Очень он Марине понравился, а Шахов, сидевший у края танцпола за столиком, неудержимо зевавший и с видимым отвращением потягивавший через соломинку пинаколаду, опять же ее раздражал: не танцуешь – иди спать, не порти другим настроение! Она уже третий вечер танцевала с итальянцем, они даже общались на ломаном английском. Интересный был парень, и звали его Марио. Но в этот вечер Марио был то ли поддатый, то ли обкуренный и вел себя слишком уж разнузданно, лез буквально ко всем, а Марину беспардонно лапал и слишком тесно прижимался к ней, буквально хватал за задницу И тут случилось страшное: Шахов встал, вышел на танцпол, оттолкнул от Марины итальянца, что-то сказал ему по-итальянски, а потом врезал по роже. Бедный Марио полетел через столики, сметая коктейли. Марина замерла от ужаса. И, что самое поразительное, в наступившей тишине вдруг раздались аплодисменты.
Это хлопали англичане, сидевшие неподалеку, и еще другие посетители присоединились к ним, и, кажется, даже сам бармен. Оказалось, что этот придурок Марио всех уже достал и все не знали, как от него избавиться. А что самое удивительное, никаких последствий для Шахова этот скандал не имел. Возвращались они в свой коттедж по улице молча и по разным сторонам аллеи. Разговаривать начали только на следующее утро. Шахов встал рано и начал тормошить Марину, чтобы идти купаться, но она, ничего не ответив, завернулась в одеяло с головой и осталась спать. Он пошел купаться один. После обеда они улетели домой. В аэропорту Петербурга было двенадцать градусов тепла, моросил дождь. Машина, оставленная на стоянке, была вся грязи.
Вспомнив об этих событиях, Марина испытала странную грусть, сходную с любовной тоской, и некоторое время лежала на уже заправленной постели, пытаясь одновременно и уйти от этой грусти, и сохранить ее в себе, поскольку это было истинное чувство. И может быть, в этот самый момент она впервые почувствовала, что такое настоящая любовь. Впрочем, грустила она недолго, прислушалась к чему-то в себе и подумала, что надо бы все-таки зайти в аптеку и купить тест на беременность. Тест беременности показал отрицательный результат, то есть она была не беременна.
Отчего же тогда это странное чувство? И эта тоска никак не проходила. И три дня, и четыре, и неделю. Единственным положительным эффектом этого дела была полная потеря аппетита, отчего Марина похудела на четыре килограмма. Еще с месяц она мучалась, ожидая, что-то вот-вот Шахов появится. А в конце июня решила все же съездить в Любимов. Дима уехал на рыбалку до вторника. Марина отдежурила сутки с пятницы на субботу и выехала в Любимов ночным поездом в Н.
Ночь она провела у подруги по медучилищу Нади, было весело. Надя пригласила в гости своего молодого человека с другом. Друг, которого звали Максим, был довольно приятный парень. Хорошо посидели, выпили, потанцевали. Спать легли уже часа в два: Надя со своим парнем у себя в спальне, а Марина с Максимом на раскладном диване в гостиной.
Нашлись и презервативы. Максим был нежен, энергичен и Марине понравился. Однако, замедляя дыхание на скомканной простыне, глядя на Максима, который стянув презерватив, завязал его узлом и бросил на пол, она вдруг почувствовала: что-то не так. Отвернулась. Максим лег сзади, обнял за груди, прижался, поцеловал в шею, так и заснул.
Перед тем как уснуть Марина, чувствуя дыхания Максима на своей шее, вдруг подумала и сказала про себя: "Шахов! Клянусь, я изменяю тебе в последний раз! Когда мы поженимся, я буду тебе самая верная жена".
Тут она и уснула. Однако Максим овладел ею утром, развернул на спину и вошел, Марина даже слова не успела сказать, причем без презерватива и кончил прямо в нее.
Марина всполошилась:
– Ты что делаешь? Совсем обалдел? Мне сейчас нельзя…
– Маришка, извини. Не смог сдержаться: святое дело утренний стояк! – заныл Максим, нашаривая на столике сигареты. – Будешь?
– Ты соображаешь вообще?! – кипятилась Марина.
– Да придумай чего-нибудь! Ты же медсестра. Не бойся, я не заразный.
– Слышали такие сказки! – сказала Марина, вскакивая с постели и направляясь в ванную.
Из соседней комнаты высунулась сонная Надя:
– Доброе утро! Ну, что, хорошо покувыркались? Судя по звукам очень даже!
Марина только криво улыбнулась:
– Надька, у тебя есть мирамистин?
– Есть. Мужики, согласись Маринка, все-таки гады!
– Если я залечу, я тебя убью! Приеду и убью!
Со всеми этими делами она на семичасовой автобус опоздала, и выехала вместо этого в восемь двадцать. Автобус должен был прибыть в
Любимов примерно в полдесятого. Сев в автобус, она подумала: "Если сегодня залечу и буду с Шаховым (тут ее вдруг до низа живота пронизало мгновенное сладкое волнение) то получится неизвестно от кого!" Все повторялось с роковой неизбежностью.
Кстати, неожиданной новостью тогда для Марины оказалось, что у
Шахова богатая мать. Это ее немножко встревожило, поскольку, если выходить замуж, то предстояла неизбежная процедура знакомства с будущей свекровью. Марина по опыту жизни знала, что богатые люди обычно очень проницательны.
Между тем, Аркадий Шахов и сам по себе был если не очень богатым, то весьма состоятельным человеком, только сам еще не догадывался об этом.
Глава8.Александр Михайлович Шахов.
Насчет прошлого своего деда Аркадий знал только то, что тот когда-то служил в армии. Кем и где, Аркадий не ведал – знал только, что он был не только участником, но и инвалидом войны и не забывал всегда поздравлять его с Днем Победы. Из-за своих личных проблем, конфликт деда и предпринимателя Мамаева по поводу земли под пасекой не казался Аркадию серьезным, и он не придавал ему большого значения.
Как уже говорилось, в процессе перевода музея в новое здание
Мамаев неоднократно встречался с Дашей Морозовой. Встречи эти подчеркнуто носили официальный характер. Мамаев избегал прямых заигрываний, разговоры вел все на историческую тематику. Впрочем, и ему и Даше все это было интересно, она ощущала себя настоящей деловой женщиной. Иногда Мамаев звонил ей и говорил: "Дарья
Олеговна, я сегодня не обедал, сейчас я заеду в кафе, у меня будет двадцать минут, там и переговорим". Это было всегда не поздним вечером и такие встречи не носили интимного характера, к тому же
Мамаев при ней никогда не платил наличными, чтобы та не чувствовала себя обязанной, говоря Даше, что это все уже оплачено из представительских расходов его фирмы. Он не говорил ей, что кафе это принадлежит лично ему. Он даже не пил в это время ничего крепкого – только хорошее красное вино да и то один бокал – чтобы лишнего не сболтнуть (напиться можно было и позже).
Так сложилось, что обычно им удавалось встречаться по четвергам.
И Мамаев полюбил эти четверги. Стол был сервирован очень красиво, всегда на нем стояли деликатесы, и каждый раз меню было другим.
Как-то даже ели устриц с подробными разъяснениями для Даши, типа лекции, как их вообще положено есть. В другой раз пробовали особым образом приготовленную рыбу. Тут присутствовала и подводная цель: потихоньку привить у Даши вкус к красивой жизни. В одну из таких встреч Альберт Мамаев как-то вдруг проговорился Даше, что он, якобы, и сам историк-любитель и собирает материалы по истории дивизии СС
"Галитчина", где якобы служил то ли его дед, то брат деда, то ли еще какой-то родственник. Никакой, конечно, дед у него там не служил, однако вот брякнул к слову даже неизвестно почему. Засела у него в мозгах эта треклятая дивизия. "Собираю материалы", впрочем, было слишком сильно сказано. Имелась у него пара книжек, да значок этой дивизии, который он лично купил в Киеве на блошином рынке. Потом еще один украинский партнер по поставкам сахара и вафель действительно имел родного дядьку в Канаде, который в юности повоевал в этой самой
"Галитчине" и даже кое-что порассказал племяннику, а то уже и
Мамаеву. Кстати, хорошо тогда они однажды погуляли в украинском ресторане "Шинок" на Пяти Углах в Петербурге.
Непонятно, чем был обусловлен такой интерес Мамаева именно к
"Галитчине". Из официальной истории войны известно, что дивизия эта в свое время была разгромлена под Бродами, а остатки ее, признанные немцами как небоеспособные, использовались ими в карательных операциях. Мамаев историю не читал, и ему это было неизвестно.
Александр Михайлович Шахов, напротив, это знал очень хорошо, так как в свое время не раз сталкивался с людьми из "Галитчины". Это был конец 45-го года. Двор местного управления НКВД в одном из городов западной Украины был тогда завален трупами, которые свозили из окрестных лесов практически каждый день.
На Дашу, которая в силу своего юного возраста воспринимала ту войну как "предания старины глубокой", это откровение Альберта
Ивановича никакого впечатления не только не произвело, но даже и не удивило. У одного десятиклассника в их школе был полный комплект немецкой военной формы и вооружения, где-то им частично откопанный, а где-то обмененный у других коллекционеров и "черных" копателей.