Есть ли средство от одиночества и где его искать? Старший лейтенант Виктор Лихачев пытается это понять и разобраться в себе. События происходят до перестройки, во времена генсека Черненко.
Содержание:
Часть I. Лагерный аэродром, 20 км от г. Нижняя Калитва 1
Часть II. Азовск, основной аэродром 26
Примечания 44
Олег Красин
"Кукла в волнах"
Часть I. Лагерный аэродром, 20 км от г. Нижняя Калитва
Глава 1
"Одиночество не имеет границ. В толпе можно быть таким же одиноким, как и в пустыне, и это состояние зависит только от нас самих. Да, глубокая мысль!" - с иронией подумал я, лежа на солдатской койке, и затягиваясь сигаретой.
Койка была ничем не примечательной - панцирная сетка и железные спинки, окрашенные в салатный цвет. Этот цвет с давних пор стал неизменным спутником моей военной жизни. На кровати лежали подушка, матрац, сверху синее шерстяное одеяло, всё заправленное постельным бельем.
Мы жили в комнате, специально отведенной нам в бараке солдатской казармы, втроем: я, заместитель командира автороты по технической части Серега Терновой и химик батальона прапорщик Вова Приходько. Серега сладко дремал на соседней койке, а Вова Приходько, лежа на спине, читал газету "Красная звезда". Тихо шелестели переворачиваемые страницы. Прапорщик периодически задрёмывал и тогда шелест прекращался - с его стороны до меня долетало мерное сопение. Потом громкий звук, неосторожные стуки в казарме или чей-то голос за окном будил его, и чтение начиналось снова, причем, как я подозревал, с первой страницы.
"В армии одиночество имеет свою особенность, - продолжил, между тем, лениво размышлять я, - оно никогда не будет полным. Армия похожа на муравейник, где трудно представить одинокого муравья - они всегда что-то делают вместе. Тащат тростинку или гусеницу. В армии мы тоже служим вместе - тянем лямку службы и зависим друг от друга. Здесь выбирать не приходится!"
Жаркое июльское солнце, словно огнем сковородку, накалило черепичную крышу нашего барака, как впрочем, и других бараков военного городка. Лагерный аэродром, где мы "тащили" службу, затерялся в степи, примерно в двадцати километрах от города Нижняя Калитва в Приазовье. В лагере было пять фанерных бараков с казармами для солдат, техников летчиков, штабное помещение, библиотека, столовая. Отдельно располагалась караулка. Ближе к аэродрому находился автопарк с авиационной техникой и склад горюче-смазочных материалов.
Горячая крыша, тонкие фанерные стены, степной воздух - жаром веяло отовсюду. Серые бетонные плиты аэродрома, прогретые насквозь слепящим солнечным светом, плавили воздух, слоями стелящийся над ними. Он струился вверх как в пустыне, своими колебаниями создавая ощущение миража.
Я вытер несвежим полотенцем мокрое от пота лицо.
- Витек, пива не осталось? - нарушил тишину Сергей. Он лежал все также, не открывая глаз. В окно билась назойливая муха.
- Утром все выпили, - лениво ответил я.
Терновой потянулся, затем достал сигарету и закурил. На лице его блуждала довольная улыбка. Только два обстоятельства, известных мне, могли послужить причиной его хорошего настроения. Во-первых, он недавно вернулся из отпуска, который проводил в Челябинске и приятные воспоминания еще не стерлись нудными армейскими буднями. Во-вторых, он женился и молодую жену привез с собой, поселил в Нижней Калитве на съемной квартире. Там она ожидала его по вечерам после полетов.
- Представляешь, - сказал Сергей, - захожу на челябинском вокзале в туалет, а перед этим, выпил два пузыря пива, и стало прямо невмоготу. Встал, делаю свое дело. А тут, рядом какой-то мужичок вертится. С одного бока заходит, с другого, что-то бормочет.
- Чего он хотел? - поинтересовался я.
- А вот слушай! Мужичок ходил, ходил, а потом говорит: "какое богатство!" Подходит ко мне сзади и хвать руками за член. Оказался педик!
- Ну а ты что?
- Что, что? Двинул по морде!
- А я думал, получил удовольствие, - подключился Вова Приходько, и его физиономия проявила неподдельный интерес. Он поправил очки, отложил газету в сторону. - А что у тебя действительно такой большой член?
- Ну, - Сергей на какое-то мгновение задумался - мне хватает, Вова. Сантиметров, наверное, двадцать будет.
Приходько ехидно прищурился.
- Давай-ка уточним, в каком виде? В стоячем положении или нет. А то, знаешь, это большая разница. Спорим, если двадцать сантиметров в спокойном положении, гадом буду, пробегу вокруг казармы без трусов.
- Что я тебе, замерял что ли? - несколько смутился Сергей.
- Так мы сейчас и замерим!
Приходько взял с солдатской тумбочки, на которой лежали ручки и тетрадки для политзанятий, деревянную линейку и потянулся к ширинке зампотеха. Но Терновой не спешил расстегивать штаны. Он засмеялся и стал отталкивать руку прапорщика.
Я с улыбкой смотрел на их дурачества - это было хоть какое-то развлечение от скуки, однако замер гениталий зампотеха произвести не удалось. В комнату заглянул командир аэродромной роты капитан Косых. Его высокая фигура застыла в проеме двери, впуская раскаленный уличный воздух. Командиру было лет под сорок, но лицо от чрезмерного употребления спиртного обрюзгло, тело приобрело некую грузность, характерную для любителей крепко выпить и закусить.
- Чем это вы тут занимаетесь? - недоуменно поинтересовался он, оглядывая наше пристанище мутным, неясным взглядом, - делать нечего что ли?
- Командир! - быстро нашелся прапорщик, - мы готовимся к политзанятиям. Вон и замполит подтвердит, - он кивнул в мою сторону.
Косых, как все большие люди, был добряком, которых обычно сложно разозлить. Правда, бывали исключения. Рассказывали, что когда он служил в Польше и зашел после полетов в один из местных кабачков к нему пристал кто-то из местных жителей, видимо сторонник "Солидарности". Поляк принялся ругать первого попавшегося ему русского разными нехорошими словами. Косых долго терпел, а потом врезал поляку так, что тот пролетел через небольшой зал, попал в туалетную кабинку и сломал унитаз.
Конечно, потом пришлось отвечать. В течение двадцати четырех часов капитана выслали из Польши - он попал служить поначалу в Калужскую область, а затем перевелся в нашу часть.
- Выпить не найдется? - спросил командир роты, переступив, наконец, порог комнаты и закрыв за собой дверь.
На одной из тумбочек стояла трехлитровая банка с разведенным спиртом - "тридцатником", плотно закрытая полиэтиленовой крышкой. Огненная жидкость в полку употреблялась техниками как антиобледенитель и для протирки деталей. Обычно, в ход шел не чистый спирт, а разбавленный, содержащий крепость тридцать или сорок градусов. Соответственно в обиходе он назывался "тридцатником" или "сороковником".
В такую жару, которая установилась с конца мая, мы его почти не пили. Однако Косых, тяжело, по-медвежьи ступая, подошел к тумбочке, открыл банку, отчего комната заполнилась густым спиртным духом, и сделал несколько больших глотков. Крупный кадык на горле командира задвигался без остановки, как затвор пулемета, стреляющего длинными очередями. Когда он потом поставил банку на место, лицо его побурело, а небольшие глазки еще больше помутнели. Косых вытер пот со лба рукой и спросил у Тернового:
- Ты когда дежуришь, сегодня во вторую смену или завтра в первую?
- Завтра в первую, Евгений Николаевич.
- Смотри, не проспи! - обеспокоено буркнул Косых. - Вставать рано!
На первую смену летчики, техники, солдаты, обслуживающий персонал, поднимались в четыре часа утра. Капитан по собственному опыту знал, что в такую рань тяжело продирать глаза, особенно если накануне хорошо поддать и пойти в гости к девушкам, жившим в соседних бараках.
Толстая муха перестала биться в стекло и села на запылившийся фотопортрет генсека Черненко, висевший у меня над кроватью. Косых с какой-то непонятной неприязнью посмотрел то ли на муху, то ли на портрет нашего руководителя страны, а потом ни слова не говоря, вышел из комнаты, впустив очередную порцию раскаленного воздуха.
Терновой, принявший с приходом старшего по званию сидячее положение, поскольку разговаривать с Косых барственно лежа на койке было несколько неудобно, снова лениво растянулся на кровати, и, повернувшись ко мне, спросил:
- Замполит на обед не пора?
И точно, часы приближались к заветной отметке.
- А что, пожалуй, пора!
Я поднялся, надел старые армейские ботинки, валявшиеся под койкой. Приходько пошел с нами. Они с Терновым обедали в технической столовой, а я как замполит не только аэродромной роты, но и всей комендатуры , обедал в летной.
Летчиков кормили не в пример лучше техников. В их рационе помимо свежих фруктов и овощей присутствовала копченая колбаса, сгущенка, шоколад. Мне, конечно, этого не давали, но в целом кормили также как и летунов. В летном зале столовой было почти пусто за исключением одного-двух человек, обедавших за соседними столиками.