- Что толку причитать? Я готов понести любую кару. Мне легче умереть, чем выносить такие страдания! - в отчаянии воскликнул Кадри.
- Но ты и нашу жизнь сделал хуже смерти, - зло проговорил Адхам.
Умейма не переставала бить себя по щекам и тяжело вздыхать.
- Я не хочу так жить! Лучше похороните меня вместе с сыном. Почему ты не даешь мне оплакать его? - причитала она.
- Я опасаюсь не за твое горло, - ответил ей Адхам, - я боюсь, как бы нас не услышал сатана!
- А хоть бы и услышал! - воскликнул Кадри. - Мне все безразлично!
Вдруг снаружи послышался голос Идриса:
- Брат мой, Адхам, иди сюда, несчастный! Все оцепенели. Но Адхам крикнул в ответ:
- Иди к себе! Не смей ко мне приставать! А Идрис продолжал:
- Зло убивает зло. Ваше горе избавило вас от моего гнева. Забудем наши распри. Мы оба страдаем. Ты потерял дорогого сына, а я - единственную дочь. Дети были нашим утешением в изгнании, но их не стало. Иди сюда, бедняга, давай пожалеем друг друга.
Итак, значит, тайна раскрыта. Но каким образом? Только сейчас Умейма испугалась за Кадри.
- Твое злоречие, - проговорил Адхам, - не задевает меня. Что оно в сравнении с моими страданиями!
- Злоречие? - укоряюще сказал Идрис. - Ты ведь не знаешь, как я плакал, когда увидел тебя извлекающим тело сына из ямы, которую вырыл Кадри.
- Проклятый шпион! - вскипел Адхам.
- Я плакал не только об убитом, но и об убийце. Я сказал себе: "Бедный Адхам! В одну ночь он потерял двух сыновей".
Тут Умейма заголосила, уже не обращая ни на кого внимания, а Кадри бросился к выходу. Адхам поспешил за ним.
- Я не хочу терять обоих! - стенала Умейма.
Кадри кинулся было на Идриса, но Адхам оттолкнул его, а сам встал перед Идрисом и с вызовом сказал:
- Предупреждаю, не вмешивайся в наши дела!
- Глупец! - спокойно произнес Идрис. - Ты не понимаешь, кто твой друг, а кто - враг. Ты готов драться с собственным братом, чтобы защитить убийцу твоего сына.
- Уходи прочь!..
- Ну что же, прими мои соболезнования и до скорой встречи, - проговорил, хихикнув, Идрис и скрылся в темноте…
Адхам повернулся к Кадри, но того уже не было. Он увидел лишь Умейму, которая стояла рядом с ним и спрашивала, куда делся Кадри. Адхам, вглядываясь в окружающий мрак, громко позвал:
- Кадри, Кадри, где ты?!
Ему, как эхо, вторил голос Идриса: "Кадри! Кадри! Где ты?.."
23.
Хумама похоронили на кладбище в Баб ан-Наср. На похороны пришло много народу - все, кто знал Адхама, такие же торговцы, как он сам, а также его постоянные покупатели, уважавшие Адхама за мягкий нрав и вежливое обращение. Идрис не только явился без приглашения на похороны и шагал вместе со всеми в похоронной процессии, но и после погребения стоял со скорбным видом, принимал соболезнования в качестве дяди умершего. Адхам негодовал, глядя на него, но молча терпел его присутствие. В похоронах участвовали и футуввы, и люди, занимавшиеся сомнительными делами: жулики, воры, разбойники. Когда тело опускали в могилу, Идрис, стоявший рядом с Адхамом, говорил ему слова утешения, а Адхам скрепя сердце молча стискивал зубы, и только слезы градом катились из глаз его. Умейма била себя по щекам, голосила, каталась по земле. Когда все наконец разошлись, Адхам, обращаясь к Идрису, спросил:
- Существует ли предел твоей жестокости?!
- О чем ты говоришь, мой бедный брат? - притворно удивился Идрис.
- Я не знал, что ты так жестокосерден, хотя всегда плохо думал о тебе. Ведь смерть - конец всему. Над чем же злорадствовать?
- В горе ты утратил свою обычную вежливость, но я прощаю тебя, - проговорил Идрис, ударяя ладонью о ладонь и выражая этим жестом отчаяние от того, что чувства его истолкованы столь неверно.
- Когда же ты наконец поймешь, что нас уже давно ничто не связывает? Помилуй Бог, разве ты мне не брат?! Эти узы нельзя расторгнуть!
- Идрис! Неужели тебе мало того, что ты со мной сделал?
- Твое горе - причина твоей грубости! Но мы оба несчастны. Ты потерял Хумама и Кадри, а я - Хинд. У великого Габалауи остались лишь внук - убийца и внучка–распутница. И все же тебе легче, ведь у тебя есть еще дети, они заменят тебе ушедших.
- Неужели ты завидуешь мне? - печально спросил Адхам.
- Идрис завидует Адхаму?! - удивился Идрис. Если не понесешь ты кары, равной твоим злодеяниям, мир рухнет!
- Рухнет, непременно рухнет…
И потянулись дни, полные уныния и печали. Скорбь подорвала здоровье Умеймы, она сильно исхудала. За несколько лет Адхам, казалось, состарился больше, чем за всю долгую жизнь. Оба страдали от физического недуга и душевных мук. И вот настал день, когда болезнь окончательно взяла верх. Супруги уже не могли подняться с постели. Умейма с младшими детьми оставалась во внутренней комнате, Адхам - в комнате старших сыновей. Проходил день, наступала ночь, но они не зажигали лампы. Адхам довольствовался светом луны, проникавшим в комнату через дверь. Он то дремал, то пробуждался, находясь все время на грани между бодрствованием и забытьём… Как–то до него донесся насмешливый голос Идриса:
- Не нуждаешься ли ты в помощи?
Сердце у Адхама сжалось, но он ничего не ответил. Он ненавидел часы, когда Идрис выходил на свою вечернюю прогулку.
- Люди! Будьте свидетелями моей доброты и его невежливости! - выкрикнул на прощание Идрис, после чего удалился, напевая:
Втроем отправились мы на охоту в горы,
Один пал жертвой страсти, второго сгубили друзья…
…Глаза Адхама наполнились слезами. Этот злодей еще насмехается. Дерется, убивает, плюет на людские пересуды, своевольничает, творит все, что на ум взбредет, и ничуть не раскаивается, сотрясая небеса наглым хохотом. Ему доставляет удовольствие издеваться над слабыми, он вечно торчит на похоронах и распевает песни на кладбище. Я на краю могилы, а ему хоть бы что. Убитый похоронен, убийца пропал, и мы оплакиваем обоих. Детский смех затих в нашей хижине в эти мрачные дни, дни слез и печали. Боль гложет мое бренное тело. За что такие муки? Где мои светлые мечты?
…Адхаму вдруг показалось, что он слышит шарканье ног, тяжелые шаги, пробудившие в нем смутные воспоминания, неуловимые и ускользающие, как аромат чего–то знакомого, но давно забытого. Он повернул голову и увидел, что дверь отворяется, дверной проем заполняется чьим–то огромным телом. Он удивленно раскрыл глаза… Стон надежды и отчаяния вырвался из его груди. Не веря своим глазам, он прошептал:
- Отец?!
До слуха его донесся старческий голос:
- Добрый вечер, Адхам!
Адхам не сдержал слез. Он хотел приподняться, но у него не было сил. Радость, какой он не испытывал уже двадцать лет, охватила его. Дрожащим от волнения голосом Адхам сказал:
- Я не могу поверить!
- Ты совершил ошибку, и ты плачешь…
- Провинность моя велика, но и наказание непомерно. Ведь даже самые презренные твари, обреченные на муку, не теряют надежды заслужить прощение, - сквозь слезы проговорил Адхам.
- Так ты учишь меня мудрости?!
- Прости, отец. Горе ожесточило мое сердце. Болезнь измучила меня. Даже овцам моим грозит гибель!
- Хорошо, что еще беспокоишься о своих овцах!
- Ты простил меня? - с надеждой спросил Адхам.
- Да! - помолчав, ответил Габалауи.
- Слава Аллаху! - дрожа всем телом, воскликнул Адхам. - Еще недавно я был на краю пропасти от отчаяния!
- Вот я и пришел…
- Да, это как пробуждение после кошмара.
- Потому что ты хороший сын. Вздохнув, Адхам сказал:
- Я дал жизнь убийце и его жертве.
- Мертвый не воскреснет. Чего ты хочешь?
- Когда–то я мечтал петь песни в саду, но сегодня меня уже ничто не радует!
- Имением будут владеть твои потомки.
- Хвала Аллаху!
- Не утомляй себя и постарайся уснуть, - сказал Габалауи, уходя…
***
Почти одновременно умерли Умейма и Адхам, а вслед за ними и Идрис. Выросли дети. После долгих скитаний вернулись Кадри и Хинд со своим потомством. Все дети росли бок о бок, вступали в брак между собой, плодились. Благодаря доходам от имения поселение разрасталось. Так возникла наша улица. И все живущие на ней - потомки тех, первых.
Габаль
24.
Дома на нашей улице стоят в два ряда, один напротив другого. Начинаются они у Большого дома и тянутся до самой Гамалийи. Но Большой дом, задняя стена которого выходит на пустыню, остается открытым со всех сторон. Наша улица, улица Габалауи, самая длинная в округе. Начало ее застроено большими домами, в каждом из которых живет по нескольку семей, принадлежащих к одному роду, например роду Хамдан, а дальше, с середины улицы и до Гамалийи, идут лачуги, не заслуживающие названия домов. Картина будет неполной, если не упомянуть стоящий первым в правом ряду и возвышающийся над другими дом управляющего имением и расположенный напротив него в левом ряду дом главного футуввы.
Хозяин Большого дома, решив удалиться от мира, затворился в нем вместе с самыми близкими слугами. Сыновья его умерли рано, и из потомков тех, кто прожил всю жизнь и скончался в Большом доме, остался лишь эфенди - управляющий имением.