- Кристиан. Вы снова ищете повод опоздать на работу.
- Я невиновен.
- Не надо так волноваться.
- Клянусь, я не убивал миссис Соурпюсс. Когда я уходил, она спала.
- Что значит миссис Соурпюсс спала.
- Спала. С ней все было в порядке.
- Погодите-ка минутку, Кристиан, это следует прояснить.
- Я только и видел, как ее ступни торчали из-под одеяла.
- Так, понимаю. Торчали. Из-под одеяла. Да, это впечатляет. А где были вы.
- Стоял с ней рядом. Ну, то есть, я пошел одеваться в ванную, чтобы ее не будить.
- Понятно. Джентльмен в будуаре. Мда, все это весьма интересно, Кристиан.
- Там такой длинный коридор, и когда я уходил, мне послышались какие-то звуки. Может быть, Вилли решил ей отомстить.
- Ну что же, пожалуй, и я могу считать себя отомщенным за то, что пришлось просыпаться, еще не заснув. Я не знаю, кто такой Вилли, но на ваше счастье неплохо знаю начальника тутошнего участка. Если бы не это, вам пришлось бы провести здесь всю ночь.
- Значит, меня отпускают.
- Так сказал мне сержант.
- Но почему, разве они поймали убийцу.
- Двадцать минут назад его сцапали в Бруклине.
- Ффуу, слава те господи. И кто это сделал.
- Ее племянник. Из него все еще вытряхивают признание. И кстати, Кристиан, жертвой была некая миссис Гроц.
В среду утром, как и в остальные утра этой недели я пришел на работу на девятнадцать минут раньше срока. Их могло быть и двадцать, но я позволял себе минуту радостного молчания перед дверьми миссис Гроц. Может быть все-таки этот город пригоден для чистых душою. После ареста Кларенс Вайн угостил меня ужином - две чашки горячего шоколада и два куска торта с лимонными меренгами. Кроме того, он прочитал мне небольшую лекцию о беспутной жизни и кончине на электрическом стуле. А когда я отъезжал в такси, он сказал, Кристиан, возможно, им следовало засадить вас совсем за другое преступление. За пожирание женских сердец.
В ту ночь я лежал в постели, прикрыв ладонями свои детородные органы. И размышляя об электрическом стуле. Не доставляющем, если верить Вайну, радости ни зрению, ни обонянию. Тем не менее недостатка в людях, которые валят в Синг-Синг, чтобы поучаствовать в представлении, не наблюдается. На стенах фотографии прежних клиентов. Попадаются приятные лица. Примерно такие, какое было бы и у вас, Кристиан, если бы вам привелось угодить на это теплое место. Их бьют электрическим током. Сначала дают хорошую, щедрую порцию. Предполагается, что она вас прихлопнет мгновенно. Потом в течение двух минут по пятисот вольт каждые тридцать секунд. Пока вы не перестанете дергаться. Если и это не срабатывает, вас потрошат, чтобы выяснить, что за притча. Один малый дважды выбирался из такой передряги. Пил слишком мало воды и от этого плохо проводил электричество. Которое прогревает спинной мозг. Сердце еще горячее, когда его вынимают при вскрытии. Сначала такое приятное, мягкое, а после сморщивается, кровь темнеет и сердце затвердевает. Мало хорошего, если люди, умирая, продолжают еще что-то чувствовать.
При моем возвращении мисс Мускус беззвучно хлопала в ладоши. Поднявшись на цыпочки в своем темно-синем платье. Сказала, милость господня, мистер Вайн не поверил, когда я ему сообщила, что вы арестованы. И принесла мне самые изысканные деликатесы для маленькой трапезы, которую мы разделили, сидя за ее столом. Показала газетные фотографии, сделанные, когда она выиграла тот чемпионат. Сапоги, колготки и юбочка из тонкого атласа. Ей понравился костюм, полученный мною у "Братьев Брукс". Продавец которых сообщил доверительным тоном, будто я один из редких клиентов, чья фигура идеально подходит для их моделей.
В субботу, после полудня. Сидел в одиночестве, уже четырежды пересчитав недельную получку. Листал "Светский Календарь". Ни единый Кристиан не упомянут среди всех этих внушающих благоговейное почтение именитостей. К которым я бы с огромным удовольствием примазался. Родился в Бруклине, вырос в Бронксе, вознесся до данного перечня. И тут же адрес стоящей на Багамах яхты. А следом за именем список клубов. Покачиваясь и приседая под тяжестью набитой приглашениями сумки, входит разносчик утренней почты. Не угодно ли сыграть в теннис, а затем отобедать с титанами индустрии. Под ласковыми улыбками их распутных, не вылезающих с искусственных катков жен, претерпевших не одну косметическую операцию.
Тут зазвонил телефон. Будьте добры, не могу ли я переговорить с мистером Кристианом. Я ответил, говорите. Она говорит, вот, надумала тебе звякнуть, это Фанни, как поживаешь.
- Отсидел в тюрьме за убийство.
- Уже.
- Я его не совершал.
- Ну, зашел бы как-нибудь повидаться, скажем, в понедельник, в восемь.
В воскресенье перестирал все носки, рубашки, трусы и развесил на веревке, натянутой поперек холодной комнаты. Жильцы дома орут так, что за дверьми слышно. Жалуются на холод. В пятницу весь день проработал. Сначала в малиновом гробу, потом в лиловом. Вайн кричал на меня каждый раз, как я улыбался, серьезнее Кристиан, вы же испортите снимки. Изумительно удобные мягкие подушки. Мисс Мускус пудрила мне лицо и пальчиками укладывала как следует волосы. И фотограф, стискивая лампочку-вспышку, прятался за ящиком камеры, накрывался тряпицей и говорил, замерли, снимаем, готово.
Вайн заплатил мне за позирование дополнительных десять долларов. Сказал, что когда дело доходит до изображения трупа, во мне просыпается неподдельный талант. Премного благодарен. ответил я из гроба. А мисс Мускус помогла мне вылезти и умиротворяюще погладила по руке. После чего укатила с хахалем в мюзик-холл "Радио-Сити", а оттуда в танцевальный клуб. Я подглядывал в щель между вайновскими портьерами, как хахаль открывает перед ней дверцу машины. Судя по кузову его двухместки и по кокетливой шляпчонке на голове, ему хватило бы и одного хорошего пенделя в брюхо. Которым я наградил бы его с удовольствием и совершенно бесплатно.
А в предыдущий рабочий день, ближе к вечеру. Во время короткой передышки после возни с богатой итальянской мамашей, чей толстый отпрыск погиб в автомобильной аварии. И которая, посидев немного и посодрогавшись в рыданиях, бросилась к гробу, чтобы осыпать поцелуями лицо усопшего и размазала ему по физиономии всю косметику. Так что мисс Мускус в конце концов пришлось увести ее в уборную. А я тем временем читал у нее в кабинетике дневную газету. И размышлял о Фаннином, похожем на драгоценный камень пупке. Подобрав ноги на кресло, опершись локтем о колено и уткнув подбородок в ладонь. Потом занялся изучением крохотных серебряных сисек девицы с жезлом на завоеванном мисс Мускус кубке, украшенном также гравированной надписью "Дар Похоронного бюро Вайна". И услышав шаги. Сказал, ну, как делишки, Персик, как у нас нынче насчет дотронуться. И поскольку молчание затянулось, поднял глаза.
- О, простите, мистер Вайн, я думал, это мисс Мускус.
- Кристиан, порой я гляжу на вас и только диву даюсь. Вам это известно.
- Да, мистер Вайн.
- Дверь не заперта, а вы тут раскорячились будто бегун на старте.
- Виноват.
Вайн также сказал, что поскольку воздух прогревается и снег тает, в ближайшие дни людей начнут косить пневмония с гриппом. И вода заструится по сложенным из песчаника ступеням дома мамаши Гроц. У которой обнаружилась целая банда близких родственников, сбежавшихся, чтобы присмотреться к ее владениям. Как-то, выглянув из двери, я не сразу приметил скрюченного горбом адвоката, пришедшего собирать квартирную плату. А потом объявился вислоухий чернявый хам с предложением отдать ему ключ, чтобы он мог на досуге осмотреть мою комнату. Я на самом что ни на есть рафинированном английском языке спокойно ответил ему сквозь дверную щель. Убирайся отсюда к собачьей матери. Пока я не вышел. И не скормил тебя по кусочкам чайкам. Предварительно оторвав твою вшивую голову. И забив тебе в жопу пожарный гидрант. И включив его. Дабы ты узнал напоследок, что такое слоновий клистир.
В понедельник над городом обморочно синее небо. По улицам плавно плывет ароматный воздух. Обвевавший мне сзади уши, когда я направился к парку. Решив пешком пройтись до работы. Чтобы выгадать на автобусном билете. И обрести форму, потребную для выполнения произнесенных мною угроз. Справедливость следует восстанавливать без промедления. Прошелся вдоль озера. Запузырил в уток парой камней. Легко взбежал на каменистый пригорок и пересек поле, именуемое здесь Зеленым лугом. Который покрыт белесой травой и бурой грязью и никогда не бывает зеленым. Спустившись из парка в зоологический сад, прошел мимо медведей. Тюлени бултыхались в воде, крутясь колесом кто вперед, кто назад. Верблюд мочился. Зебру донимала эрекция. И упущенные детишками цветные воздушные шарики застревали в ветвях деревьев. А я шагал себе на Пятую авеню. Упругой походкой. Только что не обращаясь с веселыми приветствиями к людям. Для которых это - несомненный знак, что тебя выпустили из желтого дома проветриться. И едва какая-то матрона скривилась, узревши мою веселость. Я прошептал. Какого рода гнусной присыпкой вы пользуетесь, чтобы предохраняться, мадам.