Да что моя молитва может! - вздохнула Шурочка. - Вы же знаете, какая я…
- Ты молись, а Богу с высоты виднее, кому что дать, и по какой молитве. Ты молись так, как можешь. Изо всех сил. Всем своим духом. Что в человеке есть - это дух его, потом уж плоть. И хорошо, когда Божий дух в человеке. Божий дух - он даёт молитву человеку. И любовь. Бог есть любовь. Слышала? Если дух Божий - то и поступает человек по-Божески. А если не Божий - то сама знаешь, как бывает.
Шурочка услышала что-то важное в словах Натальи Леонидовны. Она стала повторять слова последней фразы, боясь, что смысл сказанного упорхнёт от неё.
"Дух… Сначала дух, потом - плоть. Так. Какой дух, такая и плоть. И не только плоть. Какой дух - такие поступки. Значит, получается, какой дух - такая и любовь. Боже мой! Какой дух, такая и любовь! И Бог есть любовь. Та, самая чистая… Бог. Бог".
Шурочку аж подкинуло с дивана.
"Что? Что? Какой дух - такая и любовь? Боже мой! А я мучилась всю жизнь и никак понять не могла - любовь, или не любовь. Какой дух - такая и любовь! Какой был во мне дух - такая была и любовь! И мать… и "Зелёная пятница"…. и Вадик, и бордель… и Юра… Боже мой! Какой дух - такая и любовь. И если увидеть эту любовь - станет понятно, что это был за дух. Господи, помилуй меня!"
"Какой дух - такая и любовь, - повторяла про себя Шурочка. - Так, так, правда. Правда! Господи! Пусть будет во мне Твой Дух, Господи. И у Юрки. Всели в него Божий Дух, Господи! И в меня… В меня тоже. Помоги нам, Господи. Помоги. И ты, Матерь Божия… помоги нам. Помоги нам, грешным".
Глава 39
Сутки, до вторника, Шурочка периодически задавала себе один и тот же вопрос: "Хочется, или нет?"
Не хотелось. Не хотелось! Не хотелось даже курить. Шурочка забыла про курево! Забыла про сигареты.
Во вторник Шурочка поехала в храм сама. Но Маша уже ждала её там.
- С тобой пойду, - сказала она. Батюшка уже улыбался им навстречу.
- Как?
- Хорошо, - ответила Шурочка.
- Совсем хорошо? Желание уколоться осталось? Только честно, полностью честно!
- Нет. Не хочу. Сама себе не верю, но не хочу….
- Слава Богу. Слава Богу… Как отмычкою - отомкнуло душу твою. И что же ты теперь хочешь?
- Хочу в пустыню, как Мария Египетская.
Батюшка улыбнулся.
- Ну, милая моя, значит, всё правильно. Все нормальные люди, как в первый раз это Житие прочитают, так в пустыню хотят. Всё правильно.
И батюшка погладил Шурочку по голове. От этого неожиданного движения у Шурочки на глаза навернулись слёзы.
- Батюшка, она живёт одна. Мать живёт с отчимом, и не знает ничего. В институте у неё "академ", - это уже вступила в разговор Маша.
- Знаю, я знаю, куда ты клонишь, - сказал батюшка Маше. - Я уже думаю!
- Я в институт не вернусь, - Шурочка высказала то, что вызревало в ней всё это время. Если в пустыню нельзя, то я хочу, как Машка… помогать хочу…
- Ишь, какая прыткая… Помогать… Окрепнуть надо. Во всех смыслах. В первую очередь - в вере. Институт - не помеха. Маша вон - в институте. А вот ты не боишься, что тебя через месяц назад потянет? Свобода поманит, и снова кайфа бесплатного захочется? Душу захочется дьяволу продать?
Батюшка говорил резко, и Шурочка сжалась от его слов. "И правда, как это я осмелилась… неделю назад ещё в ломке корчилась. Чудо со мной произошло. Чудо. Мне кажется, что уже годы с того времени прошли. Прости, Господи…"
- Ладно, - сжалился над ней батюшка. - Возвращайся домой. В субботу - к вечерне и на исповедь. В воскресенье - на литургию. В четверг - на школу приходи, где такие, как ты, собираются. Книги читай. А я Матушке Анастасии позвоню. Есть тут под Москвой один монастырь женский. Туда тебя определим, если Бог даст. Побудешь послушницей. Будет тебе там и укрепление в вере, и помощь, и пустыня. Согласна?
- Да, - сердце Шурочки стучало. Её казалось, что всем слышно, как оно стучит. - Можно мне к Юре съездить? В тюрьму? Может, получится на свидание попасть?
Батюшка задумался и сказал:
- Юре ты пиши, с матерью передавай письма, и так, по почте. Но ездить - не благословляю пока. Окрепнешь - поедешь. Всё, идите с Богом.
- Маша, а что, это все священники так с нами возятся? С наркоманами? - Спросила Шурочка, когда они с Машей спустились по лестнице храма.
- Да нет, что ты. В Москве таких батюшек можно по пальцам пересчитать. А центр такой, можно сказать, и вообще один.
- Как один? А нас-то - много как. И никто ничего не знает, никто и представить себе не может, что можно помогать… так. И что действительно - вырваться можно. Почему, Маша?
Какое-то время они шли молча.
- Маша, почему?
Я думаю, как тебе ответить. Ты ведь поняла, кто помогает? Бог! А Богу кто сопротивляется? Вся темная сила стоит против Бога. Тот, кто наркотики распространяет. Ищи, кому выгодно, чтобы центров таких не было? Кто бизнесом на нашей смерти занимается и огромные деньги на этом зарабатывает. Вот тебе и ответ. Наркодельцов много, а центров таких - мало. И ещё… Я уж не знаю, как это сказать… Я сама об этом думала столько раз…
- Скажи!
- Ну, вот помогло тебе… потому что Бог помог. Потому что - всё честно. Все, кто тебе помогал… Как помогали? Во Славу…
- Во Славу Божию!
- Да! Честно, и во Славу Божию. Может, хотел бы кто-то тоже помогать. Но в сердце у него корысть… или жажда прославиться… или гордость - мол, это я помогаю! Многие пытаются помогать, но не тем духом помогают. Не тем духом! И не даёт им Бог открыть такой центр. Поняла? И люди у них не выздоравливают, а снова начинают.
Не заливается чистая вода в грязный кувшин. А вычистить кувшин - можно только во Славу Божию.
Глава 40
Целый пакет книг привезла Шурочке Маша. И Шурочка вернулась домой, в свою квартиру. Войдя, она перекрестилась на икону Федоровской Божьей Матери.
- Прости меня. Прости меня, матушка, - сказала Шурочка.
Что-то заставило её склониться и встать на колени. И долго, долго так она стояла, уже и не говоря ничего. Такое было чувство, будто вернулась она домой, после долгого, изнурительного странствия. Вернулась и припала к материнской щеке.
Через некоторое время Шурочка встала, прошлась по комнате, вышла на кухню.
"Грязно-то как у меня" - подумала она.
И Шурочка взяла ведро и тряпку. Потом подумала, и нашла свою старую футболку, из неё получились прекрасные тряпки для стёкол. Шурочка раскрывала окна, одно, потом другое, и мыла их с удовольствием и даже с радостью. Затем она вымыла полы.
На душе было светло и спокойно.
Как светло и спокойно было на душе!
Пора было написать Юре письмо. Надо было как-то описать ему всё то, что с нею произошло.
Но нет, ещё одно дело надо было сделать. Шурочка открыла нижний ящик комода. Шесть тысяч по-прежнему лежали там, под газетами. Шурочка привычно, как-то автоматически прикинула, сколько можно было купить… Сколько граммов можно было купить…
И снова она посмотрела внутрь себя. Туда, туда, в самое сокровенное и скрытое место…
Ей не хотелось! Не хотелось!
И Шурочка закрыла нижний ящик комода. Она снова опустилась на колени. "Спасибо, Господи! - сказала про себя Шурочка. - Спасибо, Господи. И тебе, Матерь Божия, спасибо. Спасибо, Мария Египетская…"
Только к вечеру она закончила письмо к Юре. Ей приходилось прерываться, ходить по комнате, вычёркивать из письма какие-то куски и всё начинать сначала.
"Ты осилишь, Юрка, - написала Шурочка в конце письма. - Ты осилишь, и у тебя получится так же, как у меня, и даже лучше. И мы сможем жить. Мы сможем жить вместе, без всякой дури. Я верю. Я верю. Я верю".
Письмо получилось большим, толстым. По почте не стоило отправлять такое.
"Отнесу завтра Наталье Леонидовне", - подумала Шурочка и приступила к пакету с книгами.
Неделя пролетела незаметно. Шурочка сделала всё, как сказал батюшка. Снова была в храме и спокойно выстояла длинную вечернюю службу, и воскресную литургию. И на школу сходила. И слушала другого, молодого священника. Не слушала - впитывала, как губка, всё, что говорилось.
А в среду, на следующей неделе, ей позвонила Маша.
- Приходи в храм. Батюшка договорился.
Батюшка действительно договорился, и можно было ехать. Сначала - месяца на три.
Батюшка смотрел на Шурочку из-под очков. Казалось, что он смотрит туда, прямо в Шурочкино будущее.
- Подойди, благословлю тебя. Да смотри, веди себя там, как тебе скажут. Во всём подчиняйся матушке Анастасии. Работай, не ленись. За послушание работай. Во Славу Божию. А работы там разные. И по хозяйству, и шитьё, и иконописные мастерские есть. Пристроишься. На службы будешь ходить, книги читать. Если что будет невтерпёж - звони мне. Но сама из монастыря не уезжай. Как едешь - по благословению, так и покинуть его должна - по благословению. Поняла?
- Поняла.
- Не страшно?
- Нет.
- Ну, тогда с Богом. Мария тебя довезёт. Можно завтра. Вещей много не бери. Только самое необходимое.
- Три хлеба… Как Мария Египетская… - вдруг сказала Шурочка, сама того не ожидая. Вырвалось.
- Да, - серьёзно повторил батюшка. - Три хлеба.
Кем был для Шурочки этот невысокий седой человек?
Батюшка. А ведь Шурочка совершенно не знала отца. И ласки отцовской не знала, не видела. И мечтать о ней не смела.
"Батюшка. Батюшка. Отец. Как это Маша говорила - духовный отец. Да, так и есть. Отец это мой. Единственный на свете - мой духовный отец".
- До свидания, батюшка, - сказала Шурочка.