В последний раз мне довелось прослушать изложение теории Гура неделю назад, когда несколько ребят в штатском задержали нас на Бен Йегуде с коробкой из-под обуви, набитой травкой. "Большинство законов - это тоже скука", - по дороге объяснял им Гур, расположившись в патрульной машине. - "И на самом деле, это нормально, потому что в этом вся суть. Те, кто преступают закон, переживают, что их схватят, и это их развлекает. А полицейские - те просто в эйфории. Ибо всем известно, что когда взнуздывают закон, время просто мчится. Поэтому, с принципиальной точки зрения, я не вижу никакой проблемы в том, что вы нас задержали. Только одну вещь я затрудняюсь понять - зачем вам потребовалось надеть на нас наручники?"
"Заткнись!" - рявкнул один из штатских в темных очках, сидевший сзади, рядом с нами. Мы видели по нему, что не очень-то ему хочется сейчас являться в отделение с двумя придурками, пользующими травку по причине отсутствия денег на пиво, вместо того, чтобы ехать с серийным убийцей и насильником, громилой или даже просто с грабителем банка.
На допросе мы с Гуром получили море удовольствия, так как, кроме работающего кондиционера, там была еще миленькая полицейская девочка, которая просидела с нами несколько часов, и даже приготовила нам кофе в одноразовых чашках. Гур разъяснил ей свою теорию о противоборстве полов, и ему удалось, по крайней мере, дважды ее рассмешить. Вообще, все было прямо таки пасторально, кроме разве что одного, несколько пугающего момента, когда какой-то полицейский, явно насмотревшийся боевиков, зашел в комнату и сильно захотел нам выдать. Но мы мигом вразумились и признались во всем, прежде чем он успел к нам приступить. Сейчас, когда я рассказываю только о самых занимательных моментах, кажется, конечно, что все происходило быстро, но на самом деле, пока вся эта история с протоколами закончилась, уже наступила ночь. Гур позвонил Орит, которая почти целых восемь лет была его приятельницей, и только в последние полгода у нее хватило ума оставить его и найти себе более нормального друга сердца, и она тотчас явилась в отделение, чтобы вызволить нас под свою ответственность. Она пришла одна, без своего дружка, и все время делала вид, что это всего лишь еще одна неприятность, которую Гур взвалил на нее, и что она, нет слов, как нервничает. Но, вообще-то, можно было заметить, что она рада его видеть и что она страшно соскучилась. Когда она закончила процесс нашего освобождения, Гури хотел было пойти выпить с ней кофе или еще что, но она сообщила, что должна бежать, так как работает на ночной в Суперфарме, и может, как-нибудь в другой раз. И Гур ответил, что он постоянно звонит ей и оставляет автоответчику признания в любви, но она никогда не перезванивает, и что, кроме тех случаев, когда его задерживают, у нее вообще не получается увидеться с ним. А она сказала, что лучше всего, если он вообще не будет звонить, ибо из нас двоих ничего путного не выйдет, и из него тоже, покуда он продолжает общаться с типами вроде меня, и не делает ничего кроме пожирания шаурмы, покуривания травки и разглядывания девиц. И я совершенно не обиделся на ее слова, ибо сказаны они были от всего сердца, и, кроме того, в них была правда. "Я уже, в самом деле, опаздываю", - сказала она и села в свою мыльницу, и уже после того, как отъехала, помахала нам ручкой из окна.
На всем обратном пути домой, мы шли по Дизенгоф вообще не разговаривая, что обычно для меня, но исключительная редкость у Гура.
- Скажи, - сказал я ему, когда мы дошли до моего угла, - этот приятель Орит, ты хочешь, чтобы мы показали ему, где раки зимуют?
- Перестань, - пробормотал Гур, - он вполне приличный парень.
- Я знаю, но в любом случае, если ты хочешь, можно его отлупить.
- Нет, сказал Гур, - но я, наверное, возьму сейчас у тебя велосипед и поеду взглянуть на Орит в Суперфарме.
- Конечно, - ответил я и дал ему ключи.
Это было что-то вроде его привычного занятия - идти глядеть на Орит, когда она работает ночью. Если рассмотреть это теоретически, то прятаться пять часов за каким-нибудь кустом, чтобы наблюдать за кем-то, кто выбивает чек в кассе и складывает акамол и палочки для ушей в пакеты, - это, действительно, нечто, что обязано происходить от скуки. Только, неизвестно каким образом, когда дело доходит до Орит, все эти теории Гура оказываются несостоятельными.
Грудь девушки, которой восемнадцать
- Ничто не сравнится с грудью восемнадцатилетней, - сказал таксист и просигналил девушке, которая была достаточно наивна, чтобы оглянуться. - Ты трахаешь в день по парочке таких, и у тебя исчезает лысина, - он засмеялся и прикоснулся к тому месту, где у него когда-то была прическа. - Не смотри на меня так. У меня двое детей, им столько же. И если бы моя дочь стала встречаться с такой развалиной как я, не знаю, чтобы я ей сделал. Но, тем не менее, все так и есть, это природа, такими нас господь создал. И что с того, что я буду этого стыдиться? Вон, глянь-ка, - он посигналил девице с плеером, продолжавшей идти, не оборачиваясь на сигнал. - Сколько б ты дал ей? Шестнадцать? А посмотри, какая задница! Ну, и ты б ей не вставил, а? - и он погудел еще несколько раз, покуда не разочаровался. - Ничего не слышит, - пояснил он, - из-за плеера. - Клянусь тебе, после того, как насмотришься на такую, попробуй-ка, вернись к жене.
- Ты женат? - спросил я строго.
- Разводной, - буркнул таксист, пытаясь удержать в зеркале ту, с плеером, - поверь мне, это и представить себе даже невозможно - возвратиться к жене…
По радио звучала печальная песня Поликера, и водитель пытался ее петь, но слишком разыгрался, чтобы попасть в ритм. Он прокрутил одну станцию, а на следующей его опять поджидало нечто грустное, на сей раз Шломо Арци.
- Все из-за этой дерьмовой истории с вертолетами, - объяснил он мне, как будто я упал с Марса. - Вертолеты столкнулись в воздухе, ты слышал, в новостях уже сообщали об этом
Я кивнул.
- Сейчас они иссопливят нам все радио. Клянусь тебе, будут одни только новости и всеобщее уныние, - он остановился у перехода, пропуская высокую девочку с корсетом для выпрямления спины. - И эта тоже чего-то стоит, нет? - сказал он в некотором сомнении. - Я бы, пожалуй, дал бы ей еще год-два, - и для пущей уверенности просигналил и ей. Он продолжал крутить настройку и остановился на некой станции, которая вела репортаж с места падения.
- Посмотри, например, на меня, - продолжал он, - у меня сейчас сын в армии, в боевой части. Ничего не слышал от него уже два дня. И если я скажу, что нужно в таких случаях пускать по радио что-то полегче, так никто не явится ко мне с претензиями. Вот я и говорю, что здесь понапрасну давят на людей. Подумай о его матери, моей бывшей жене, которая слушает все эти песни Шломо Арци о том, как он трахает жену своего друга, умершего на войне. И это вместо того, чтобы поставить ей что-нибудь успокоительное. Давай, - он вдруг коснулся моей руки, - давай позвоним ей, немножко поморочим ей голову.
Я не ответил, слегка испугавшись, когда он ко мне притронулся.
- Алло, Рона, как дела? - кричал он уже в трубку. - Все в порядке? - он подмигнул мне и показал в сторону одной крашеной, в Субару, которая стояла рядом с нами на светофоре.
- Я переживаю за Йоси, - раздался несколько металлический голос, - он не звонил.
- Как он позвонит? Он в армии, на территориях. Ты что думаешь, у них там, в Ливане, есть телефонные карточки?
- Не знаю, сказала женщина, - у меня нехорошее предчувствие.
- Ну, ты даешь! - подмигнул мне снова водитель, - я тут как раз говорю пассажиру, что сколько я тебя знаю, переживать - это для тебя святое.
- Почему? А ты что не волнуешься?
- Нет, - засмеялся водитель, - и знаешь почему? Потому что я не похож на тебя, я слушаю еще, что говорят по радио, а не только эти умирающие песни между известиями. А говорили, что эти, в вертолете, были парашютистами, а наш Йоси вообще в пехоте, так чего переживать?
- Сказали, что и парашютисты тоже, - пробормотала Рона, - и это не значит, что больше никого не было.
Даже несмотря на помехи, было слышно, что она плачет.
- Послушай, сделай одолжение! Там есть специальный телефон, по которому могут звонить родители. Позвони им и спроси о нем. Пожалуйста, для меня!
- Я сказал тебе, - заупрямился водитель, - говорили, что только парашютисты. Не буду я сейчас звонить и делать из себя идиота. - И после того, как не получил никакого ответа, продолжил. - Тебе хочется выглядеть недоразвитой? Позвони сама.
- Хорошо, - она попыталась говорить твердым голосом, - тогда освободи мне линию.
- Опа! - сказал водитель и разъединился. - Сейчас она будет изводить их хоть десять часов подряд, пока они не проверят, - хихикнул он, как бы подводя итог. - Эта упрямица не слушает никого.
Его взгляд искал кого-нибудь, кому бы посигналить, но улицы были почти пусты.
- Поверь мне, - сказал он, лучше молоденькая девочка, пусть даже уродливая, чем красавица в годах, я по опыту знаю. Молодая, даже если она дурнушка, - кожа у нее упругая, груди торчат, у ее тела есть запах, запах молодости. Я говорю тебе, в мире есть много красивых вещей, но тело семнадцати, восемнадцатилетней…