Глава 2
Этим утром я проснулся в мире иллюзий и предрассудков. Заголовки газет буквально поражали своим размахом творческого воображения.
"Стоимость океанского лайнера, спасенного Серебряной Молнией в Тирренском море, исчисляется сотнями миллионов долларов!"
"Директор крупнейшей в мире страховой компании "Страхуем на века" заявил: "Теперь, когда угроза потери этого замечательного лайнера миновала, сотни сотрудников нашей компании, пробудившись сегодня утром в своих постелях, с огромной благодарностью вспоминают имя Серебряной Молнии"".
Похоже, этим подзаголовкам никогда не будет конца.
"Серебряная Молния вновь поражает миллионы людей своими подвигами".
"Человек-молния спасает стадо пингвинов на Аляске, которые по воле судьбы оказались скованными антарктическими льдами".
"Известный журналист Генри Пустозвон, занимающийся расследованием деятельности Серебряной Молнии, докопался до фактов. Он обнаружил уставшего человека-молнию в юрте у эскимосов и взял у него интервью. Пожелавший остаться инкогнито Серебряная Молния признался, что всегда хотел помогать, и теперь ничто не остановит его движение по этому пути".
Моему изумлению не было предела. Я чуть в обморок не упал. Никогда бы не подумал, что в средствах массовой информации воображение играет такую важную роль.
Как убедительно выглядел этот бред!
На фотографии меж огромных сугробов обвешанный телекамерами журналист стоял в обнимку с человеком в серой маске с символикой молнии на лбу.
Под фотографией тянулась длинная надпись: "Правдивый снимок, сделанный на Аляске после интервью".
У меня дыхание сперло. Никогда бы не подумал, что газеты строятся на сценическом воображении чистейшего вымысла. Какие суммы они зарабатывают за счет простого пшика! Причем так убедительно! Я сам бы не сомневался, если бы не знал, что я никогда не был на Аляске.
И как теперь прикажете мне поступить?
Во-первых, я чертовски разозлился, а во вторых, мне действительно захотелось увидеть этого супержурналиста и поговорить с ним по-свойски. Я взглянул на настенные часы. Время позволяло. До конца рабочего дня оставалось, по меньшей мере, три с половиной часа. Вперед, Майкл, не стоит просиживать штаны перед телевизором. С видом человека, знающего свой дальнейший маршрут, я тут же махнул в Нью-Йорк.
Когда я прибыл на место, было около четырех часов пополудни. Меня просто распирало от злости. Сейчас, думал я, я устрою этому Генри Пустозвону настоящую взбучку. Он у меня получит эксклюзивное интервью.
Я вышел из такси скрипя зубами, неистово оглядывая горделиво вздымающийся впереди меня небоскреб, нервный центр связей с общественностью. Место, откуда исходили новости.
Я вошел в огромный вестибюль и огляделся. Повсюду на стенах красовались медные фрески с историей развития первой газеты и первого телевизионного репортажа. Исходная дата брала свое начало со времен Наполеона, который на самом деле не был французом. Оказывается, он был родом с Тосканы – итальянец, который обвел вокруг пальца целую нацию! Благодаря его средствам массовой информации Наполеону удалось одурачить весь мир!
Я прошел по коридору и оказался в просторном зале. Вокруг слонялись какие-то странные люди. Их вид напоминал мне кучку трупов, умерших в холодный пасмурный день. Нигде не было видно никаких табличек-указателей. Я остановился перед огромным пуленепробиваемым стеклом с надписью: "Ресепшн". В кабинке у переговорного окна-лабиринта сидела миловидная блондинка в очках. Ее волосы, как у учительницы, были собраны на голове в пучок.
Я постучал костяшками пальцев перед ее носом. Девушка встрепенулась.
– Добрый день, – сказал я. – Мне нужен мистер Генри Пустозвон. Он журналист.
Девушка открыла журнал и принялась листать засаленные, потемневшие от времени страницы. Наконец ее палец остановился где-то на середине. Она одарила меня истеричным взглядом и прокричала в окошко:
– Поднимайтесь на сорок второй этаж! Комната 4203-ф!
Я вошел в лифт и понесся к небесам. На сорок втором этаже в просторном помещении без стульев повсюду пахло марихуаной. Перед зеркалом, на стене висел непомерно большой список с названиями ряда газет, выпускаемых на этом этаже. Стрелка с указателем на кабинет 4203-ф указывала на длинный коридор справа от лифта. Я пошел дальше и увидел настенные плакаты с лозунгами:
"Самая лучшая правда – это выдуманная правда".
"Если хочешь оказаться на первой полосе, создай конфликт".
"Все, что происходит в мире, не имеет ничего общего с твоей статьей".
"Если стремишься стать профессионалом – никогда некому не верь".
Не обращая внимания на все эти надписи, я устремился по коридору к кабинету с табличкой 4203ф. Дверь была закрыта. Я из вежливости постучал. Затем заглянул внутрь. За столом сидела девица в желтом пиджаке. Она одарила меня испепеляющим взглядом и залаяла как немецкая овчарка:
– Молодой человек, вы что, с ума сошли? Стучать в дверь! Я чуть рассудка не лишилась. – Она смахнула со стола мешочек с противозачаточными средствами и пачку презервативов. – Думайте хоть чуть-чуть, прежде чем ломиться как сумасшедший.
Я только сейчас заметил, что в другой руке она держала крупнокалиберный обрез со взведенными на стволах курками.
– Я подумала, что вы какой-то враг.
– Мне очень жаль, мадам, что я напугал вас, – сказал я. – Я ищу Генри Пустозвона. Девушка на ресепшн направила меня в этот кабинет.
– Пустозвона здесь нет, – бросила она недовольным тоном. – И не ищите его здесь. Он тут вообще не бывает, так как находится в связи с владельцем издателем Морганом Пупсом. Они жить друг без друга не могут. Посмотрите его на пятидесятом этаже, в кабинете 5067.
Что мне оставалось делать? Ничего! Познавая мир журналистики, я зашел в лифт и поехал дальше, на пятидесятый этаж. Там по коридору ходили люди со стеклянными глазами. Некоторые передвигались медленно, опираясь обеими руками о стены.
Дверь с табличкой 5067 находилась в конце коридора. Она вела в просторное помещение, в котором стояла непомерно огромная рулетка. Вместо шарика по вертящемуся диску метался настоящий бильярдный шар. Ячейки в этой рулетке были с сетками и выглядели точно так же, как лунки при игре на бильярде. Вместо цифр на диске были наклеены разного рода картинки с изображением изувеченных тел, пожаров, могил, детских трупиков, дорожных аварий и природных катаклизмов. Игра со смертью, если можно так сказать. Сидеть здесь было негде. Все стулья были заняты веселящейся толпой, окружившей со всех сторон стол-рулетку. Молодой человек с внешностью университетского ректора потирал руки глядя на шар.
– Делайте игру господа, – твердил он себе под нос, – делайте игру.
Шар два раза прокатился по диску в противоположном направлении и рухнул в лунку с картинкой, изображающей человека в маске, пронзающего острым лезвием грудь молоденькой обнаженной девицы сидящей в луже собственной крови.
– Ха! – воскликнул ведущий. – Ставки сделаны! Сегодня у нас на повестке дня бруклинский маньяк. Отличная получиться статейка! – он повернул голову в мою сторону и посмотрел на меня без любопытства. – Да? – обратился он ко мне.
– Я ищу Генри Пустозвона, – сказал я.
– Все ищут Пустозвона, – тут же ответил он. – Он как наркоман, зависимый от попки мистера Пупса, всегда отсутствует. А вы, собственно, кто?
– Я его читатель, – ответил я.
Он посмотрел на меня, как на брошенную в него гранату:
– Вы что, тоже из этих голубков?
– О нет, – сказал я, – вы меня неправильно поняли. Я лишь хотел побеседовать с Генри о его статье. Мне кажется, он немного пренебрегает фактами.
– Фактами? – удивился он. – Никогда не пытайтесь исказить целостность газетной статьи фактами, мистер. Сразу видно, что вы не профессионал. Факты вообще не имеют никакого отношения к связям с общественностью. Извините, но я не знаю вашего имени, мистер. Если бы в газетах печатали только факты, они перестали бы продаваться. Издательства разорились бы. Так что, сами видите, правда, она ведет к нищете. А кому выгодно быть нищим?
Судя по его внешнему виду, он вовсе не желал проводить остаток жизни в нищете. Опрятный, довольно уверенный в себе молодой человек. Вежливый, одетый в дорогой строгий костюм в полоску. Его глаза выглядели настолько доверительно, что я нисколько не сомневался в правоте его слов. Он вполне мог бы быть юристом или дипломатом. Спокойный и внимательный, выглядел он весьма презентабельно.
Он увлекся игрой в рулетку, а я остался стоять как вкопанный, чувствуя себя в этом странном месте как-то неуютно. Я рассматривал этих милейших игроков, окруживших стол с рулеткой, и мое чувство гнева стало уступать смутному ощущению тревоги. На своем веку мне не раз приходилось видеть личностей с вампирической улыбкой на лице. Но эти ребята улыбались слишком уж вампирически.
Я ушел.
На этот раз мое путешествие в Нью-Йорк не принесло мне положительных результатов. Впрочем, так бывает всегда, когда вы имеете дело с журналистами. Мне просто больше ничего не приходило в голову, и я расстроился.