– Отъешься, отъешься, – Лилька перешла на "ты", – коли вернулся, так отъешься… Милок, а ты мне помочь не желаешь?
– Что надо сделать?
– Ведро видишь у меня полное? К соседнему дому до контейнера добежи, вывали ведерко. Заодно аппетит нагуляешь. Сбегай, а я тут посижу. А то я сегодня устала что-то, с шести утра на ногах.
Намусорили поганцы, окурков набросали…
Я взял ведро с мусором и пошел к соседнему дому. Когда вернулся,
Лилька встретила меня вопросом:
– Ну что? Нагулял? Аппетит-то?
– Нагулял. Пойду завтракать.
– Ничего, – сказала она и повторила: – Отъешься. Коли вернулся, так обязательно отъешься.
На втором этаже я сделал небольшую передышку. Стоял и вспоминал, как вознес Серафиму на руках в квартиру, как бежал, не замечая ступенек, можно сказать – летел на крыльях любви, и как потом мы с ней не сразу добрались до дивана.
Толком позавтракать мне не дал Андрей Александрович Малосмертов, явился с визитом к умирающему и был крайне удивлен такового не увидев.
– Евгений Васильевич! – он округлил глаза. – Что с вами? Я вас не узнаю…
Я потер подбородок.
– Извините, не в форме. Побриться забыл. И видок, конечно… вы правы. Утро давно прошло, а я еще в пижаме.
– Евгений Васильевич, я просто поражен. Что случилось? Вам что, лучше стало?
Я пожал плечами:
– Просто передумал умирать.
– Похвально, похвально… Вы не против? – Андрей Александрович, не сводя с меня удивленного взгляда, стал машинально открывать свой саквояж. Я понял, что сейчас начнутся процедуры проверки моего организма всеми приборчиками из переносной амбулатории доктора
Малосмертова.
– Валяйте, док, – со вздохом сказал я, – куда от вас денешься?
– Я только руки помою…
Сначала Андрей Александрович долго щупал мой пульс холодными пальцами, потом стал слушать сердце и легкие, прикладывая к моей костлявой груди и не менее костлявой спине еще более холодное ухо стетоскопа. При этом у него было удивленное лицо, и он периодически цокал языком и бормотал что-то типа:
– Удивительно… если учесть, что в анамнезе… кроме того, при полном отказе от терапии… это может стать м-м-м-ням… мировым открытием… очень, очень м-м-ням… удивительно.
– Что, док, срок моей кончины можно перенести на более позднее время? – спросил я.
– Что?.. Давайте, давление измерим, Евгений Васильевич.
– Да что его мерить? Вчера только мерил. Утром.
– И какое было?
– Как всегда – сто на шестьдесят.
– Нет, давайте, все-таки измерим ваше давление.
Измерил.
– И как? – спросил я.
– Поразительно. Вас, Евгений Васильевич можно в космос посылать.
Сто двадцать на восемьдесят. И сердце у вас в полном порядке и пульс хороший и легкие чистые… А ну-ка, – Малосмертов достал из саквояжа прибор со шнурами и с электронным дисплеем, – ложитесь на диванчик,
Евгений Васильевич. Посмотрим ваши биоритмы.
Я лег, а доктор Малосмертов стал тыкать в меня эбонитовым стержнем в разные места. Мне было неприятно, а доктор все цокал языком и бормотал едва различимое:
– Если понять причину… м-м-м-ням-ням-ням, то можно… м-м-м, а это значит… м-м-м-ням, что методика… м-м-м-ням-ням… Но что же повлияло на м-м-м… Вот если это… м-м-м-ням… Да это на нобелевскую премию тянет…м-м-м-ням-ням-ням… не меньше…
Смотав шнуры и убрав в саквояж свои причиндалы, Андрей
Александрович присел на край дивана и, пытливо и пристально посмотрев мне в глаза, сказал:
– Евгений Васильевич, скажите честно…
Я дурашливо прижал руки к сердцу.
– Я всегда предельно честен с вами доктор.
– … Скажите честно, вы обращались за помощью к какому-нибудь другому врачу? Он вам рекомендовал какие-нибудь… препараты?
– Как на духу, – ответил я, – ни к кому не обращался и никаких препаратов не принимал. Только те пилюли, которые вы мне принесли.
– Какие пилюли? – встрепенулся Андрей Александрович.
– Те самые. Для улучшения качества жизни.
– А-а, те… Ну… те. Те самые… Это не то. А другого ничего не принимали, чего я вам не назначал?
– Вчера принял, – сознался я.
– Что вы приняли? – Малосмертов буквально впился в меня глазами.
– Пятьдесят грамм принял.
– Пятьдесят граммов чего?
– Водки. Ко мне друг приходил, принес водку. Я вообще-то коньяк предпочитаю, но мой друг водку принес. А сгонять в супермаркет я что-то не рискнул. Вот сегодня вышел, прогулялся немного, проверил свои силы. Думаю, смогу.
– Сгонять?.. Прогулялся?.. Пятьдесят граммов?.. Ну, пятьдесят граммов, пятьдесят граммов… Пятьдесят граммов – это несущественно.
Хотя…, в вашем состоянии… В вашем состоянии? – Андрей
Александрович с какой-то завистью посмотрел на меня, осмотрел с ног до головы и покачал головой. А потом кивнул. – В вашем состоянии пятьдесят граммов водки можно. А больше ничего? Никаких медицинских препаратов, или чего-то… нетрадиционного не принимали? Скажем…, какую-нибудь травку? Сейчас ведь много всяких… целителей, гомеопатов всяких…
Я сразу подумал о дереве Жизни и решил доктору Малосмертову ничего о нем не рассказывать. Во всяком случае, пока.
– Никаких травок я не принимал, – честно глядя ему в глаза, соврал я, – ни внутрь, ни в виде компрессов и клизм.
Доктор задумался на минуту и объявил:
– Так, голубчик Евгений Васильевич, собирайтесь, поедем в клинику. Нужно сделать кое-какие анализы, кое-что проверить.
– Нет, – решительно отказался я, вспомнив, чем закончилась моя последняя поездка в клинику. – Никуда я не поеду. Я еще недостаточно хорошо себя чувствую для ваших экспериментов. Кроме того, я вам не кролик подопытный. Я не против того, чтобы вы на мне диссертацию сделали и нобелевскую премию получили, но давайте немного позже приступим к экзекуциям. Отдохну, наберусь сил, тогда… Хотите кровь мою взять на анализы – берите. Хотите, в баночку помочусь. Хотите, в спичечный коробок накакаю… Но никуда я сегодня не поеду. И не просите.
– Но поймите, Евгений Васильевич…
– Я все понимаю, док. Понимаю, что от моей болезни лекарство не придумано, понимаю, что тысячи таких, как я, ждут его. Но я никуда сейчас не поеду. Дайте мне пожить спокойно. К тому же, ведь еще ничего не известно. Может, это временное улучшение? А в рассчитанный вами срок я того… Может такое быть?
– Ну…, – замялся доктор Малосмертов.
– Не торопитесь, док. Наблюдайте, исследуйте мою кровь и мочу.
Станет мне стабильно хорошо, вот тогда я ваш. Даже больше скажу – я вам свой труп завещаю. Режьте меня на части, мне для науки своего бренного тела не жалко. Хотите, бумаги соответствующие подпишу?
– Ну, раз вы так категорически настроены…
Доктор Малосмертов явно на меня обиделся. Но все-таки он взял на анализы мою кровь и дал мне баночку, чтобы я помочился.
Закрыв за ним дверь, я пошел в спальню. Верхний цветок с дерева
Серафимы обронил два листика, они лежали на влажной земле в горшке.
Я поднял их, сдул черные крошечки земли и съел. Трав и трава, снова подумал я, но вдруг ощутил какой-то привкус. Было что-то очень далекое и хорошо забытое во вкусе лепестков. Вкус детства. Или юности… Вспомнил! Совсем недавно, всего несколько дней назад я вспоминал и пытался описать словами вкус моих первых поцелуев с
Серафимой в аллеях Первомайского сквера. Я не смог его описать. А это…, это тот самый вкус. А может быть, я придумываю это себе?..
Потом я пошел на кухню, закончить прерванный визитом доктора
Малосмертова завтрак. Кофе остыл естественно. Я сначала хотел разогреть его в микроволновке, но потом передумал и решил заварить новый. Насыпал в турку кофе, налил воды и поставил на газ. Едва над туркой вспухла шапка светло-коричневой пенки, раздался телефонный звонок.
– Блин! – выругался я, крутанув переключатель газовой конфорки, – дадут мне сегодня спокойно позавтракать или нет?
Это был мой Борька Тубаров. Голос у него был громким и взволнованным. Он почти орал в трубку:
– Старик?! Слава богу, живой! Звонил тебе утром, знаю, что раньше десяти ты на фирме своей не появляешься. Не отвечаешь. Подумал, уже уехал, позвонил на работу. Сказали, что Евгений Васильевич сильно болеет, чуть ли уже не помер. Что с тобой, Женька?!
– Слухи о моей смерти сильно преувеличены, – отшутился я и подумал: – "Надо сегодня же позвонить на фирму. Может, там уже мой директорский портфель делят?".
– Нет, что-то серьезное? – Борька немного снизил громкость, но в голосе еще слышались нотки беспокойства. – Говори, как есть!
– Ерунда. Болел, правда, сильно, но сейчас уже на поправку иду. А ты зачем звонил-то?
– Как это зачем? Давно не виделись, встретиться бы надо.
"Я становлюсь востребованным!"
– Встретиться можно, – согласился я и добавил мысленно: "теперь можно". – Через два дня День Победы, вот давай и встретимся. Бухнем, как раньше бывало.
– Не, Женька, девятого не могу, на дачу с Маришкой и Серегой едем.
– А когда ты хотел? В следующие выходные?
– А чего тянуть? Давай завтра.
– Рабочий день же.
– Так мы не днем, вечером. Я пораньше с работы уйду, и сразу к тебе. Часика в три, годится? Ты свои вкусы не поменял за то время, что мы не виделись? Коньячок прихватить?
– Не поменял. Коньяк прихвати, коньяк – это самое то… А с меня
– полный стол, – добавил я, как мама говорила.
Борька это мамино изречение знал, а потому отреагировал:
– Ну, полный-то не надо! Без супа обойдемся, супчиком меня дома закормили.
– Хорошо, супа не будет.