Мы с Гильадом ушли оттуда, и я никому ничего не рассказал. И никому так и не удалось узнать, кем был этот Человек без головы. По виду его члена полиция определила, что он не еврей, но осталось неизвестным, кто это сделал и почему. Мой отец говорит, что когда-то в Израиле женщина могла идти по улице глубокой ночью и ничего, кроме арабов, не бояться. А сегодня здесь уже как в Америке: люди курят травку и во дворе школы валяются обезглавленные трупы. И никого это не волнует! И мама, которая всегда старается всех успокоить, сказала ему, что все-таки, может быть, все ошибаются, и этот, без головы, просто покончил с собой, или упал в темноте, и какое-то животное утащило его голову. Когда отец говорил обо всем этом, мне вдруг захотелось рассказать о Цури, но я вспомнил, как Гильад дрожал от страха, и спросил себя - зачем? Если он не еврей, так, ясное дело, детей у него нет, а даже если и есть, они понятия не имеют, что он умер. И рассказать о Цури, значит, самому хорошенько схлопотать, и причинить неприятности каким-то детям, живущим в Румынии или Польше, и думающим, что их отец сейчас работает, или чудно проводит время в далекой стране.
После летних каникул я начал учиться в девятом классе, а подружка Гильада стала ему давать. Цури бросил школу и пошел работать на стоянку у супермаркета. У меня тоже появилась подружка, которая ничего мне не давала, разве что иногда поцеловать. Звали ее Мерав, и были у нее такие черные глаза, каких вы никогда не видели, а губы всегда казались влажными, и еще ямочка на подбородке, точно такая же, как по словам Гильада, была у этого Человека без головы.
Тартар из лосося
С тех пор, как я вернулся в страну, все стало выглядеть по-другому. Каким-то убогим, жалостным, удручающим. Даже обеды с Ари, когда-то согревавшие мне весь день, превратились в целое дело. Он собирается жениться на этой своей Несе, сегодня он хочет преподнести мне сюрприз и сообщить об этом. И я, еще бы, я, конечно, буду изумлен, как будто страдающий тиком Офир не рассказывал мне об этом по секрету четыре дня назад. Он любит ее, Несю, сообщит Ари и заглянет мне глубоко в глаза. "На этот раз, - скажет он своим глубоким и весьма убеждающим голосом, - на этот раз - настоящее".
Мы договорились пообедать в рыбном ресторанчике на берегу. В экономике сейчас застой и заведения спустили цены до смешного, только бы приходили. Ари говорит, что этот застой работает на нас, ибо мы, хотя, возможно, до нас это еще и не дошло, мы - богатеи.
- Застой, - объясняет Ари, - это плохо для бедных, да что плохо - смерть! Но для богатых?! Это как бонус, который ты получаешь, часто покупая билеты на самолет. Ты можешь позволить себе значительно больше, и за ту же цену. И, оп! - знаменитый шотландец Джонни Вокер меняет красную этикетку на черную, четыре-дня-плюс-полупансион - превращается в неделю, только приезжай, только приезжай, только при-ез-жай!
- Ненавижу эту страну, - говорю я ему, пока мы дожидаемся меню, - я бы покончил с ней раз и навсегда, если бы не дело!
- Чтоб ты так жил! - Ари возлагает обутую в сандаль ногу на близлежащий стул, - Где ж ты еще найдешь такое море?!
- Во Франции, - отвечаю я, - в Таиланде, в Бразилии, в Австралии, на Карибах…
- Хорошо, тогда поезжай, - благодушно обрывает он меня, - поешь, выпей чашечку кофе, и поезжай!
- Я сказал, - расставляю я точки над "і", - что уехал бы, если бы не дело…
- Дело! - разражается смехом Ари. - Д-Е-Л-О! - И тотчас призывает официантку, чтобы получить меню.
Появляется официантка со свежими предложениями, и Ари бросает на нее взгляд, начисто лишенный какого-либо интереса или симпатии.
- В качестве второго блюда, - она улыбается природной и покоряющей улыбкой, - имеется красный тунец, резаный кусочками, в масле и с фалафелем, тартар из лосося с луком пореем и соей в соусе кими, и говорящая рыба с солью и лимоном.
- Я возьму лосося, - выпаливает Ари.
- А что такое "говорящая рыба"? - спрашиваю я.
- Это рыба, которая подается почти сырой. Она немного посолена, но без пряностей…
- И разговаривает? - перебиваю я официантку.
- Я очень советую лосося, - продолжает официантка после кратковременного подергивания головой, - эту говорящую я никогда не пробовала.
Уже за первым Ари рассказал о свадьбе с Несей, или Насдак, как он любил ее называть. Это имя он придумал, когда этот высокотехнологичный индекс был еще на подъеме, и не удосужился поискать что-нибудь взамен. Я пожелал ему счастья в личной жизни и сообщил, что рад. "Я тоже, - сказал Ари, развалившись на стуле, - я тоже. Ну, и чем плохо нам жить? Я с Насдак, ты… временно один. Бутылка хорошего белого вина, кондиционер, море".
Рыба прибыла через четверть часа, лососевый тартар, согласно Ари, был превосходен. Говорящая рыба молчала.
- Ну, так не разговаривает она, - процедил сквозь зубы Ари, таки нет! Ей богу, не делай мне здесь проблем. В самом деле, у меня на это нет сил.
И когда увидел, что я продолжаю призывать официантку, сказал:
- Давай попробуй, будет невкусно - вернешь. Но хотя бы попробуй сначала!
Подошла официантка с прежней завлекательной улыбкой.
- Эта рыба… - сказал я.
- Да? - спросила она, выгнув шею, разумеется, долгую.
- Она не разговаривает.
Официантка странно хихикнула и поторопилась объяснить.
- Это блюдо называют "говорящей рыбой" для обозначения вида рыбы, которая, в данном случае, принадлежит роду говорящих, но то, что она может, еще не значит, что она будет разговаривать в любое время.
- Не понимаю… - начал я.
- Что тут понимать, - обдала меня горним холодом официантка, - это ресторан, а не караоке. Но если она невкусная, я с удовольствием ее заменю… А знаете что? Я и просто так ее заменю…
- Я не хочу, чтоб Вы ее меняли, - бездарнейшим образом заупрямился я, - я хочу, чтобы она заговорила.
- Все в порядке, - вмешался Ари. - Ничего не нужно менять. Все замечательно.
Официантка послала третью улыбку означенного вида и удалилась. И Ари сказал:
- Дружище, я женюсь, до тебя доходит? Я беру в жены любовь всей своей жизни. На сей раз… - Ари передохнул пару секунд, - на сей раз это настоящее. Сегодня праздничный обед, так поешь со мной, твою мать! Без рыбы и без жалоб на страну. Просто порадуйся за меня, своего старого друга, ладно?
- Я радуюсь, - сказал я, - в самом деле.
- Так ешь уже эту несчастную рыбу, - взмолился он.
- Нет, - сказал я, и тотчас поправился. - Еще нет.
- Сейчас, сейчас! - додавливал Ари, - Сейчас, пока она не остыла, а нет - верни. А то уставился на свою рыбу и молчит, как пень.
- Она не остывает, и она не вареная. И зачем молчать, можно разговаривать…
- Хорошо, не надо! - сказал Ари и в сердцах встал из-за стола. - У меня уже пропало всякое желание.
Он стал доставать бумажник, но я остановил его.
- Давай я заплачу, - сказал я, не вставая. - Как бы там ни было, в честь свадьбы.
- Иди ты к чертовой матери, - послал меня Ари, но оставил в покое бумажник. - Да, что я, такому гомику как ты, пытаюсь говорить о любви! И дай бог, чтоб еще голубой - вообще бесполый!
- Ари… - попробовал я остановить его.
- Уже сейчас, - Ари вознес указующий перст, - я уже сейчас знаю, что потом буду жалеть, что это сказал. Но от этих сожалений мои слова не делаются менее справедливыми.
- Успехов в личной жизни! - стоял я на своем, и попытался послать ему ту самую природную улыбку, которой страдала официантка. Он сделал некое движение, среднее между "пошел вон" и "будь здоров", и удалился.
- Все в порядке? - издалека просигнализировала мне официантка. - Счет?
Это я опроверг. Я посмотрел на море через стекло - грязновато, но исполнено силы. Посмотрел на рыбу - лежит себе на животе с закрытыми глазами, а тело ее поднимается и опускается, как будто она дышит. Я не знал, курят ли за этим столом, но по все равно закурил послеобеденную сигарету. Да и не был я слишком голоден. Приятно здесь, возле моря, жаль только, что стекла, и кондиционер вместо легкого дыхания ветерка. Я бы мог так сидеть часами.
- Вали отсюда! - прошептала рыба, не открывая глаз. - Возьми такси в аэропорт и садись в первый же самолет, не важно куда.
- Но я не могу так просто, - объяснил я, медленно и отчетливо. - У меня есть здесь обязательства, дело.
Рыба замолчала, я тоже. Через минуту она добавила:
- Оставь, оставь меня! У меня депрессия…
Рыбу мне в счет не внесли. Вместо этого предложили сладкое, а когда я не согласился, просто сбавили сорок пять шекелей.
- Я сожалею… - сказала официантка, и тотчас прояснила, - что Вы не получили удовольствие, - и еще через секунду уточнила, - от рыбы.
- Ну что Вы, - возразил я, набирая по мобилке такси. - Рыба была на все сто! Вообще, у Вас тут очень мило.