоко унижал всех, кто попадался под руку, и маленький Ронни являлся его любимой мишенью. Когда в конце концов он их бросил, Мэй казалось, что ее жизнь кончена, но сейчас-то она понимала, что это было только к лучшему.