– Не говори ерунды! – резко оборвал Всеволод.
– Ерунды? – заволновалась Света.
– Малыш, сегодня не время для шуток.
– Ты ведь прекрасно знаешь, что это вполне возможно, – напирала Света.
– Но, слава Богу, не пришло время. Сейчас это было бы просто ни к чему.
– А при чем тут время? Дети рождаются от любви, – ласково посмотрела она на него.
– Свет, перестать! Мне не нравиться твой язвительный тон.
– Он вовсе не язвительный. Мне сегодня сказали, что у меня будет… маленький.
Всеволод побледнел.
– Ты ничего не перепутала?
– А что ты так испугался? – глядя на него, вспыхнула она.
– Ты понимаешь, что сейчас это невозможно!
– Почему? У тебя будет повод быстрей развестись с женой, – попыталась она сгладить его возмущение.
– Только не сейчас…
– И что, мы будем ждать, когда мне стукнет тридцать? – раздраженно продолжала она.
Всеволод ничего не соображал. Все перемешалось в его голове, потеря работы, требующая на ребенка денег жена, почти бездомная жизнь и – теперь еще это.
Света заметила его замешательство, у нее, может быть в первый раз, росло возмущение.
– Выходит… вспышка любви закончилась, – неожиданно вырвалось у нее.
– Прекрати! – почти прокричал Всеволод.
– Я думала, что ты сегодня просто какой-то деревянный… А ты… – она не договорила и отвернувшись пошла он него.
Всеволод догнал ее.
– Скажи, Малыш, ты все это придумала?
– Да, придумала. Только не провожай меня.
– Почему?
– Мне надо побыть одной, – она твердо пошла к метро.
Всеволод остановился и в это момент понял, что Света говорила чистую правду. Он попытался догнать ее, но она повернулась и с ненавистью посмотрела на него. Ослепленный ее взглядом он стоял, как вкопанный, и видел, как она, не оборачиваясь, скрылась в переходе метро.
В это день он ночевал у Владимира, который, не придавая значения его беспокойству, с улыбкой передал ему адрес своего знакомого гинеколога.
– Кончай сопеть, Севка! Их еще таких будет… знаешь, сколько?
– Но она меня любит.
Всеволод все время видел обиженные глаза Светы.
– Слушай, ты хуже Виталия… Будь мужиком, – наливая виски, приговаривал друг.
Всеволод пил и потихоньку червь самооправдания овладевал его существом.
Весь следующий день он переживал разрыв, к обеду набрал номер Светы.
– Что ты хочешь мне сказать? – резко ответила она.
– Малыш, давай подумаем, что делать, – примирительно заговорил Всеволод.
Света никогда не могла себе представить, что окажется в такой ситуации. Сначала она, может в первый раз в жизни, готова была расплакаться, но собралась и надежда не покидала ее. Прошел день, и с каждым часом чувство, казавшееся ей ярким и непередаваемым, безвозвратно таяло от ее сухих слез и переживаний. Зная себя, она уже чувствовала: точка невозврата может наступить.
– Я тебе не Малыш… Пожалуйста, не звони мне больше, – отключила она телефон.
Всеволод опять пошел в бар и сидел там до вечера. Мир постепенно терял прочность и устойчивость.
Он понимал, что надо продолжать разговор, но только не по телефону.
Но ехать к ней домой, встречаться с Игорем, его друзьями, смотреть в глаза Степану было невозможно для его раздраженного самолюбия.
Из бара он вышел уже никакой и пошел в неопределенном направлении.
10
Как-то быстро ушли из нашей жизни лирические песни, которые будили романтику и заставляли обнажать чувства. Николаю Константиновичу неожиданно вспомнилось, как, будучи еще в молодости на заснеженном Крайнем Севере, он случайно услышал по радио песню о майских ландышах. Слова были примитивны, но выразительность свежести весны была неповторима, и на фоне метели и белых сугробов он почувствовал близость нежных цветов. Сейчас он вспомнил тот неповторимый миг.
Он ощущал, как жизненная энергия рождалась в нем с новой силой.
Николай Константинович лежал на столе общей терапии отделения тибетской медицины и ощущал расслабление и ласковые объятия приходящего здоровья. По всем членам разлилось тепло от теплых камней, которые лежали у него на груди и животе. Он практически не ощутил боли, когда ему вставили несколько игл уши.
Николай Константинович имел неплохое для своих лет здоровье и любил посещать необычные лечебницы, которые неожиданно открывали ответы на малозаметные в суете вопросы и побуждали к высоким мыслям.
Врач, пожилой монгол с короткими теплыми пальцами, начал процедуру по прогреву конечностей дымящимися сигарами. Тепло разливалось по всем его членам, сначала через каждый палец на ноге, потом через пятки, пальцы рук и ладони. Проникновение тепла было медленным и спокойным. Теперь он ощущал его и внутренними органами.
– Почему вы делаете это именно сигарами? – поинтересовался он.
Ответ сразил его своей простотой:
– Этот метод проверен веками, ему не менее 2000 лет.
Чтобы представить отделяющий период, ему достаточно было сравнить, что Петр Первый построил Санкт-Петербург всего 300 лет назад.
Врач-монгол вышел из кабинета, это было предусмотрено процедурой сеанса, когда пациент предавался высокими мыслями и напитывался энергией. Приятно было себя ощущать в глубоком понимании мироздания и природных сил.
Николай Константинович знал, что энергия человека пополняется через питание, дыхание и малозаметное космическое воздействие.
Теперь лежа на столе в чем мать родила, он чувствовал, что силы могут черпаться от чувства гармонии открытого для оздоровления тела и простирающегося из глубины веков понимания мира.
"Видимо, это как раз космическое воздействие. Оно одновременно и черпает информацию об изменяющемся мире через каждую личность", – думал он.
Он вспомнил, как в жарких странах неоднократно видел разнообразной формы термитники и удивлялся сложности и неповторимости этих сооружений. Было понятно, что сами муравьи представляют собой далеко не интеллектуальных существ, хотя каждый из них аккуратно строил это жилище по какой-то общей программе. Возможно, через воздействие необычной энергии каждое насекомое понимало свою конкретную задачу в общем проекте.
В основе жизни заложено здоровье и глубокая эволюция от простейших существ.
Но человек меняется, а изменения совпадают не со всеми космическими задачами. "Организмы отмирают, когда теряют свои опорные точки", – пришло ему в голову.
Николай Константинович вспомнил себя мальчиком, собирающим марки и застенчиво мечтавшим о дальних странах.
Как будто луч солнца ворвался в его душу. Перед глазами встала кроткая, преданная, ушедшая в небытие несколько лет назад мама с ее теплым ласковым взглядом. Как он любил и боготворил ее в детстве, потом уехал учиться и, увидев через несколько лет, не узнал ее, все понимающую маму. Она уже не пела с отцом и подругами задушевных поэтических песен, а все больше молчала и даже, как ему показалось, немного побаивалась его. Настороженно смотрели на него и близкие.
И все то время было пропитано запахом полыни, которого он давно уже не чувствовал вокруг.
А какие были песни детства! Только сейчас он вспомнил их неповторимый аромат; пели их в ходе праздничных застолий, во времена душевного подъема. Когда он приезжал позже, никто уже не пел за столом, стесняясь того былого единства. Почему-то все это так быстро и наглухо забылось.
Незримая тень тех времен постоянно присутствовала в его жизни, но видел он ее все реже и реже, почти не различая предметов, как через запотевшее стекло.
Но сейчас он чувствовал и ощущал своими органами эту тень или едва сохранившуюся волю почти уже ушедшего поколения.
Вспомнил он свою страстную любовь где-то в 35 лет. Она была яркая, с ответным чувством, будто сама природа или силы сверху участвовали в этом. Но Николай Николаевич не выдержал ее бурного напора, начал притормаживать, остерегаться, уходить от необычно нахлынувших эмоций и постепенно она затухла. Потом захотелось тепла, уюта, но это уже была другая любовь.
Вспомнил он размолвку и уход жены, начало своей холостой жизни, а потом, как следствие, и некоторое нежелание понимать женский пол. По существу, он привык к одиночеству, и это было теперь его смыслом жизни.
Сейчас трудно было понять, что он ждал от жизни.
Николай Константинович где-то читал, что человек очень похож на черный ящик с датчиками в виде своих ощущений. Улавливая определенные воздействия извне, он обрабатывает реакцию своих сенсоров и выстраивает для себя картину реального окружающего мира.
И эта картина реальности зависит от внутреннего восприятия, является весьма субъективной и зависит от определенных наработанных моделей. Поэтому каждое новое и необычное явление часто бывает просто незамеченным и неоцененным.
И не случайно говорят, что весь окружающий нас мир просто выстроенная иллюзия.
"Главное сохранять любопытство к жизни", – осенило его.
И это была живая и вполне здоровая мысль.