Сценарий посещения этой палаты каждый раз был один и тот же.
Борисков всегда приходит туда в самом конце обхода – в два-полтретьего, садится на стул рядом с кроватью. Они сначала разговаривают так: она, отвернувшись к стене, он рядом. Поначалу тема самая отвлеченная, типа погоды в Западной Сибири, потом она, наконец, поворачивается, дальше разговаривают, уже глядя друг на друга. Потом она встает, и они вместе пьют чай, смотрят передачу по телевизору, обсуждают эту передачу, последние новости, жизнь детей, потом Борисков ее осматривает, меряет давление, обсуждается лечение, тут же приходит медсестра, ставится капельница, и они мирно дружески расстаются. На следующий день все повторяется снова. Кстати, психиатр записал в историю болезни, что она "не нуждается в госпитализации в психиатрический стационар", прописал антидепрессанты, которые пациента пить категорически отказалась.
В восьмой палате всегда было очень жарко. Борисков вышел весь в поту. Мимо него продефилировал инженер Халиков как обычно с лицом вытянутым и печальным, как у Пьеро. Уже года два он постоянно пребывал не в лучшем расположении духа с тех пор, как от него сбежала жена. Причем жена сбежала не столько от него, сколько от его мамаши к себе на родину к родственникам – в Северную Осетию, – захватив туда и ребенка. Там ее было уже не достать. Переговоры о разводе велись дистанционно. Борисков удивился, поскольку он ее как-то видел, и она ему очень понравилась: еще подумал тогда: "Вот повезло же человеку – удачно женился на старости-то лет…" Не исключено, что всему виною была мамаша, которая жила вместе с ними и выдержать которую никакая невестка не смогла бы. Кстати от такого смешения кровей ребенок получился просто замечательный. Прошлым летом ее прислали в гости к нему на месяц. Девочка была совершенно дикая, по-русски уже говорила плохо. Халиков приводил ее на осмотр к педиатру, пытался найти свидетельства, что с ней в той семье плохо обращаются. У девочки нашли только вшей, а во всем остальном ребенок был очень здоровый.
Надо сказать, что он очень любил свою жену. Когда она забеременела, он как образцовый муж очень переживал эту беременность, каждый вечер гулял с ней под ручку, посещал специальные занятия для беременных и молодых отцов (кажется, он вообще один там и ходил из будущих папаш). А когда подошло время, отправился смотреть на роды своего ребенка. Очень было интересно, ведь когда еще в жизни такое увидишь! Выпил, конечно, для храбрости.
В нем присутствовал дух естествоиспытателя. Например, его очень интересовало, как совокупляются слоны и космонавты (говорят, такой эксперимент будто бы проводили). Рассказывали, что у одной космонавтки однажды не сработал встроенный в скафандр туалет
(изначально он был приспособлен только для мужской физиологии), отчего фекалии просочились у нее через воротник и какое-то время летали в невесомости по всей кабине. Руководитель полета, глядя на экран монитора, ругался: "Что там за дрянь болтается перед объективом?"
Борисков посмотрел на часы: было уже без пяти четыре. Прием в поликлинике начинался ровно с четырех. Тут же ему оттуда позвонили на мобильный: можно ли записать дополнительно? Как всегда ответил, что можно, но тут же об этом и пожалел. Пережить бы как-то сегодняшний прием. Спросил: а на сколько записан последний?..
Сказали, что на семь. "О, Боже!" Борисков явственно ощутил перебои и отрыжку. Из пищевода вышли пузыри. Напьешься чаю перед приемом, а потом урчишь. Неудобно перед больными.
Первым был мужчина с жалобами на кашель и одышку. Он прямо в кабинете зашелся в кашле. У него было серое морщинистое лицо длительно курящего человека. В период волнения он делал мелкие движения пальцами, доставал серебряную зажигалку "зиппо", беспрестанно ею щелкал, то открывая, то закрывая крышку. Такие дорогие зажигалки обычно говорят о том, что ее владелец – стабильный курильщик и бросать курить вовсе не собирается, и лучше уж умрет от рака легких, чем бросит. И действительно, оказалось, курит по две пачки сигарет в день чуть ли не с пятнадцати лет. Диагноз ясен.
Далее все напоминало толчею воды в ступе, поскольку тут требовалось бросать курить. У мужчины на все был один железный аргумент: "Но ведь раньше этого не было!" Борисков не стал вступать в долгие дискуссию и сделал необходимые назначения.
– Ну, конечно, и здоровый образ жизни! – все-таки закончил он.
Мужчина ушел от него в некотором раздражении и наверняка тут же, выйдя на улицу, и закурил.
Надо сказать, что сложнее всего бороться с самим собой по таким вот, казалось бы, мелочам. Попробуй-ка, брось курить! А ведь все знают, что это очень вредно и от курения возникает обструктивный бронхит и рак. И все равно не хватает воли или желания. А попробуйте-ка меньше есть, снизьте вес или хотя бы начните делать утреннюю зарядку… Бороться с собой – дело невероятно сложное.
Очень легко критиковать других. Кстати, Жизляй вообще считал, что лечить курильщиков от бронхита вообще бессмысленно и не нужно. И в чем-то он был прав. Жизляй не курил сам и другим мешал этим делом наслаждаться. Когда клинические ординаторы (из них было двое курильщиков) отправлялись курить, он кричал им вслед:
– ХОБЛ получите! – и не раз говорил: – Представьте себе такой сложный и нежный биологический механизм, каким является человек, а в него литрами заливают водку, и еще вдыхают ядовитый табачный дым.
Попади этот дым вам в глаза, тут же возникают рези и слезы. А легкие все это терпят. Люди по неизвестным причинам всячески сокращают себе жизнь – скорее всего от скуки. Курение ведь по сути своей бессмысленно. Понятно, не все болеют, но если ты имеешь дефектно заложенные гены, склонность к ряду заболеваний, то не надо их специально-то провоцировать. Как-то один пациент задал мне интересный вопрос: "А зачем вообще жить, если не курить, не пить и с женщинами не спать?" С женщинами-то тебе кто запрещает спать? Спи хоть со всеми! Если дадут. Кстати, за этим тут же идут рассказы о неких мифических стариках в горах, которые курили и пили и дожили до ста пятидесяти лет, и которых никто никогда не видел. Вопрос "Зачем жить, если…?" такой же глупый, как и традиционно женский: "Почему ты меня не любишь?" – ведь более глупого вопроса и придумать нельзя.
Никогда человек не сможет сказать, почему он тебя не любит, а другую, напротив, – любит. И таких самоубийц все больше и больше. У нас в стране по статистике больше всего сумасшедших. По каким-то причинам Россия стремительно и неуклонно сходит с ума.
Еще у него в заначке была довольно примечательная история о вреде курения. Его армейский товарищ Костя Молвинский, отъявленный курильщик, как-то закурил на боевом посту, и снайпер влепил ему пулю
– как говориться, "на огонек" – прямо в лоб.
Следующим пациентом на приеме была очень красивая женщина лет тридцати, крашеная блондинка. Она считала, что у нее аллергия на силиконовые трансплантаты груди. Оказалось, что когда ей произвели введение силиконовых трансплантатов, то через какое-то время после операции груди у нее стали действительно большие и красивые, но почему-то разные. А еще через некоторое время они по каким-то причинам окаменели. Началась долгая эпопея по восстановлению размеров и упругости. Груди уже потеряли для нее значение как привлекательная сексуальная принадлежность. Они были как каменные.
Борисков удивился этой истории и спросил: "Вы меня извините, а можно потрогать?" – Борискову любезно разрешили потрогать – в общем-то, за тем и пришли. И действительно груди были очень твердые. Целью обращения к врачу явился вопрос: почему у всех не твердеют, а у нее
– затвердели. И почему трансплантаты одинаковые, а размер получился разный.
– А почему вы к нам-то обратились? – спросил несколько удивленный
Борисков.
– У меня подруга здесь лечилась, и ей помогли! – прозвучал железный аргумент.
Что делать, стали думать, Борисков позвонил пластическим хирургам, чтобы они сказали свое мнение.
Тут позвонили из регистратуры:
– Тут одна бабушка заявляет, что у них на площадке "поселился квартирант, который открыл производство на дому – вырабатывает наркотики". Чего с этим делать?
– А я-то тут при чем? Пусть в милицию звонит! – ответил изумленный
Борисков.
– Она еще говорит, что милиция вся купленная, а он из-за стены ее чем-то облучает и поэтому она хочет на осмотр к врачу.
Действительно, к Борискову всяких посылали, поскольку он был терапевт, да еще и с диагностического отделения. Говорили: "Идите к
Борискову, и он уже разберется, что делать дальше".
За этой пожилой и, в общем-то, глубоко несчастной женщиной пришла другая бабка. По закону парных случаев. Бабка эта была бодрая, злая и всем недовольная. Она ребенком пережила войну на оккупированной территории и поэтому очень не любила блокадников за их льготы, утверждая, что блокадников хоть как-то, но кормили, их же в оккупации не кормили вообще. И она всегда при малейшей возможности в какой-нибудь очереди с этими блокадниками по этому поводу переругивалась. Ей вообще все не нравилось в этой жизни – ни в прошлой, ни в теперешней, но в то же самое время она обладала одной абсолютной ценностью – хорошей трехкомнатной квартирой в
"сталинском" доме, которую внезапно обрела уже на закате своих лет как единственная наследница своей родной тетки, умершей в возрасте девяносто лет в совершенно здравом уме. Ее единственные молодые родственники – племянник с женой по мужу (то есть, сын сестры мужа)