Генерал путал вкусовые ощущения. Ел курицу и восклицал: "Какая вкусная рыбка!" – или же ел персик, бормоча: "Что за вкусный шоколад!"
– Разрешите, Макита…
– Донья Мака.
– Разрешите, донья Мака, сказать, как я рад служить вам. Я знаю что вы любите музыку, и позволил себе привести сюда "Андских щеглов", знаменитый в наших горах ансамбль, чтобы они спели вам, какие вы захотите песни.
Мака улыбнулась. Музыканты оцепенели.
– Военные марши умеете играть?
– Умеем, прекрасные марши, сеньорита.
– Отлично! Нам как раз нужен оркестр для парада. Тебе, Мигдонио, к сожалению, не придется присутствовать. Генералы проводят маневры, а передвижения войск – военная тайна.
Дон Мигдонио бледно улыбнулся.
– Когда понадобишься, я тебя позову.
– Нуньо будет ждать твоих распоряжений, моя королева.
– Кстати, у тебя не найдется лишних пяти тысяч солей?
– Должны бы быть… должно быть, найдутся… – забормотал помещик.
– Ты, такой любитель вкусно поесть, наверное, знаешь донью Аньяду, кухарку доктора Монтенегро?
Выйдя однажды в полдень из школы, директор Венто увидел Нуньо. Он стоял под раскаленными лучами солнца, не замечая их палящего жара.
– Что ты тут делаешь, сын мой?
– Смотрю, дон Эулохио.
– Тебе не за смотрение деньги платят. Зачем пришел?
– На этот раз от себя, не от хозяина. Хочу спросить, хорошо ли играют у вас корнеты. Красиво они играют, дон Эулохио?
Лицо директора засияло.
– Разве не слышишь? Мои ученики играют, готовятся к шествию двадцать восьмого июля.
– Но разве у нас сейчас не декавгуст, дон Эулохио?
– Так говорят прихлебалы судьи, а по моим расчетам сейчас июль. Слышишь, как трещат барабаны? Веришь ли, сын мой, я до сих пор понять не могу, какая муха укусила твоего хозяина, что он подарил нам музыкальные инструменты.
– Не хозяин это, дон Эулохио, а госпожа Мака. Хозяин не больно-то на подарки скор, а вот у доньи Маки душа широкая. Она многим помогает, дон Эулохио.
– Да, я слышал.
– Донья Мака узнала, что вы давно мечтаете о школьном оркестре, вот и велела хозяину подарить вам инструменты.
– Велела?
– Дон Мигдонио – мне хозяин, а госпожа Мака – она над всеми хозяевами хозяйка.
– Да, мне рассказывали. Если б все помещики были такими как она…
– Бели б все были такими, лучшей жизни никто бы и не желал.
– Поешь со мной кукурузы, Нуньо?
– С большим удовольствием, дон Эулохио.
После завтрака директор Венто водрузил на нос очки и принялся изучать альбом "Гении живописи". Не колеблясь ни минуты, вырвал он лист с репродукцией "Авроры" Гвидо Рени.
– Это зачем, дон Эулохио?
– Отец Часан ищет художника, чтоб украсить стены церкви.
– По правде говоря, не знаю я Аньяду.
– Это одна старушка, ей нужна шерсть.
– Пять тысяч солей на шерсть?
– Да, пока что.
Отец Часан сказал, боясь обидеть Нуньо, что вряд ли у того найдется время рисовать картину для церкви, поскольку он постоянно занят поручениями дона Мигдонио. "Я буду меньше спать, отец мой", – отвечал Нуньо. Нуньо глядел до того простодушно, что у священника не хватило духу отказать. "Влип я с этой картиной, придется заплатить, а потом спрячу куда-нибудь его пачкотню", – подумал отец Часан со вздохом.
– Когда ты хочешь начать?
– Если можно, нынче ночью, отец мой.
– Ты думаешь писать ночами?
– Я свечку поставлю, отец мой.
"Я бы и сам свечку поставил, лишь бы как-то выпутаться из этой истории", – подумал священник.
Отец Часан уведомил пономаря о том, что Нуньо разрешено работать в церкви, а сам отправился в Чипипату. Оттуда он поплыл в Тамбопампу и затем в Чинче, где отслужил мессу по погибшим во время массового расстрела. Через десять дней отец Часан возвратился. Он вошел в церковь и попятился, потрясенный. На стене висела "Аврора" работы Нуньо. Она была лучше картины Гвидо Рени. С разинутым ртом смотрел священник на коней, на божественного возницу, на девушек, на улыбающихся женщин, до того безбожно живых, что он едва удержался хотелось подойти и обнять их. В страхе глядел отец Часан на эту прекрасную яркую, свежую живопись, жалким казалось рядом с ней знаменитое творение Рени. У стены лежал на спине измученный Нуньо и громко храпел. Недостойный сравнения с великолепной копией, оригинал валялся на полу. Рядом стояли банка с краской и догорала свеча. Лицо Авроры напоминало Маку Альборнос. Священник в волнении благословил Нуньо, опустился на колени, принялся читать молитву.
Дон Мигдонио откинулся в кресле, мечтательно улыбнулся.
– А в самом деле. Как-то раз община, чьи земли граничат с моими, пыталась тайно от меня снять план земель. Наняли какого-то шарлатана землемера, есть такие – морочат этим дикарям голову, тем и кормятся. Вскоре мне всего лишь за несколько реалов сообщили, что этот тип бродит здесь, пейзаж якобы изучает, а сам задумал мне палки в колеса вставить. Ха-ха! Помнишь, Нуньо? Мы его не трогали, пока не окончил работу. А когда собрался уезжать, тут-то Нуньо его и сцапал. Ха-ха! Помнишь, что мы с ним сделали, Нуньо? В чем дело?
– Парад отменен, хозяин.
Дон Мигдонио радостно вскочил.
– Прошу прощенья, сеньоры.
– Не везет в картах – везет в любви, – рассмеялся Арутинго.
– Раздобудь музыкантов и пива, Нуньо.
Изо всех сил стараясь не бежать, дон Мигдонио возвратился в пансион. "Андские щеглы" уже там, Мака в веселом настроении. Начался пир. Нуньо отправился в клуб за уткой в винном соусе, он точно знал, сколько перцу надо положить в соус, чтоб он оказался по вкусу Маке. В перерыве между танцами Нуньо подал ей утку. Затем веселье продолжалось. Примерно в полночь Мака и дон Мигдонио поднялись в верхние комнаты. Музыканты, генералы, танцоры разошлись. Нуньо погасил свет, уселся в кресло и, завернувшись в пончо, откинулся на спинку, намереваясь хорошенько соснуть. Однако соснуть ему не пришлось. Сверху послышался рев дона Мигдонио, а потом шепот и смех Маки. Всю ночь не спал Нуньо. В восемь часов утра – Нуньо, впрочем, этого видеть не мог – дон Мигдонио стоял перед Макой в строгом черном костюме и говорил умоляющим голосом:
– Меня зовут Мигдонио де ла Торре и Коваррубиас дель Кампо дель Мораль. Члены семейства де ла Торре сопровождали Боливара во время войны за Независимость. Наша семья дала стране одного президента республики, трех генералов, четырех епископов и двух членов Верховного суда. Согласна ли ты стать моей женой?
– Предложил бы ты мне лучше пирожков, я бы сразу согласилась. Я ничего для тебя обидного не сказала. Ты насытился, а я проголодалась.
– Пирожков?
– Ну да, кукурузных. Зелененьких таких, хотя твои знаменитые предки и недолюбливали этот цвет.
– Но как же это, Макита? Прости, я что-то не пойму… Я открыл тебе сердце. Я сделал тебе предложение, чего никогда.
– Ты, Мигдонио, как и следовало ожидать, не заметил, что мы переживаем критический момент. Родина в опасности, а что ты сделал как гражданин? Разбудил меня, удовлетворил свою свинскую страсть, больше ты ни на что не способен.
– Но это самое… как его… м-м-м…
– Хватит заикаться! И да будет тебе известно, что вчера Президент Пиерола отобрал тряпичный мяч у Генерала Крисанто. Генерал, проигравший мяч, может и войну проиграть. Командование резко осудило Генерала, и я полностью поддерживаю его позицию.
Дон Мигдонио попытался улыбнуться.
– Я тоже согласен с мнением командования. Только, Макита…
– Минуточку! Кто тебе разрешил соглашаться с чьим бы то ни было мнением?
– Моя королева, если ты хочешь, чтобы я не соглашался…
– Я хочу, чтобы ты ушел отсюда. И подальше, по возможности. Сегодня собирается военный совет, штатские здесь ни при чем. А ты штатский. Пора бы тебе понять: судьбы нашей родины никогда не решались штатскими. Впоследствии мы рассмотрим твое прошение.