И когда размышляешь над этим, поневоле ощущаешь живительную силу этого слова, которое превратило физическое поражение при Ватерлоо в своего рода моральную победу. В тот день бедная Франция потеряла своих лучших сынов, но ее словарь, уже такой обильный, обогатился двумя слогами. А ведь намного труднее произвести на свет слово, чем ребенка.
Каждый раз, когда я проезжаю через площадь Камбронна, мне приятно вспомнить этого храброго генерала, который сумел так благородно ответить англичанам и выразить одним словом то, что весь мир думает об этих островитянах.
Сказав это, вернемся к эпической сцене, которая происходит в моей конторе под председательством гадкого господина Берю и его альтер его светлейшего Пино 1-го короля бычков.
Баден, потребитель напитков с малыми оборотами, успешно крутанулся и только что передал мне по треплофону сведения о Кайюке.
Сложив руки на бюваре, я начинаю:
— Вас зовут Серж Кайюк, родились в Копенгагене в семье русских эмигрантов. В возрасте шести лет вы приехали во Францию и по достижении совершеннолетия большинством голосов избрали французскую национальность — Точно, — отбривает обвиняемый.
Берюрье, который имеет на него зуб, причем превосходный, считает своим долгом, в соответствии с контрактом, издать рев носорога. Я сражаю его смертоносным взглядом.
— В течение нескольких лет вы были генеральным представителем лаборатории фармацевтических изделий. Затем, вернувшись после стажировки в Соединенных Штатах, где были за счет фирмы, вы ее покинули?
— Точно, — подтверждает Кайюк.
— С этого времени источник ваших средств к существованию очень загадочен.
— Я живу на свою ренту.
— Это надо еще проверить… Вернемся к тому, что нас интересует.
Два года назад вы связались с танцовщицей немецкой национальности из ночного бара. Ее звали Грета Конрад. Эта девушка оставила свою работу через три дня после знакомства с вами. Впоследствии она была в той или иной степени замешана в серии покушений против американских сил, расположенных в Европе…
Так как он молчит, я шепчу:
— Точно?
— Точно! — отвечает Кайюк, взглядом бросая мне вызов.
— В начале этой недели Грета Конрад была взята под наблюдение нашими службами. Я лично следил за ней в поезде Париж — Ренн, в котором ехали и вы, предварительно изменив внешность. Верно?
— Нет!
— Вы отрицаете?
— Я отрицаю.
— Это значит, что вы отказываетесь говорить об этом вообще?
— Мсье Ля Палис не смог бы подвести итог более ясно!
— О'кей! Итак, я продолжаю. Вы загримировались. Следили за девушкой. В поездке принимал участие еще один сообщник. Третий следовал за рулем “Мерседеса”… Я уж не знаю, что вы там наболтали Грете. Но она вышла как будто в туалет, а ваш сообщник выбросил ее на рельсы. Тогда вы поспешили в мое купе, чтобы дернуть стоп-кран. Поезд остановился. Пока я ходил искать труп Греты, вы вместе с сообщником перебрались через насыпь, чтобы сесть в “Мерседес”, который вас ждал.
Почему вы уничтожили Грету Конрад? Но это загадка второстепенной важности. Другая интересует меня больше, и именно на ней мы остановимся.
— Как хорошо у тебя подвешен язык! — скалит зубы Берю. — Я же…
— Ты же свой прикуси! — выкрикиваю я. Он замыкается в своей обиде.
— Вчера вечером было совершено новое покушение на посольство США на авеню Габриель. Мы убеждены, что ответственность за это преступление несет ваша банда. Так, уважаемый, я говорю вам без обиняков, хотите вы того или не хотите, вы все равно выложите мне все, ясно?
— Не дождетесь, — утверждает Кайюк.
— Я испытываю отвращение к применению крайних мер, но, согласитесь, в данном случае я не имею права колебаться.
— Ты позволишь? — спрашивает Берю, поднимаясь. Он приближается к обвиняемому и начинает снимать куртку.