Потом продолжил, обращаясь только к Павлу:
– Леху Михайлова помнишь из десятого-бэ? Ну, Леха -
Михей-Михельсон – кликуха у него была в школе! После армии он еще в милиции работал, потом, то ли уволился, то ли его ушли. Так вот он несколько раз ездил в Чечню по контракту воевать. И, ты знаешь, говорят, привез как-то уж подозрительно очень много денег. Ходили слухи, что это трофеи, и будто бы деньги и ценности забирали с убитых боевиков и вообще где придется. Говорят, под Первомайском с минного поля кошкой трупы зацепляли и выволакивали. И он потихоньку стал открывать здесь бизнес: магазин, оптовый склад. А тут свои, мирные законы: надо платить людям. Если не договорился с администрацией или милицией, причем, обычно, на уровне совладения, – не меньше, тогда договаривайся с бандитами. Либо тем, либо этим. А такого, чтобы не платить – не бывает. "Но, – говорит Леха, -
Абдуллаю платить не буду – не по чину". Местные мелкие бандиты-шакалы – те, конечно, и не совались. Так вот: лет уже пять тому зимой его убили. Вроде бы, и сомнений нет, кто. Думают, что
Абдуллай – если и не сам, то его люди. В назидание всем другим.
Леха, конечно, по жизни был жлоб, иногда поступал как сволочь, но он был единственный, кто тогда не платил Абдуллаю, и опять же – бывший мент, участник боевых действий. Даже в администрации на него напрямую не лезли, хотели напустить налоговую, но те под разными предлогами от наезда уклонились. Представляешь, даже налоговая полиция, по сути своей неприемлющая и считающая преступным любой бизнес, тоже как-то открестилась Леху потрошить! – вытаращил глаза
Хомяков.
Павел тут же Лешку и вспомнил. Надо сказать, что история с
Михайловым была довольно темная. Парень он был по характеру сложный, с детства хулиганистый, драчливый, но не злой, не подлый, тем был и известен и уважаем в школе. Как-то один смазливый парнишка из параллельного класса уболтал, опоил на вечеринке девчонку-лаборантку и переспал с ней. На следующий день он стал все в подробностях об этом рассказывать за школой, где пацаны обычно курили на перемене.
Леха тогда подошел к нему и сказал: "Слушай, ты, падла – заткнись-ка! Ты поступил не по-мужски – как подонок, сволочь, подлец и трепло. И если еще скажешь про нее хоть слово – я тебе ебало набью!" Многие ребята так же думали, но ведь не сказали же (Павла, впрочем, там не было). А Леха выложил прямо в глаза. Тот подонок покраснел, не зная, что и делать. Чтобы как-то спасти честь, выбор у него был только один – драться, но драться с Лехой он не отважился.
И это был типичный поступок в стиле Лехи Михайлова, и именно за такие поступки ребята его и уважали. А после школы Павел его вообще больше не видел. От ребят он знал, что после службы в армии Леха работал в местном угрозыске и лично, без группы захвата, взял двух бандитов-наркоманов, причем бывших спортсменов-борцов, зарубивших в
Парамонове целую семью. Так получилось, что разбойников выследили в
Н., и Леха был в этот момент один. Он сработал мгновенно: разбежался и ударил двумя ногами в спину одного, а другого свалил, врезав рукояткой пистолета по затылку. Впрочем, бандиты были под наркотическим кайфом… Позже его из милиции действительно "ушли", то ли за превышение служебных полномочий, то ли за коррупцию, а может быть, и сам ушел по каким-то причинам. Он мог быть, конечно, и реально быть виноват, а могли и подставить: например, за то, что не того прижал. Как там было на самом деле – никогда не узнаешь. После этого он по контракту ездил воевать в Чечню, причем несколько раз. У них тогда сложилась целая компания – типа бригады, которая ездила на войну подзаработать. Двое были из Любимова и еще трое – из
Хрючинска. Там, в Чечне, он чуть-чуть не попал под суд, то ли действительно за мародерство, то ли за то, что они случайно обстреляли не ту машину. В ней якобы ехали какие-то мирные жители, да еще и родственники какого-то местного руководителя. А то, что в машине было полно оружия, то это будто бы вовсе было и не их, а сами федералы его и подбросили. Почти уже и засудили Михайлова, как случился крупный теракт, настроение общества резко переменилось, и
Леху с подельниками освободили, но на войну уже больше не пускали – от греха. Леха, имея кое-какие деньги, действительно организовал бизнес, платить никому не хотел, и не исключено, что именно из-за этого на него и напустили бандитов. Были бы прежние местные из спортсменов – может быть, он и договорился бы с ними, но в области в то время уже заправляли профессиональные бандиты с тех самых так ненавидимых им гор. Традиционно они контролировали в Н. центральный продовольственный и вещевой рынки и часть крупных торговых точек, а, кроме того, практически все рынки в близлежащих районных городках, исключая, конечно, Хрючинск. Наезжали за данью и в Любимов. Их традиционно черный джип гонял по Любимову из конца в конец без всяких правил – из принципа всегда проезжая на красный свет. Того, кто им мешал – они били смертным боем или опускали на деньги. Леха, правда, их поначалу ни во что не ставил. И они его до поры-времени не трогали – то ли действительно опасались, то ли просто не было команды сверху, но однажды разборка все-таки случилась. Была и другая более вероятная причина, чем проблема с магазином: говорили, что он хотел создать свою охранную фирму из бывших милиционеров и ветеранов кавказской войны. Вот этого ему уже позволить не могли и назначили Лехе "стрелку", то есть переговоры. Там завязалась ссора, во время которой случилась жестокая стрельба, в ходе которой было убито всего семь человек и не было ни одного раненого. Это происшествие даже попало в одну из центральных газет под заголовком
"Кровавая баня", поскольку трое убитых были обнаружены именно в бане, причем один из них – действующий милиционер – лежал на кафельном полу с табельным "Макаровым" в руках, но без половины головы; еще один неизвестный славянской наружности валялся на скамейке, уже на пороге – привалился к стене сам Леха с помповым ружьем, истекший кровью из перебитой пулей бедренной артерии, и еще четверо кавказцев нашли на улице: двое лежали у машины и двое в машине – весь экипаж этого черного джипа. Всех их, четверых, впрочем, той же ночью похитили из морга, видимо свои же одноплеменники. Только один отстреленный палец и остался от кого-то из них – случайно завалился под стол. Считают, что там была еще одна машина, вроде как черная БМВ, но ее так и не нашли.
– Знаешь, сколько было народу на похоронах? – сказал Хомяков. – Я последний раз такую толпу видел только у винного магазина во время
"перестройки". И отпевали его в Успенском соборе. Он, говорят, денег много дал на восстановление храма.
– Значит, грехи замаливал! – вдруг всунулся Шахов.
– А что такого плохого в том, чтобы замаливать грехи? – тут же возмутился Хомяков. – Вот, скажем, самая обычная для нашего времени ситуация: бандит дает церкви взнос. Хорошо это или плохо? Замаливает грехи? Но Господу Богу нужна вера, а тут человек действительно верит, понимает, что где-то он согрешил. Вообще, понимание греха – очень важный момент веры. И Бог его не отринет. Это значит, в нем что-то борется, иногда жизнь не позволяет ему избежать греха, но он верит. А раз он поверил, то уже и спасен, потому как тут другие мерки уже идут! – продолжал Хомяков. – И в любом случае он не бандит, а мент! Впрочем, это тоже ничего не значит, – тут же добавил он. – В прошлом году дядька мой по отцу приезжал из Белоруссии, заехал в Питер – к нашим же родственникам, так его среди бела дня прямо в метро "Технологический институт" сами же менты и ограбили.
Он что-то там замешкался только на миг перед указателем, и тут же его забрали в пикет, отняли сто долларов и выгнали оттуда…
Хомяков не стал добавлять, что дядя Петя, взрослый человек, рассказывая об этом, едва не рыдал от унижения и обиды, и что это происшествие тут же сделало из него, рьяного демократа, убежденного сторонника Сталина и прочих других тоталитарных режимов.
– А вот с хрючинцем такое, согласись, не прошло бы! – вдруг снова встрял Шахов. – Хотя его, вероятно, даже и не остановили бы – у ментов тоже есть свое чутье: кого можно обобрать, а кого – нет!
Тут все трое одновременно рассмеялись, со злорадным удовольствием представив, как в схожей ситуации хрючинца приводят в пикет, обыскивают, находят сто долларов, отнимают и пытаются выгнать мужика на улицу, и что произошло бы дальше – после некоторой паузы, поскольку, как всем известно, хрючинцы все воспринимают с некоторой задержкой. Так, рассказывают, однажды одного слегка подвыпившего хрючинца наряд милиции остановил в Н. у вокзала, да еще к тому же разговаривал с ним как-то излишне грубо, он их тут же послал, они попытались завернуть ему руки, мужик вспылил и одному сержанту кулаком сходу одним ударом высадил сразу два передних зуба. Началась драка, даже вызывали подмогу. В конечном итоге совместными усилиями двух милицейских экипажей хрючинца капитально отметелили дубинками, заковали с наручники и притащили в отделение. Там его бросили в клетку, чтобы завести уголовное дело по статье 318 УК РФ "Применение насилия в отношении представителя власти", с трудом раздели, обыскали одежду, и там к своему ужасу обнаружили удостоверение Героя
России.
У Героя России кровь из носа хлестала струей, он был прикован наручниками к решетке, но и тут пытался кого-нибудь достать ногой.
"Может, поддельное?" – промямлил, было, дежурный офицер, но тут же понял, что сморозил глупость: ни у кого из присутствующих не было ни малейшего сомнения в том, что именно этот избитый до полусмерти человек с заплывшим глазом, с пузырящейся на губах кровью и есть самый что ни на есть настоящий Герой России.