Когда я заходил в наконец-то подошедшую электричку до города, случайно увидел в противоположном конце платформы психолога. Она тоже ехала в город. Немного грустная. Как, впрочем, и все вокруг. Мы все были в тот момент брошенными детьми бескрайней осенней тоски.
На руках у меня была справка, что психически я совершенно здоров и к службе в армии безоговорочно годен. Так-то лучше. Впереди ждал еще один дурдом, но только впереди. А сейчас… сейчас я не думал ни о чем и знать ни о чем не хотел. Я медленно погружался в патоку тягучего спутанного сна.
Танец Погружения.
Пространство сжимается, образуя тугой непроницаемый кокон. Потом вытесняет из себя воздух, превращаясь в заполненную вакуумом спираль. Отторгаются связи с внешним миром, ты проваливаешься глубоко внутрь себя, становишься затворником прокаженной реальности. Теперь ты нигде и везде одновременно.
Жрецы искажений совершают культовый обряд. Над опустошенными землями проносится ядерный циклон, повсеместно проходят дожди из мертвых птиц.
Рабы настоящего. Мы здесь. Опустошенные и потерянные. Мечемся на кромке, не в силах решиться: остаться здесь или уйти туда. Тени неотделимы от своих хозяев. Как и хозяева от своих теней.
Все просто. Жертвы всегда похожи на палачей, а палачи – на своих жертв. И у тех и у других нет выбора. Делай свое дело. Отдай себя во благо завтрашнего дня. Будь убийцей, стань убиенным.
Я покидаю этот мир. На время ли, навсегда ли – не имеет значения. Вдали я вижу город. Город похож на хищную птицу, разметавшую по горизонту черные крылья. Пепел. И песок…
Чем сильнее тебя захватывает реальность, тем меньше тебе остается снов. Истина, которая одинаково работает и в обратном порядке. Мы связаны со своими снами так же, как младенцы с божеством. Вифлеемская чума. Античные кошмары. Призрачные фигуры, качающиеся в неуправляемом трансе.
- Иди туда, будь там, отрекись от всех благ лживого мира.
- Живого мира. С Л или без. лЖивого мира.
- Странствуй в кошмарах.
Освой свой путь. Пройди от начала и до конца. Загляни в глаза собственному страху. Мир представляет собой головоломку, которую тебе предстоит разгадать. Начинай! И помни: иллюзии – это только иллюзии, а истина – лишь облако сомнений.
Все, что ты оставил, - ничто. Все, что тебя ждет, - неизвестность. Ты уходишь от погони три дня. Следопыты идут за тобой. Но тебе удается затеряться на этих мертвых равнинах. Ты входишь в город. Город проглатывает тебя. Ты нужен ему. Он питается такими как ты. Теперь город – часть твоей реальности. Черная нора твоих собственных грез.
- Что привело меня сюда?
- А ты не знаешь?
- Скажи…
Чей-то голос звучит внутри меня… Кому он принадлежит? Чьи голоса звучат тут ночами? Метаются по улицам подобно душам убитых во сне…
- Что привело меня сюда?
- Ты знаешь сам…
- И все-таки…
- Ты все поймешь… рано или поздно ты поймешь все.
Больше слов нет. Вопросы не имеют ответов. Ответов просто не существует. Время замирает. Умирают звуки. Я слышу только биение своего сердца.
- Пусть будет так.
Возвращение - Песнь 1. Куплет 2.
За окном вагона медленно проплывали массивные и надменные сталинские дома, украшенные суровыми барельефами. Электричка маневрировала к Киевскому вокзалу. Народ неспешно собирал свой скарб и тянулся в тамбур. Я потряс головой, разрывая нежную пелену полуденной дремы.
Напротив дремал Паша, я толкнул его. Следуя армейской привычке, Паша проснулся и тут же подобрался – словно и не спал вовсе.
- Приехали, - сказал ему я, - Москва.
- Москва?
- Нет, Нью-Йорк.
Паша выглянул в окно. Электричка в это время остановилась.
- Если жизнь – это поезд, то мы – стук колес. Когда поезд прибывает на конечную станцию, стук прекращается.
- Ты хочешь сказать, что нам конец? Мы умрем?
- Нет, просто наша предыдущая жизнь закончилась; пришла пора начинать новую. Поэтому предлагаю оторвать наши бренные тела от скамеек, собрать пожитки и двигать из вагона к ней навстречу.
На этом разговор был окончен, мы молча встали и пошли на выход. Протиснулись мимо дачников и оказались на платформе. В небе разливало свой невозможный свет майское солнце.
По платформе валила толпа, гремя тележками с вещами. Многие шли с рюкзаками, с дачным инструментом. Паша достал сигарету, я протянул ему зажигалку. Паша закурил, следом закурил и я. Здравствуй, столица! Здравствуй моя Свобода, мой призрачный Рай…
Москва. Огромный муравейник, кишащий людьми. Все куда-то спешат. Всем на всех плевать. В том числе и на вас. Москва – один из самых бестактных городов в России. Он нагло вторгается тебе в душу, приватизируя ее без спроса. Этот город пользуется тобой, а потом выбрасывает на помойку. И, тем не менее, мы здесь. Идем по платформе. Улыбаемся солнцу. Мимо спешат люди. И только мы не спешим.
- Надо бы перекусить, - говорю я Паше.
- Ага, - соглашается он, - только мне надо сначала брата встретить.
- А где он?
- Должен скоро подъехать.
- Тогда на вокзале подождем.
Мы вошли в здание Киевского вокзала. Все то же множество и многообразие людей. Очереди у пригородных касс. Сквозь створки массивных дверей видно перрон, откуда мы только что пришли. Хитро ухмыляется зеленой мордой электричка. Вы никогда не задумывались, что у наших электричек самый добродушный вид? Чего не скажешь о многих, передвигающихся на них. Ну да ладно.
Пашиного брата мы решили ждать в просторном холле вокзала. Встали у стены и принялись смотреть по сторонам. Круговерть. И ощущение безграничной свободы.
Откуда-то вырулил лейтенант из комендатуры. Направился к нам. Что-то нехорошее зашевелилось у меня внутри.
- Чего стоим? – сходу спросил он.
- Человека ждем, - нехотя ответил я.
- Кто такие?
- Дембеля.
Глаза лейтенанта воровато бегали, как бегают глаза всех, кто сладко обременен пусть мизерной, но властью. Было видно, что так просто он от нас не отделается.
- Пойдемте, - коротко заключил он.
Мы с Пашей нехотя оторвались от стены. Лейтенант мелко засеменил к помещению комендатуры. Принесла же его нелегкая!..
В помещении комендатуры светил тусклый свет от одной засиженной мухами лампочки под потолком. От стен веяло сыростью и плесенью.
Первым делом лейтенант придирчиво осмотрел наши сумки, словно что-то в них выискивая. Потом проверил документы. Мне было немного неловко, что я втянул Пашу в это – он-то был по гражданке, на военного здесь походил только я. Именно я. Даже не лейтенант. Этот походил на крысу.
Из соседнего полутемного помещения вышел подполковник – комендант.
- Кого задержал? – спросил он лейтенанта.
Тот подобострастно засуетился.
- Дембеля, товарищ полковник. Пьяные.
Подпол потянул носом:
- Вроде не пахнет. Ну-ка пойдем ко мне.
Они пошли в соседнее помещение. Лейтенант напоследок обернулся и сказал нам:
- Стойте тут и не пытайтесь убежать. Все равно поймаем.
Не знаю, о чем они держали там совет, но минуты через две лейтенант вернулся, улыбаясь еще хитрее прежнего.
- Пойдем-ка, - он указал на меня. От этого жеста мне стало еще неприятнее. Ничего, кроме омерзения, этот субъект в форме не вызывал. Паша остался стоять на своем месте.
В соседнем помещении было еще темнее, там стояла кровать и стол, накрытый газетой. Была также дверь, которая вела в следующее помещение, в котором, видимо, скрылся подполковник. На столе были рассыпаны хлебные крошки, лежал кусок сала, и стояла пустая бутылка из-под пива. К столу были приставлены два стула. Лейтенант отодвинул оба, на один сел сам, на второй указал мне. Я сел.
- Ну что, дембель, - обратился он ко мне, - проблемы у вас. И опять мерзко улыбнулся.
- Какие?
- Чем докажешь, что вы не пьяны? Комендант вас не видел, на обеде был. Задержал вас я, право на то имею, потому что помощник. Сейчас и рапорт составлю. А потом вас в карцер на пару суток до выяснения обстоятельств посажу. Вдруг вы дезертиры... Ну а затем назад в часть – для разбирательства… Попали вы в общем…
Это мерзкое существо заерзало на стуле.
- И? – спросил я.
- Что и?
- Как эту ситуацию исправить? – перспектива, описанная лейтенантом была не то, что неприятна, она была неприемлема. Когда вдохнул воздуха свободы, терять ее уже не хочется.
- Договариваться надо, - лейтенант подмигнул. Я понял, что мы подошли к кульминации разыгранного им подловатого спектакля.
- Как?
- Дембельские получили?
- А ты как думаешь?
- Когда это мы на "ты" перешли, товарищ дембель?
- Ну, раз уж за столом переговоров сидим, чего лишние церемонии да любезности разводить?..
Лейтенант махнул рукой, словно отогнал невидимую муху.
- Ладно. Сколько?
- Две.
Он снова заерзал на стуле, потом почесался.
- Тогда пополам. Тысячу мне, тысячу тебе.
- У меня есть выбор?
- Нет.
Выбора действительно не было. Я полез во внутренний карман форменного кителя и достал деньги. Отделил одну тысячную банкноту и протянул лейтенанту. Тот тут же хищно сжал ее своей клешней. Быстро запихал в карман. Криво улыбнулся. У меня возникло стойкое ощущение, что еще чуть-чуть – и меня стошнит.
- А теперь быстренько вставай, бери своего друга – и идите отсюда. С вокзала идите, нечего вам тут глаза мозолить. Патрули ходят.