Разумеется, адвокаты Михаила Ходорковского были заинтересованы в затягивании процесса рассмотрения кассационной жалобы. Они много раз говорили, что заседание в Мосгорсуде по делу Ходорковского назначено слишком поспешно и защите не хватает времени подготовиться к процессу. Адвокаты говорили, что поспешность эта политическая и смысл ее в том, чтобы Михаил Ходорковский не успел зарегистрироваться кандидатом в депутаты по Университетскому округу Москвы. Заявление Ходорковского с просьбой зарегистрировать его кандидатом лежало у начальника тюрьмы и не отправлено было в избирком. Если бы процесс начался 14 сентября и закончился в несколько дней, и обвинительный приговор вступил бы в законную силу, заявление могло не быть отправлено вовсе, и Ходорковский не успел бы не только избраться в Думу, но даже и провести избирательную кампанию, хоть сколько-нибудь побыть политиком, хоть что-то сказать.
В 11.00 в зале суда были уже журналисты, родственники осужденных, прокурор Дмитрий Шохин, гражданские истцы (то есть представители налоговой инспекции) и десять человек конвоя. В стеклянной клетке были осужденные Михаил Ходорковский и Платон Лебедев. Но адвокатов Ходорковского и Лебедева не было никого, ни одного человека. Целый ряд стульев, предназначенных для адвокатов, стоял пустой. Платон Лебедев из-за стекла махнул начальнику конвоя, окружавшего клетку, и сказал что-то про свободу.
- Что? - переспросил конвоир.
- Свободных мест много, садитесь, - повторил Платон Лебедев.
Он очень плохо выглядел. За три месяца, прошедшие со времени вынесения приговора, он заметно осунулся и похудел, лицо у него было бледным, под глазами были глубокие тени. Войдя в клетку, Платон Лебедев сразу сел на скамейку, тогда как Михаил Ходорковский остался стоять. Впрочем, Платон Лебедев растягивал пальцами углы рта, как бы призывая всех пришедших улыбаться.
В 11.20 адвокатов все еще не было. В 11.30 журналисты, нарушая запрет на пользование мобильными телефонами в зале суда, выяснили, что 12 сентября Генрих Падва госпитализирован по поводу обострения некоего хронического заболевания.
В 11.40 судебное заседание все же началось. Председательствующий судья Вячеслав Тарасов сказал: - Приносим извинения за задержку. Связана она с неявкой адвокатов. Причины пока выясняются. Защита, как и прокурор, значит, э-э-э… извещены в законном порядке.
Судья обратился к Платону Лебедеву и спросил, действительно ли тот не желает участвовать в процессе.
Лебедев тяжело поднялся, приблизился к микрофону и отвечал: - Я выражаю категорический протест против моей незаконной и насильственной доставки в суд. Я требую удалить меня из зала суда, поскольку еще в июне отказался участвовать в этом процессе…
- По какой причине? - переспросил судья.
- Дайте мне закончить. Я велел адвокатам обжаловать приговор и запретил адвокатам участвовать в процессе.
- По какой причине?
- Я запретил.
Тут, кажется, судье стало ясно, что Платона Лебедева не собьешь с выбранной им тактики, и судья распорядился, чтобы подсудимого увели. Пришла очередь осужденному Ходорковскому отвечать на вопрос судьи.
- Известно ли вам что-нибудь о неявке адвокатов?
- Ваша честь, - Ходорковский был подчеркнуто вежлив, - я сообщал вчера суду письменно через администрацию изолятора, что мною заключено соглашение только с одним адвокатом, Генрихом Павловичем Падвой. Причины понятны. Районный суд очень сократил время, отпущенное на подготовку кассационной жалобы. Адвокатам пришлось разобрать приговор на части и работать каждому со своим куском.
Полной информацией обладал только Генрих Падва.
Вчера меня уведомили, что Генрих Павлович госпитализирован.
- Вам известно о причинах неявки? - спросил судья.
- Я просил адвокатскую контору Генриха Павловича представить суду справку о его госпитализации.
Ходорковский был невозмутим. В отличие от прокурора. Прокурор Дмитрий Шохин говорил эмоционально: - При рассмотрении вопроса, проводить ли суд в отсутствие адвоката Падвы, надо опираться на статью 376 пункт 4 УПК. Неявка лиц, своевременно извещенных, не препятствует проведению… - от возмущения прокурор забыл докончить фразу. - Возможно, речь идет о банальной попытке затянуть процесс. Падва самостоятельно обратился в приемное отделение больницы № 50 и был госпитализирован. Это обращение носит не экстренный, а плановый характер.
С этими словами прокурор представил суду справку о том, что адвокат Падва сам пришел в больницу.
В справке, представленной адвокатской конторой, не утверждалось, будто адвоката отвезли в больницу на "скорой". Но утверждалось, что госпитализировали срочно. Суду пришлось объявить перерыв, чтобы сверить справки.
В перерыве я подошел к матери Ходорковского и спросил: - Как вы думаете, процесс отложат или станут проводить без Падвы?
- Я думаю, станут проводить, - отвечала Марина Филипповна печально, - а Падва правда заболел.
Дальше она принялась рассказывать, чем отличается содержание заключенных в изоляторе № 1, куда перевели ее сына в начале августа, от содержания заключенных в изоляторе № 4, где он сидел до того, как вознамерился стать политиком. Выяснилось, что если хочешь послать заключенному передачу в первый изолятор, надо занимать очередь в пять утра. Еще выяснилось, что нельзя передавать в тюрьму туалетную бумагу, а в тюремном ларьке туалетная бумага закончилась.
Минут через сорок заседание суда продолжилось, но только для того, чтоб судья объявил новый перерыв еще на два часа.
- Не дозвонились, наверное, до кого-то важного, - резюмировала Марина Филипповна.
Во время второго перерыва в суд пришла жена Михаила Ходорковского Инна, которой с утра надо было отвести детей в школу. Я спросил ее: - Вы думаете, отложат суд или будут проводить без Падвы?
- Отложат, наверное, - сказала Инна. - Не могут же они совсем без адвоката. Даже если они и думают, что мы специально затягиваем.
Потом Инна стала рассказывать, чем отличаются свидания в изоляторе № 1 от свиданий в изоляторе № 4.
В четвертом изоляторе Инна разговаривала с мужем через стекло. Теперь разговаривает через два стекла и решетку.
- Он мне говорит "прорвемся", - она пожала плечами. - А я ему говорю: куда уж прорвемся - раньше было одно стекло, теперь два стекла и решетка.
Когда кончился перерыв, Инна оказалась в двух метрах от мужа, но им было запрещено разговаривать. Они разговаривали беззвучно. Глядя на жену, Михаил Ходорковский быстро шевелил губами, и жена так же одними губами отвечала ему. Ходорковский двигал ладонью так, будто гладит жену по голове, шутливо грозил ей за что-то пальцем, изображал пальцами бегущего человечка, рисовал пальцем в воздухе какой-то квадратный предмет…
Заседание продолжалось. Судья сообщил, что, по его сведениям, адвокат Падва действительно серьезно болен, госпитализирован в урологическое отделение и может проболеть месяца полтора. А суд не может быть отложен больше чем на месяц, и поэтому, сказал судья, пусть Ходорковский выберет себе другого адвоката или суд сам адвоката назначит.
- Ваша честь, - сказал Ходорковский, - насколько мне известно, Генриху Павловичу завтра сделают биопсию.
Результаты будут известны в пятницу или понедельник. Если выяснится, что форма болезни не агрессивная, во вторник или в среду Генрих Павлович придет на суд. Или у меня будет другой адвокат, которому не придется долго знакомиться с делом.
- Если ситуация будет развиваться по плохому развитию, не дай бог, - сказал судья Ходорковскому и постучал по дереву, - сможете вы ответить в понедельник в 11 утра, кто у вас адвокат?
- Если будут известны результаты биопсии, - осужденный пожал плечами. - Прокурор с больницей связан напрямую. Если он сможет узнать быстрее, чем я…
- Я думаю, прокурор узнает утром в понедельник, кивнул судья.
Суд перенесли на следующий понедельник. Ходорковский просил только, чтобы его могли посещать в тюрьме адвокаты.
- Если они заключат соглашение, - нашелся судья, то, конечно, смогут посещать вас и советоваться.
- У них заключено со мной соглашение на представление моих интересов в Страсбурге, - улыбнулся Михаил Ходорковский.
- Ну здесь не Страсбург, - судья не улыбался.
В понедельник, 19 сентября, заседание продолжилось.
- Ходорковский, встаньте, - сказал судья, ровно в 11 утра открыв заседание. - Вы обещали определиться с адвокатом.
- Ваша честь, - Ходорковский встал в стеклянной клетке. - После прошлого заседания, буквально на следующий день, в три камеры из десяти на нашем этаже втолкнули инфекционного больного, на полчаса в каждую камеру, и объявили строгий карантин. Только случайностью можно объяснить, что в одной из этих трех камер сижу я, а в другой - Платон Лебедев.
Ходорковский стал рассказывать, что из-за карантина никого из адвокатов, защищавших его в суде первой инстанции, во все эти дни не пустили к нему в изолятор. Ходорковский говорил, что из-за этого не мог справиться о состоянии здоровья своего адвоката Генриха Падвы и не мог узнать, кого адвокат Падва советует назначить вместо себя.