Султан с друзьями запросто могли ехать за город поразвлечься с девчонками, хотя для этого дела было, пожалуй, рановато), Антон мельком взглянет в багажник – и они уедут восвояси, и может быть, если повезет, даже сотку-другую дадут "за хлопоты". Эти давали, впрочем, обычно долларами – чаще десятку-двадцатку, реже больше – в зависимости от обстоятельств. В этом, возможно, тоже был определенный символ, типа: "помни, пес, от кого деньги получаешь – это тебе не Российское государство!" У Антона сложилось такое ощущение, что других денег и них и не было – только доллары.
Лейтенант как-то заглянул через плечо в такой бумажник – там была целая стопка зеленых "стошек" и только один российский "полтинник".
Лейтенант не спеша пошел к машине, Сливочников в этот момент что-то записывал в журнал, стоя на площадке лестницы у входа в будку.
Водителем джипа у Султана работал бритоголовый полный парень славянской национальности по имени Коля. Сам он был из местных, имел удивительно хорошую зрительную память и очень многих жителей
Любимова, включая работников милиции, знал в лицо, поэтому ему было приказано внимательно смотреть и определить, кто есть кто, и если человек по виду не местный и представляет хоть какую-то угрозу, то чтобы того валить сразу. Когда подъехали к посту и остановились, он сказал стрелку, сидевшему рядом с ним:
– Слышь, вон того мужика светлого видишь? Я его не знаю! А рядом с ним наш местный – Сережка Егоров… – Тут он запнулся, хотел, было, добавить, что Егоров воевал в Чечне, но почему-то не сказал.
Боевик, которого звали Рашид, взвел пистолет и изготовился к стрельбе. Когда гаишник подошел, тонированное стекло медленно опустилось.
– Лейтенант Лебедев, – представился Антон, к своему удивлению не узнавая сидевшего рядом с водителем пассажира. К тому же на заднем сиденье были еще какие-то незнакомые люди южной наружности, сплошь мужики, а ожидаемого Султана с долларами не было. – Прошу всех выйти из машины, предъявить документы, открыть багажник.
И тут, совершенно неожиданно для него, сидевший рядом с водителем человек поднял пистолет и выстрелил Антону два раза в грудь.
Лейтенант тут же упал навзничь, обронив автомат. Боевик-профессионал
Рашид в этот момент видел только двух реальных противников: этого милиционера с автоматом и еще другого – стоявшего на лестнице в будку, у которого тоже могло быть оружие. Хотя стоявший рядом с
"жигулями" молодой парень, которого водитель назвал Егоровым, ему тоже чем-то сильно не понравился – слишком уж был спокоен, но он был явно без оружия. Второй – светловолосый – вообще вдруг куда-то исчез. Рашид один раз выстрелил в Сливочникова, метя ему чуть выше бронежилета, и, как ему показалось, сразу же попал – капитан тут же кувыркнулся на ступени. Потом пистолет повернулся стволом на
Егорова. Шахова действительно в этот момент видно не было, потому что он наклонился за упавшими ключами от машины. Когда началась стрельба, он внезапно поднялся из-за своих "Жигулей", невольно заслонив Егорова, и пуля, предназначенная бывшему наводчику-оператору БТР, попала Аркадию прямо в лоб. Кровь из выходного отверстия в затылке Шахова брызнула Егорову в лицо, но пуля изменила направление и вжикнула мимо. Шахов, не издав ни звука
(только что-то мявкнув), рухнул на землю.
Несостоявшийся муж и любовник, заклинатель дождей и непримиримый борец со временем был убит наповал, и все волшебники мира не смогли бы его оживить.
Рашид был очень хорошим стрелком и действительно попал в
Сливочникова, но не в шею или в голову, куда метил, а в бронежилет.
Капитана сбило с ног, он скатился с лестницы и лежа все-таки сумел вытащить пистолет и выстрелить пару раз по Рашиду, хотя и не попал в него. Однако это сыграло свою отвлекающую роль, поскольку нервы у водителя джипа не выдержали, и он резко рванул с места. В это мгновение ствол пистолета по инерции дернулся и две пули, предназначенные лично Сереже Егорову, просвистели мимо его уха и ударили сзади в доски забора. Егоров не уклонялся, а просто стоял.
Ангел-хранитель снова прикрыл его своим крылом, и Сережа вновь пережил это восхитительное ощущение высшей защиты. Джип, задев и свалив заграждение, рванул по шоссе.
Когда Антон падал назад, его короткоствольный автомат соскользнул у него с плеча и отлетел прямо к ногам бывшего наводчика. Егоров посмотрел на лейтенанта. Тот лежал навзничь, стремительно бледнея, с заострившимся лицом; из-под него вдруг густо потекла кровь. И тут будто кто-то невидимый шепнул Егорову прямо в ухо: "Давай!" (или, может быть, это Сливочников крикнул?). Егоров поднял автомат, мгновенно разложил приклад, снял с предохранителя, передернул затвор, спокойно поймал в прицел стремительно удаляющуюся черную машину и длинной очередью выпустил в нее почти весь магазин. Джип тут же стало мотать из стороны в сторону. Через полсотни метров он на полном ходу съехал в кювет и ударился в дерево. Егоров продолжал стрелять, и даже издали было видно, как пули врезаются в кузов внедорожника и как крошатся стекла задних фонарей.
Наконец патроны кончились, и наступила тишина.
Сливочников, кряхтя, приковылял от будки и, посмотрев на обоих лежащих, сказал Сереже Егорову без особых эмоций:
– Оба "двухсотые". Давай сюда автомат! Скажу, что я стрелял. Я-то при исполнении, а тебе в эти дела влезать незачем. Могут быть проблемы. Или, может быть, сказать, что Антоха стрелял? Надо подумать. Посмотри: у тебя синяка нет на плече?
Егоров, не говоря ни слова, только пожал плечами. Они оба были ветераны реальной войны и понимали друг друга с полуслова.
Сливочников взял у Егорова автомат, не торопясь, вставил новый магазин и так же не спеша, пошел по обочине дороги к джипу. Егоров с минуту смотрел ему вслед, а потом повернулся и пошел, больше уже не оборачиваясь, по проселку в сторону деревни. Он почему-то знал, что все кончено и уже не чувствовал никакого волнения. Он, наконец, сделал то дело, которое должен был сделать. Это было продолжение и окончание того боя, который он начал тогда один в своем "бэтре". Он ожидал этого окончания очень долго, и теперь, наконец, все закончилось. Он испытывал большое облегчение. Те, кто должны были умереть, умерли, а он продолжал жить, и через месяц у него должна состояться свадьба.
Не доходя до джипа метров двадцать, Сливочников спрыгнул в канаву на противоположной стороне дороги и начать подходить очень медленно, направив ствол автомата на разбитую машину. Подойдя совсем близко, он увидел, что слева двери в машине закрыты, а люди в джипе сидят вроде бы как неподвижно. Мимо по дороге промчалась какая-то задрипанная легковушка, типа "Москвича", сначала слегка притормозила, но потом, увидев вооруженного милиционера, дала по газам. Сливочников ждал. Действительно, никакого движения внутри
"Чероки" не наблюдалось. Явно слышно было только журчание: пробило бак, и бензин лился на землю.
Оказалось, что практически все пули попали в джип, высадив заднее стекло и сразу убив в затылок одного из пассажиров, которого называли Полковником, и смертельно ранив в шею водителя, который, умирая, навалился на руль, кинув машину в кювет. Сидевший с ним рядом боевик Рашид потерял сознание от удара и был убит какой-то из последних пуль, разорвавшей ему горло. Его кровь, будто густая черная грязь, еще выдавливалась из раны на шее, как паста из тюбика.
Сдутые подушки безопасности лежали на панели приборов белыми окровавленными медузами.
Капитан обошел машину сзади и справа. Боковые стекла с этой стороны были выбиты. Телохранитель Полковника лежал в машине на заднем сиденье с совершенно изуродованным лицом, хотя явного попадания в голову не было видно. Он тоже был мертв. Одни глаз его был закрыт то ли кровяным сгустком то ли грязью, другой – страшно пронзительно смотрел куда-то вверх – сквозь крышу. Толстая золотая цепь лежала у него поверх окровавленной рубашки.
Передняя правая дверь джипа была распахнута. Кроме журчания бензина, в оглушительной тишине капитан услышал, как с пальцев убитого боевика на коврик капает кровь, и увидел, как она сворачивается прямо у него на глазах в вишневое желе.
На полу за передним креслом, прямо в крови лежала довольно объемная спортивная сумка. Капитан, потянув за молнию, раскрыл ее и увидел пачки денег в прозрачных полиэтиленовых пакетах: долларов,
"евриков" и рублей, перетянутых резинками. Денег было явно очень много. Если по долларам, то все в основном были сотки, номинал евро
Сливочников как-то не запомнил, потому что в них не понимал, и российские деньги тоже были – в основном красные пятисотки и голубые тысячные купюры. Сливочников сначала похолодел, а потом его бросило в жар. Он тут же вспомнил, как смотрел вчера на купола и как просил денег. "Что я такого Тебе сделал, и что теперь мне нужно сделать для
Тебя?" – вдруг вслух тихо спросил он. Он, как и Сережа Егоров, будто вдруг почувствовал прикосновение Бога или причастных к нему сил. И вопрос брать или не брать деньги был вовсе не таким уж простым.
Ситуация была такова: он попросил, и ему дали. Да, таким вот жутким образом. Это не была разбитая инкассаторская машина, или потерянные каким-то растяпой чужие капиталы. Лежавшие перед ним деньги не принадлежали никакой государственной организации – это были в большинстве своем даже не рубли. Это были финансы преступной группировки, может, и вовсе не из этого города. А может быть, это искушение? Сдать их? Капитан прекрасно знал, что все это будет описано и мгновенно куда-то исчезнет. К тому же отказаться от этих денег означало отвернуться от протянутой ладони. Там ведь могут сказать: "А зачем тогда просил?" и второй раз точно не будет дадено.