- Стреляли по-настоящему. На привале Невзлин попросил у охраны оружие, типа, мужик, дай пострелять. Ладно, скажи мне: вот Пичугин, бывший офицер ФСБ, второй человек в службе безопасности крупной компании. Вот, предположим, получает приказ убить Рыбина, Костину и Колесова. И заказывает это убийство не профессиональному снайперу или спецназовцу, а почему-то своему куму. У тебя есть объяснение?
- Есть, конечно. Во-первых, сам Пичугин, видимо, недалекий человек. Видимо, просто плохо знал свою работу. Может быть, Пичугин поначалу Горину доверял. В Тамбове позиции ЮКОСа были очень сильные тогда, в 1998 году что ли. По Костиной, насколько я знаю, ее вообще не заказывали убивать или взрывать. Ее надо было просто избить в подъезде. Убийца Коровников думал, что она просто какая-то торговка с рынка, которая денег должна. А потом, когда он просек, что она в мэрии работает, он изменил тактику. Не избил Костину, как заказывали, а взорвал подъезд, чтобы Костина его лица не видела.
- В итоге получается, что люди, которых было заказано убить или избить, никак не пострадали, а убитым оказался кум Пичугина, которому якобы Пичугин заказывал убийства. Это свидетельствует либо о чудовищном непрофессионализме господина Пичугина…
- … либо все это сплошные инсценировки, - кивает Алексей. - Я согласен. Но множество свидетелей говорят в суде, что все было именно так, как говорит прокуратура. Там огромное количество свидетельских показаний. Множество деталей, которые нельзя выдумать.
Все было так по-дурацки исполнено, что нарочно не придумаешь.
- То есть непрофессионализм убийцы ты считаешь доказательством того, что он убийца?
- Или… я вообще думаю, что службы безопасности крупных компаний могут нарочно создавать опасные для компании ситуации, чтобы доказывать свою нужность начальству. Службы безопасности ведь создавались в начале девяностых, когда каждый день бизнесменов убивали, и тогда службы безопасности действительно были нужны. А сейчас криминала такого нет, и никто не станет нападать на такого огромного монстра, как ЮКОС. Поэтому, может быть, служба безопасности выдумывает врагов, а потом делает вид, что борется с ними.
- Ты совсем не допускаешь, что все эти истории с убийствами - подстава?
- Я допускал. До тех пор пока не прочел материалы дела. Слишком уж там много мелких деталей. И слишком уж они совпадают у разных свидетелей.
- А причем здесь Ходорковский?
- По делу Пичугина Ходорковский проходил свидетелем, но я не верю, чтоб глава компании не был в курсе.
Это вертикально простроенная компания, там все под контролем.
- Ты хочешь сказать, глава огромной компании лично парился о том, чтоб набить морду какой-то там уволенной пиарщице?
- Костиной он, может, и не занимался. Но про Рыбина, думаю, он знал точно. Там большие деньги.
- А вот непонятная история про Рыбина. Рыбин ждет покушения. Усиливает охрану, всюду ездит с охраной.
Потом в некоторый день приезжает в гости к племяннице, охрану отсылает домой, то есть сам остается без охраны. И именно в этот день охрану и взрывают.
- Я думаю, что это нормальная ситуация - отпустить охрану на ужин. Чтобы они не мерзли в машине, пока он был у племянницы, Рыбин охранников отправил поужинать.
- Тут-то их и взорвали. А ты пообщался со старшим Ходорковским? Я с ним разговаривал вчера, и он мне рассказывал, что к нему не приходил никакой Горин, а если бы пришел Горин, то сразу был бы сдан охране.
- Я общался со старшим Ходорковским на суде. Он мне сказал, что все это блевотина. Комментарий был достаточно коротким. На месте старшего Ходорковского, если бы ко мне пришел киллер и стал жаловаться на свои проблемы, я бы тоже вызвал службу охраны. Я не утверждаю, что Горин действительно говорил со старшим Ходорковским. Я просто говорю, что есть такие свидетельские показания.
- Свидетели ведь не ходили с Гориным к Ходорковскому?
- Нет, они ждали на улице. Кроме Горина там никого не было.
- А Горин убит. Пропал. И выходит, что ты поверил свидетелям, которые бандиты, а со старшим Ходорковским даже не поговорил?
- Я по-честному несколько раз пытался. Вариантов вообще не было. Два месяца я честно звонил в пресс-центр Ходорковского. То, что их стороны нет ни в одном фильме, это полностью их вина. Я много раз на суд приезжал. Я звонил. Что там за барышня сидит такая странная, руководит пресс-центром?
- Маша Орджоникидзе?
- Не помню, как зовут, - не смог Алексей Малков вспомнить имя женщины, которой звонил целых два месяца. - Странные они какие-то. Каждый, кажется, там свои проблемы решает. Пресс-центр у них заточен конкретно на утаивание информации.
- Скажи мне, ты считаешь Ходорковского убийцей?
- Я не говорил, что он убийца. Обвинение в убийстве ему даже не предъявлено.
- Но в массовом сознании, воспитанном на твоих фильмах, Ходорковский убийца.
- Я не виноват, что Ходорковский руководил ЮКОСом, и ЮКОС замешан в убийствах.
Мы просим в ресторане счет. Я продолжаю задавать вопросы, не надеясь, что Алексей Малков изменит свое мнение о деле Ходорковского. Более того, я хотел бы, чтоб он, этот юноша с честным лицом, убедил меня.
Тогда вышло бы просто, что я дурак. А сейчас выходит, что торжествует несправедливость. Я спрашиваю: - У тебя в последнем фильме "Чистосердечное признание" есть текст, что ЮКОС продан за 150 миллионов, а стоил как минимум 15 миллиардов. Откуда ты взял эту цифру?
- При первом директоре ЮКОСа Муравленко проводили оценку. Я общался с бывшим пресс-секретарем ЮКОСа. Он сказал: от 10 до 15 миллиардов.
- То есть уволенный свидетельствовал против уволившего? Ты ведь знаешь, что Ходорковский купил меньше половины ЮКОСа, что у ЮКОСа был долг 4 миллиарда, и Ходор все отдал? То есть на самом деле он купил пол-ЮКОСа за 4 миллиарда, ты знаешь?
- Но все равно он ведь знал, что покупал.
- У тебя есть фраза в фильме: "Анатомия успехов ЮКОСа всегда вызывала много вопросов, причем Ходорковский не сделал для этого ровно ничего". Вопрос: знаешь ли ты, сколько стоила нефть тогда?
- Ну меньше, чем сейчас.
- Восемь долларов за баррель. Знаешь ли ты, какая была себестоимость нефти в ЮКОСе до Ходорковского?
- Я знаю, что там были проблемы.
- Сколько?
- Не знаю.
- Двенадцать долларов за баррель. То есть получался убыток, даже если нефть шла на экспорт. А транспортировка? А налоги? То есть на самом деле ЮКОС, который покупал Ходорковский, был убыточной компанией. А знаешь ты, какая себестоимость нефти была у ЮКОСа в 2003 году?
- Не знаю.
- Полтора доллара.
- Ну талантливый, конечно, человек, - говорит Алексей Малков про Ходорковского.
Мне кажется, еще немного, и нам удастся договориться. Алексей признает свой фильм оголтелой пропагандой и расскажет, почему согласился делать эту пропаганду, а я расскажу ему, как сам в молодости не умел отличать пропаганду от правды, да и сейчас не умею толком. Я говорю: - Что ж ты пишешь "анатомия успехов ЮКОСа всегда вызывала много вопросов, причем Ходорковский не сделал для этого ровно ничего". Это же неправда.
Алексей молчит. Давным-давно в какой-то книжке я прочел, что если хочешь угадать мысли человека, надо попытаться повторить его выражение лица. Я пытаюсь.
Я знаю это чувство. Он увлекся рассказыванием истории. Этот парень, сидящий напротив меня за столом, увлекся историей о виновности Ходорковского точно так же, возможно, как я увлекся историей о невиновности Ходорковского. Возможно, мы оба рассказываем неправду. Только он в телевизоре, а я нет. Он говорит: - Моя мама посмотрела мой фильм и сказала: "До твоего фильма я даже не понимала, в чем обвиняют этого человека". Фишка-то в чем. Я рассказал историю в красках и в лицах. Если я соврал, то подайте на меня в суд.
Никто ведь не подает. Невзлин видел все эти фильмы.
Адвокаты заявили, что мои фильмы - клевета. Пожалуйста. Пусть подают в суд. Почему они не подали в суд? Значит, все нормально?
- Послушай, Леш, может быть, они не подают в суд, потому что не верят судам?
Мы выходим на улицу. Мы идем по мощеной дорожке от ресторанчика к Останкино, и я физически чувствую, как между мной и этим парнем с добродушным лицом и пухлыми щеками пролегает как бы линия фронта. Вот мы идем бок о бок по дорожке, наевшись вареников, а между нами необъявленная гражданская война. Алексей говорит: - Я когда монтировал этот фильм, мне один из наших корреспондентов сказал: "Ты зачем это делаешь? Ты представляешь, что с тобой будет, если Ходорковский завтра выйдет из тюрьмы? Ты не боишься?" А я не боюсь, понимаешь? Я не хочу бояться. Я против Ходорковского. Я знаю людей, ученых, элиту настоящую, которые из-за таких как Ходорковский живут в нищете и никому не нужны. Наверное, если Ходорковский выйдет из тюрьмы и захочет стереть меня в порошок, он сотрет меня в порошок, но я не хочу этого бояться.
- Послушай, а что если Ходорковский не выйдет из тюрьмы? Что если он погибнет там в тюрьме? Как быть, если через несколько лет выяснится, что он невиновен? Ты не боишься участвовать в травле?
Мы расстаемся. С некоторой гордостью я думаю, что разница между мной и журналистом Алексеем Малковым заключается в том, что он не хочет бояться Михаила Ходорковского, который узник следственного изолятора "Матросская Тишина", а я не хочу бояться Владимира Путина, который президент России. Эта мысль щекочет мое самолюбие, но она неправильная.