Под млечным путем посреди планеты
Из письма к институтскому другу
А еще я тебе скажу, дорогой Сашок, что в нашем дорогом героическом многоквартирном доме, откуда ты маханул с распределения, как фрайер, а я остался, как якобы герой, то там в этом доме живет громадное множество хороших людей, которых вовсе нет нужды перечислять поименно, пофамильно, согласно профессиям. Потому что ты их во-первых всех как облупленных знаешь, а во-вторых потому, что ты открой любую газету, и там они все уже есть под рубрикой "простые люди", то есть, прости, "простые труженики". Кто варит сталь, кто варит борщ, кто тачает сапоги, а некоторые даже, как твой покорный слуга, укрепляют завоевания научно-технической революции и двигаются вглубь до самого крайнего бесконечного предела, сидя за письменным столом своей шлакоблочной конторы (построили нам, таки, новое здание).
Потому что да я ж и сам хват! Достиг, как ты знаешь, громадных успехов. И не важно, каких! Всем доволен, все имею, с той женой развелся, а вот только нету у меня телефона, как будто телефон уж это такая нематериалистическая вещь, чистый продукт идеализма и экзистенциализма, что уж никак его невозможно ухватить за провод чистой рукой, как ни пытайся и к кому ни ходи.
Вот и почему - ты понимаешь, Сашок, - тут настает вечер, а электрического света нету, вот почему я и злюсь, бегая по своим богатым (от слова Бог) комнатам в темноте и безвестности. Так-то бы ПО УМУ позвонить куда надо да кого-нибудь налаять. Глядишь, и засияет освещение. А тут - томись, и, как поется в народной песне, - ни помыться, ни сварить! На календаре числа не видно, на часах - часов. Да куда ж это годится, Сашок?!
В величайшем р-раздражении я выскочил на темную лестницу и аукнулся с какой-то прошмыгивающей мимо меня фигурой, пришедшей в наш светлый мир из Гоголя.
- Здравствуйте-здравствуйте, - ответила фигура-харя, оказавшаяся, как ты сам понимаешь, женой хорошо тебе известного Макара Сироныча.
- Ох, и не узнал я вас, Фекла Евлампьевна, богатой вам быть, - сказал я.
Дамочка захихикала, но я ей тут же и говорю:
- Насколько я информирован, дорогая, у вас ведь проведен телефон. Так скажите вы, прелесть, Макар Сироныч еще не звонил насчет света?
Как-то ее это телефонное напоминание насторожило.
- А чего раззванивать-то, - сурово отвечает мне она. - Чинят - значит починят. Дня им не хватило, оболтусам.
А я-то тут и сообразил, что не далее, как третьего дня я, находясь в веселом состоянии духа, кричал, что существуют еще у нас отдельные граждане, которые под себя гребут, и что они себе проводят вне очереди телефоны.
Ладно. Я тогда, Сашок, вышел на улицу и замер.
Потому что, понимаешь, Сашок, больно было глазу. Ибо, дорогой, близ нашего многоквартирного дома простые рабочие люди, сибирские парни, развели громаднейший костер и что-то там такое чинили и копали, похожие на статуи, эти простые обветеренные рабочие суровые парни в простых брезентовых робах и того же материала рукавицах.
Трещали доски, обильно политые соляркой, летели искры. Грубыми мужественными голосами перекликались романтики. И мне, человеку, получающему 240 рублей, мне, честное слово, стало стыдно, что я стою посреди их героизма в простых, домашнего вида матерчатых тапках. Я повел, отец, зазябшими плечами и подумал, что где-то мы что-то как-то проглядели в самих себе, старик, в суете жизни покрылись бытовым жирком, лицо свое теряем в погоне за материальными ценностями. Я опустил голову и от стыда хотел было идти восвояси, чтобы в темноте и одиночестве продумать свои очищающие мысли, систематизировать их, вырастить древо познания и его укрепить. Но тут… Но тут и мне самому представилась редкая в нынешнее время возможность проявить себя.
Потому что один из героев, выговаривая различные русские слова с украинским акцентом, отшвырнул в сторону какую-то блестящую в свете костра и лунном стеклянную бутылку (как у Чехова в "Чайке"), а она по ошибке попала не на плотину, а в лоб его зазевавшемуся напарнику, который, этого не ожидая, рухнул, как подкошенный сноп, и упал прямо в костер, взметнув своим падением мириады алых искр, взлетевших к черному небу с мириадом белых звезд, составляющих Млечный Путь. Сильно запахло паленым. Я рванулся вперед и, потеряв один тапок, сам того не ожидая, смог помочь героям, то есть смог помочь одному герою излечь другого из пожарища.
При этом мы все трое, как ты понимаешь, опять упали в костер, но мы потом встали и были зато прекрасно освещены его затухающим пламенем.
И вот мы встали на четвереньках, прекрасно освещенные затухающим алым пламенем, мы, герои, посреди планеты, под Млечным Путем, составляя строгую и торжественную монументальную трехфигурную композицию.
Сашок! Я тебя прошу! Ты нынче стал молодой писатель, Сашок, опиши скорей нас на листах своих газет! Сашок, удели нам свои многочисленные страницы. А может, если ты заодно стал и художник, то напиши нас на холсте маслом! А если ты, вдобавок, еще и не чужд Музе музыки, то сочини про нас рок-оперу "Бетонщик - суперзвезда".
Ибо мы ХОЧЕМ, Сашок, и имеем полное право вписаться навечно в грозовой пейзаж нашего времени. Мы, простые герои, озаряемые светом горящего дерева, инициируемого соляркой. Мы, под Млечным Путем, посреди планеты.
Ну, а в остальном у меня все идет нормально. Недавно приступили к отсыпке котлована. Там мной было предложено одно интересное инженерное решение. Вот его суть…
Два сушеные пальца из пяти бывших
Дядя Вася Фетисов уже несколько дней как работал по срочному заказу, а когда пришел отдохнуть домой, то увидел, что родная супруга выставила его личные вещи на улицу и велит ему, старшему Фетисову, убираться навсегда.
- Это ее научила теща. Вон она, сука, торчит в окне, а кто рядом с ней, усатый, это я не знаю, - сказал дядя Вася.
- А это будет заместо тебя новый твоей Маньки претендент, - сказал случившийся рядом сосед Фетисова по фамилии Шоркин, рабочий с комбайнового завода, и позволил отдать себе выставленные Фетисовские личные вещи на сохранение.
- Не знаю, не знаю, ни-и-чего не знаю, - ответил дядя Вася и пошел, и стал дальше трудиться над выполнением срочного заказа.
Дядя Вася был столяр. Они вместе с другими трудящимися строили на пустыре новый цирк вместо старого. Дядя Вася был неплохой мастер. Он работал несколько дней по срочному заказу, а потом пришел отдохнуть домой и видит, что его личные вещи жена выставила на улицу.
А ведь сам по себе Фетисов выглядел мужчиной не то, чтобы чем особо выдающимся, но он был мужчина ладный, плотный, крепкий, рожа в оспе, и зарабатывал неплохо - оклад 105 рублей в месяц, а дальше как повезет - до ста восьмидесяти.
Может, Маньку охватила внезапно вспыхнувшая любовь к претенденту, что вполне возможно, если учесть, что у последнего имелись большие черные усы?
А может, у него и денег имелось поболе, чем у дяди Васи? Не исключено. Не исключено даже, что он являлся каким-нибудь холостым начальником и теперь решил жениться на Маньке, покоренный ее простой красотой и природной грацией.
Ну, дядя Вася вернулся в строящийся цирк и продолжал работать на фрезерной пиле.
А в листвяжном брусе оказался крепкий сучок, который дядя Вася сослепу и с горя не заметил.
Фреза нашла на сук, кроша его с визгом. Дернулся брус, дернулась дяди Васина рука и из нее забил фонтан крови, потому что фрезой оторвало дяде Васе три пальца: большой палец, указательный палец и палец мизинец правой руки.
Дядя Вася, было, стал на колени и шарился в пыли, но фрезу остановили, дядю Васю подняли и отправили на леченье.
Лечился он полмая, июнь, июль, август, сентябрь и двадцать дней октября, после чего 21 октября он внезапно появился в столярной мастерской недостроенного еще цирка.
Его обступили дружной гурьбой, но он заплакал и опять встал на колени.
Некоторые думали, что травмированный окончательно лишился разума, но они и на этот раз глубоко ошибались. Передвигаясь и стоя на коленях, Фетисов сумел отыскать под фрезой в пыли и застарелых опилках два свои из трех оторванных пальцев: мизинец и большой.
Дядя Вася прижимал найденные пальцы к груди и казался самым счастливым человеком на земле. Пальцы были сушеные, серовато-черные. Они очень высохли, но все равно было видно, что это настоящие бывшие пальцы.
И молодежь, потрясенная этой драматической сценой встречи старого рабочего со своими пальцами, поклялась, что в случае нахождения ими указательного сушеного пальца правой руки дяди Васи, они немедленно передадут его владельцу.
Далее, полностью получив все деньги по больничным листкам за перенесенную им производственную травму в размере ста процентов заработной платы, дядя Вася по собственному желанию уволился из столярной мастерской строительства цирка. Ведь бедняга не мог уже с прежним тщанием выполнять поручаемую ему работу!
По увольнении он, кстати, неплохо устроился. Он устроился ночным сторожем в кафе, "Лель" близ колхозного рынка. Дежурит через день. День дежурит, а день не дежурит. Заступает в восемь часов вечера. Получает 60 рублей зарплаты, а вычетов никаких, ввиду минимально возможной суммы оклада.
После вечернего закрытия кафе и магазинов, начиная с одиннадцати часов, дядя Вася тайно торгует своей водкой, купленной днем в магазине, продавая ее по твердой цене 6 рублей бутылка.
Это приносит дяде Васе за вечер от 20 до 40 рублей чистого дохода. Бывает, что далеко заполночь не гаснет гостеприимный огонек дяди Васиного окна комнаты, где он ночует, сторожа.