Американцы, он ж как дети, заржал Элим. Объясняю ему: "Хранятся документы у одного интересного человека". – "А что в тех документах?" – спрашивает. Отвечаю: "Собственноручные записки одного неграмотного русского солдата, двадцать пять лет верой и правдой служившего русскому императору. И личные записки одной темной бабки, прислуживавшей святому старцу Федору Козьмичу". Американец еще больше возбудился: "Купить, купить!" У них же там в Америке все продается и покупается, на всякий случай пояснил Семину Элим. Кажется, присматривался: с кем придется работать? "Ну я и намекнул американцу: купить это не проблема, купить можно, только цена велика!" – "А как велика?" – "Триста тысяч. Зелеными". – "Так много?" – "А по товару. Как юрист говорю. Издашь под своим именем книгу про святого русского старца, весь миллион вернешь". – Американец страшно заинтересовался: "Как это под своим именем?" – Объясняю: "Мы тебе документы продадим в полную собственность. Вот и поразишь Америку. У вас ведь любят удивляться".
До умного янки дошло.
"Вот тебе семь тысяч долларов, – разволновался. – Наличными. Кэш. Как бы на текущие расходы. Это чтобы ты держал цену, не позволял ее завышать владельцу документов".
"Да не станет завышать, – говорю. – Человек богобоязненный".
"Тогда вот тебе еще две тысячи на личные расходы, – совсем разволновался умный янки. – Я завтра улетать в Москву. Вернуться в Томск через месяц. Будут документы, сразу расплачусь. И покажу экспертам".
"Об экспертах и не думай, – объяснил Элим. – У нас в Томске есть серьезные люди. Отдашь наличными, никаких экспертов не надо".
И заторопился к известному томскому писателю Александру Рубану. Дескать, как ты? Деньгами интересуешься?
"Ага. Даже небольшими", – ответил писатель.
Элим бросил на стол триста баксов: "Книгу сочинишь?"
"За триста баксов?"
"Ну, почему? – понимающе ухмыльнулся Элим. – За пятьсот".
"За пятьсот? – побледнел писатель. – О чем книга?"
"О святом старце Федоре Козьмиче. О бывшем императоре Александре I".
"А есть исторические документы?"
"Да навалом", – сказал юрист и выложил на стол еще сто баксов.
"Ну, точно, – сразу вспомнил писатель. – Даже у меня есть кое-какие документы. И старых теток поспрашиваю". – И уточнил: "Книгу писать художественную или документальную?"
"А что круче?"
"Конечно, документальная. Когда все строится только на голых фактах".
"Тогда такую".
"А кто будет издавать?"
"Америка".
"Тогда ладно, – облегченно вздохнул писатель. – Только у меня компьютер украли".
Ну, дал я писателю еще две тысячи, объяснил Элим Семину. Рублями дал. Дескать, купи что-нибудь простенькое. А писатель вместо магазина пошел к гадалке выяснять, где может находиться украденный у него компьютер. Точного ответа не получил, но взяла гадалка за работу полторы тысячи, а остатки денег писатель пропил. Сел вечером за старенький "Ремингтон" – для стиля, вставил лист ломкой бумаги. И ровно через месяц, захохотал Этим, принес он мне толстую лохматую рукопись. "Вот, – говорит, – совершенно документальная вещь. Голые факты, аж сердце жжет".
Начал читать, точно. Патриотическая, сильная книга. Такую под собственным именем издать не стыдно. Сразу понял, что американец станет знаменитым. Будет загребать с документального повествования миллионы, пока не найдется какой-нибудь ученый, который схватит его за нечистую американскую лапу.
Шлю телеграмму, хохотнул Элим. Прилетает янки. Всю ночь читали с ним рукопись и плакали. Я из патриотизма, а он из предвкушения. Потом спрашивает: "А где сейчас есть тело святого старца?" – Хотел ответить: "Да вместе с документами у известного писателя Рубана". Но спохватился: "На свалке". – "Как так?" – "А после революции город быстро рос. Захоронение старца оказалось почти в центре. Ну, сам понимаешь, негигиенично. Экскаватор случайно вывернул лиственничные гробы, ну прораб и приказал выбросить все это".
Рассказывая, Элим не спускал глаз с Семина. Улыбка на губах Семина его не обманывала. Он видел, что Семин думает о своем, это показалось юристу опасным. Он вдруг нагло зарокотал, вспоминая текст:
"…И стала расти молва, что настоящий император жив, но скрывается, а в столицу в гробу везут чужое тело". Вот какими сильными словами описал историю старца известный писатель Рубан. "…Любопытно, что молва и слухи шли как бы впереди погребального шествия. Еще гроб не успел прибыть в Москву, а столица была полна всевозможными толками. Одних все это пугало, они трусили и уезжали из Москвы. Другие без причин начинали дерзить околоточным. Прибытие гроба 3 февраля вызвало огромное стечение народа, но власти ждали беспорядков и сумели принять меры: в 9 часов вечера кремлевские ворота запирались, у каждого входа стояли пушки, держались наготове военные части, по городу всю ночь ходили патрули. Боялись, что народ потребует вскрытия гроба, чтобы увериться в смерти государевой".
По утверждению Элима, умный янки не раз сильно менялся в лице, слушая рукопись. Ведь по версиям, высказанным известным писателем Рубаном, слухи о смерти императора решительно противоречили друг другу. По одним слухам великого государя убили и изрезали на части, так что нельзя было узнать его, по другим – напоили такими крепкими напитками, что он захворал и умер. "…все тело императора так почернело, что никак и показывать людям не годилось. Спрятали его в гроб свинцовый в восемьдесят пуд. А по другим слухам выходило, что великий государь Александр Павлович весь насквозь проколот кинжалами, и разрублена на части вся голова, ради сего показать такое тело народу тоже не представляется возможным". А лично от себя писатель добавил еще такую версию, что, мол, великого государя могли даже продать в иностранную неволю или, может, сам вдруг куда уехал на легкой шлюпке. "Рассказывали, что будто бы во время проезда через Москву государева тела был в Москве из некоторого сибирского села дьячок, чуть ли не из Благушина, он смотрел на тело. По возвращении в Благушино спросили дьячка: "Что, видел ли государя?" А дьячок ответил: "Какого государя? Это чёрта привезли в гробу, а не государя". Ну, ударили дьячка в ухо, чтоб непотребное не говорил, и отправили обратно в Москву. С ним заодно отправили и попа, и диакона – одна команда. Попа потом от службы отрешили, а дьячка и диакона спрятали навсегда…"
Еще писатель Рубан указывал, что "…когда государь был в Таганроге, пришли к его палате несколько солдат и спросили: "Что государь делает?" Им ответили, что государь пишет. Ну, пошли прочь. На другую снова пришли: "Что государь делает?" Им ответили: "Государь спит". Пришли и на третью ночь: "Что государь делает?" Им ответили: "Ходит по покоям". Тогда один солдат взошел в покои и смело сказал: "Государь, вас сегодня изрубить приготовились". Государь посмотрел на солдата: "Верный мне?" – "Всегда!" – "За меня хочешь быть изрубленным?" – "Не хочу". – "А если похоронят тебя, как меня, то есть как истинного государя, и весь твой род наперед будет награжден?". На такое верный солдат согласился и надел новый царский мундир. А государя на крепкой веревке тайно опустили в окно. Так он ушел живым в сторону Сибири".
Кстати, деликатно указывал писатель, фамилия смелого солдата была Рубан. Хорошая простая старинная солдатская фамилия. Приходился тот солдат писателю прямым прадедом. "А когда Александр Павлович был в Таганроге, там строился дворец для Елизаветы Алексеевны. Приехал государь в оный с заднего крыльца. Стоявший там часовой сказал государю тихо: "Не извольте входить на оное крыльцо, вас там убьют из пистоли". Государь подумал и сказал тоже негромко: "Спасибо, солдат, вижу, верен мне. Хочешь ли за меня умереть? Ты будешь похоронен, как меня должно похоронить, и весь твой род наперед будет вознагражден". Услышав такое, солдат согласился. Тогда государь надел его мундир и стал на часы. А названный солдат надел новый царский мундир, новую шинель и треугольную шляпу. Как взошел в первые комнаты, вдруг выпалил по нему из пистоли некий крутой барин. Правда, не попал, а сам упал в обморок. Солдат повернулся назад идти, но другой крутой барин тоже выпалил по нему и на этот раз прострелил насквозь. Подхватили солдата и понесли в палаты, а всем объявили, что государь весьма занемог". Ну, понятно, что указанного солдата звали Рубан.
Еще в рукописи приводилось мудрое письмо некоего барабанщика Евдокима Рассохина, из императорской музыкальной команды. Летом 1826 года, перед самой коронацией императора Николая I, Рассохин сообщил одному другу: "…коронации у нас еще не было, а будет только в июле или сентябре месяце. О последовавшей же кончине государя Александра Павловича ходит по Москве много темного. Например, по выезде из Петербурга было знамение на небе. А потом стало затмение Солнца, даже свечи днем подали. Говорят, стоял в то время на часах некий русский лейб-сержант Рубан не молодых уже лет, вот он по секрету и открыл государю, что, не доезжая Таганрога, мост на реке будет подпилен и случится там государю кончина жизни. Так прямо и сказал: "Государь, не езди, приготовлена тебе на мосту смерть". А государь на это ответил: "Я надеюсь на Бога, мой Рубан, это пустяки". И дал лейб-сержанту рубль серебром…"