На это я не отвечу почти ничего, так как не знаю. Может быть, и воруют. А может, и не воруют. Кто их разберет? А если конкретно насчет Марьи Александровны, так я тоже не знаю. Она - мой друг. Вполне возможно, что обстановка досталась ей в наследство от какого-либо очередного мужа, а возможно, что она выиграла ее в лотерею. При чем тут зав. столовой? Кто ее разберет? Я, например, никогда не спрашивал об этом Марью Александровну. Не спрашивал и спрашивать не собираюсь. Если бы она делала что-то противозаконное, то ее давно бы посадили в тюрьму. На это у нас есть юстиция. А раз она не сидит в тюрьме, значит она чиста, и нечего бередить ей душу нескромными вопросами. Ну, в самом деле. Может быть, мне ее еще спросить, откуда взялись у ней золотые зубы? Ясно, что из зубопротезного кабинета, а то откуда еще.
Итак, появилась в дверях, вся в каплях дождя Марья Александровна, мой большой друг.
И я сразу понял, что с ней творится что-то неладное.
Она была мертва. Она развязала свой прозрачный синтетический платочек и стянула его с головы одной рукой так, что вся ее пышная прическа сбилась набок, а платочек стал лежать на полу.
Она почти без сил рухнула на табуретку и закрыла глаза.
Я же переложил папиросу в другой уголок рта и приготовился внимательно слушать.
…Оказалось, что однажды к ним в столовую попал с улицы молодой человек и попросил пищи. Марья Александровна хотела отказать ему по случаю обеденного времени и вообще, но не смогла.
- Вы понимаете, Утробин, он был такой, знаете ли, бедненький. Он худенький такой, стриженый, с бородкой, в очках. Как Дон-Кихот. Съел свой гороховый супчик, котлетку. И задумался, и вышел вон. А мне навечно запал в сердце. Студент.
Приходил он к ним в столовую и еще много раз. Ел и пил за свои бедные деньги. И переполнял сердце Марьи Александровны до той поры, пока она не остановила его как-то после принятия горохового супу и не сказала так:
- А вы знаете, Леша (его звали Леша), приходите, пожалуйста, ко мне в понедельник вечером, часиков в пол седьмого. Вы мне очень будете нужны.
Сказала и посмотрела на него восточными глазами.
Студент очень удивился.
- А что за дело, если не секрет, приведет меня к вам в понедельник в полседьмого вечера, уважаемая Марья Александровна?
- Пока секрет. Приходите и увидите. Ведь вы же знаете, как мы, женщины, любим свои маленькие секреты и хитрости. Как мы слабы, беззащитны, - говорила Марья Александровна, в волнении тряся золотыми серьгами и вручая студенту свой адрес.
- Знаю. Знаю, - отвечал студент, сглатывая слюну. - Это мне довольно известно, и если я чем-либо в силах помочь, то я обязательно приду.
- И он пришел, - продолжала свой рассказ Марья Александровна. И не в силах больше выдержать, зашлась в тяжком плаче с рыданием.
Она рыдала, хорошея на глазах, а я тоже в волнении достал бутылку, "Боржоми" и напоил бедную женщину минеральной водой для ее успокоения и продолжения рассказа.
Он пришел и не был поражен, кажется, великолепием обстановки. Он прошел в комнату и, сидя за празднично убранным и разукрашенным столом, произнес такую фразу:
- Ну, так чем я могу вам служить?
А Марья Александровна, уже надевшая тот праздничный наряд, в котором и явилась ко мне, объяснила, что у ней как раз исполнился сегодня день рождения, и она позвала Лешу, чтобы скромно отметить это небольшое событие ее жизни.
Студент был удивлен, потрясен и напуган. Он для верности переспросил, точно ли у Марьи Александровны сегодня день рождения, и не нуждается ли она все же в его услугах, как врача-медика. Потому что он уже почти изучил большинство болезней, и Марья Александровна смело может советоваться с ним по любому вопросу.
Марья Александровна тихо засмеялась и сказала, что пока она, Слава Богу, здорова и в услугах доктора не нуждается. А если ей будет нужен доктор, то она придет к нему, Леше, и скажет всего два слова: "Лечи меня!"
- Так у вас, действительно, сегодня день рождения, - допытывался Леша. - Если это так, то тогда где все остальные ваши гости?
- Их нет, - объяснила Марья Александровна. - Их на день рождения никогда у меня нет. День рождения я люблю проводить с самым… самым.
Тут она запнулась, но, справившись с собой, продолжала дальше.
- С самым. В прошлом году у меня был Шахмуратов, мой друг, директор рыббазы. Но это такой негодяй! Даже и не напоминайте мне о нем! Не хочу о нем слышать!
Тут все пошло на лад. Студент был по-прежнему суров, но не очень. Они с Марьей Александровной кушали, выпивали и рассказывали друг другу свои жизни.
Оказалось, что студент рано лишился родителей, отслужил в армии, до всего дошел сам, и ему ничего не нужно. Скоро он будет врачом.
- Скоро я буду врачом, - сказал студент. - Я буду психиатром. Психиатрия - это такая наука! Она позволит мне изучить всех людей.
- А зачем это вам, Леша, - робко спросила Марья Александровна.
- А затем, что все люди полны желаний, а у меня их нет. У меня нет желаний и мне ничего не нужно. Вот я и хочу понять, почему у людей есть какие-то желания. Что это значит. И почему их нет у меня. Точка.
Они танцевали. Да. Нежно лилась музыка из динамика радиолы "ВЭФ-Ригонда", и Марья Александровна, обволакивая студента, говорила ему что-то, а он ей что-то отвечал. Танцевали.
И студент был нежен. И смотрел он на Марью Александровну нежно, и закусывал. А потом вышел в коридорчик, сказав в комнату, что он на минутку. И исчез навсегда.
- Утробин! - завопила Марья Александровна. - Он исчез! Навсегда! Что скажете вы мне, инженер и строитель человеческих душ?
И зашлась опять же плачем, который, если по совести сказать, мне уже немножко надоел.
Я тогда сразу принял участие в Марье Александровне. Я сварил крепкого чаю и подал стакан в дрожащую руку ее. А также поинтересовался, нет ли у ней еще каких желаний.
- Единственное мое желание - это выполнять все желания моего милого. Но у него их нет, нет! - дико вскрикнула Марья Александровна и опять зашлась в некотором плаче, повторяя:
- Вот так эпизод, эпизод.
- Да, - прошептал я, глядя в ее, подернутые дымкой глаза, - вот так эпизод.
- Эпизод, эпизод, - соглашалась Марья Александровна, укоризненно качая головой.
Мы помолчали. Потом я решил провести беседу.
- Видите, Марья Александровна, к чему вы приходите в итоге своей жизни. К нулю. Не виной ли тому ваше неправильное поведение в области морали?
- А что я могу сделать, если и вы, Утробин, и Шахмуратов, и Гаригозов, и Канкрин такие негодяи, - справедливо вскричала Марья Александровна.
И я молчал. И она молчала. И был вечер. Почти ночь. И тут раздался тихий стук в дверь, и я пошел выяснять, в чем дело.
- Марья Александровна у вас, - услышал я голос тихий, как стук. - Мне сказали, что она пошла к вам.
- Кто сказал? - поинтересовался я.
- Сказали.
- A-а. Она у меня. Но она не захочет вас видеть, потому что так не поступают, молодой человек.
- Так поступают. Скажите ей, что я принес ей цветы. Я пошел и купил ей гладиолус. Две штуки. Я пришел к ней на день рождения без подарка, а сейчас принес ей гладиолусы. Скажите ей, а то я поломаю вам дверь.
- Вранье все это, - громко сказал я. - А вход вас сюда воспрещается.
Но все же передал слова Марье Александровне. И она, конечно же, немедленно меня покинула, забыв обо мне. Расцвела и выпорхнула.
И остался понедельник. Вечер. Почти ночь. Я высунулся в темное окно и долго следил за удаляющейся по сырой мостовой прекрасной парочкой. Они шли нежные, обнявшись, прижавшись, шли куда-то. Шли все, шли, а я нацепил на нос очки и, ошеломленный действиями студента, а также неожиданным концом его поведения, стал писать этот рассказ.
Пишу, думаю и удивляюсь, потому что обычно так не бывает. А если и бьюает, то тут должна таиться какая-то фальш, смысла которой мне сразу не понять. Да и потом тоже.
Самолет на Кельн
Всякий должен понять, каким важным событием в жизни тружеников нашего крупного города явилась встреча в аэропорту славного сына зуарского народа товарища Мандевиля Махура, который, пролетая над пустынными просторами Гоби, буддийскими дацанами Монголии и Бурятии, снизился среди зеленого моря еловой тайги и запланировано остановился на аэродроме нашего крупного города, чтобы заправиться керосином для дальнейшего счастливого полета через Москву в Кельн и самому чтоб немножко подзакусить, немножко покушать этой вкусной сибирской ухи, приготовленной из енисейского тайменя и ангарской стерляди. Всякий должен понять, как радостно было всем нам видеть спускающегося по трапу высокого, загорелого, мужественного человека в полувоенной форме, с лицом, испещренным глубокими шрамами, полученными во время длинной освободительной борьбы Зуарии против гнета неоколониалистов и других темных сил прошлого, борьбы, на протяжении которой эта многострадальная страна 6 раз меняла свое название, лишь совсем недавно обретя полнейшую и окончательную независимость под флагом Свободы и Демократии, смело рвя цепи иностранных монополий и крупного капитала, руководимая лично товарищем Мандевилем Махуром.
И вот уже запели торжественные солдатские трубы, и пионеры, слегка волнуясь, расправляли свои цветы в красных оранжерейных букетах, и милиция уже призывала толпу не напирать, и малыш, ведомый мамой, уже готовился пустить в синее небо зеленый шарик, когда вдруг Тутарышев, неловко держащий в замшевых перчатках фарфоровое блюдо с громадным сибирским караваем и резной солонкой, вдруг обратил внимание, спросил инструктора Кудряша:
- А где Козорезов? Почему нет Козорезова?