12. Постылая жена.
Живущий в коконе, отгороженный от реальной жизни, Владимир совершенно не интересовался окружающей жизнью, людьми, с которыми встречался, и даже не смотрел телевизор и не ходил в кино. Поэтому он не разбирался в людях и не знал законов реальной жизни. Помочь ему было невозможно, так как никакие советы он не считал нужным слушать, искренне считая, что если он знает математику и физику, то, значит, он умнее всех. Девчонки в Заречном считали его чудаком и от души веселились от его разговоров. Другие, более практичные, считали его дураком и тоже смеялись. Но дружить с ним по серьёзному никто не собирался, и девушки даже боялись пройтись с ним вдвоём, чтобы не быть осмеянными. На этом фоне и появилась Люба, с которой порядочный парень дружить бы побрезговал, зная её поведение. Она не отказалась встречаться с Володей, вызвав в нём сильные, нежные чувства первой любви Но он не знал, что от него требовалось, и Люба оставила его, не получив желаемого. В Кинешме наблюдалась та же картина. Очень умные и развитые девочки его класса не обращали на него никакого внимания. Зато самые распутные двоечницы из восьмого класса приходили прямо на дом, снимали трусики, ложились на кровать, предлагая свои прелести, но он не дотрагивался до них, считая, что они шутят. Приходили воровки, лазили по шкафам, рылись в моём белье, брали то, что им нравится. Володя не видел в этом ничего плохого, так как ему хотелось сделать для них что-то приятное. Однажды пришла с компанией девочка, от которой пахло гонореей, и уселась на Вовину кровать. Позднее её за моральное разложение выгнали из общежития. Однажды к нам пришло совсем непонятное существо. Оно стояло, засунув руки в карманы брюк, расставив руки и слегка выпятив живот. От него несло табачищем. Оно само протянуло ко мне руку и грубым прокуренным голосом сказало: "Тамара". Рукопожатие было крепким. "Может Тамара, а может и Тамар. Если не снять штаны, то и не узнаешь, мальчик это или девочка", – подумала я.
Вова ежедневно знакомился с девушками из общежития ПТУ Красноволжского комбината. Их ежегодно привозили со всех концов Советского Союза. Это были дети из больших семей или из неблагополучных семей, или из сельских районов, где не было возможности устроиться на денежную работу. Им предоставляли бесплатное питание, общежитие. Здесь они получали среднее образование и стипендию. После этого более половины из них сбегали. Эти девушки прославились распутством и поэтому встречались с Володей только по одному разу; не получив от него ничего кроме разговоров, исчезали навсегда из его жизни. Он был рад любой и готов жениться даже на беременной с большим животом.
И тут появляется Тоня, тоже девушка из этого же общежития, получающая профессию ткачихи. В отличие от других она встречалась с Володей тайком от меня на моей квартире уже десять дней подряд и ничего не украла, и не лазила по шкафам. Первый раз я увидела её из окна автобуса, когда она шла с моим сыном. Я не успела ни о чём подумать, как внезапно что-то сильно толкнуло в грудь. Это было мгновенное чувство неприязни. Надо бы поверить этому чувству, но чувствам я никогда не доверяла, а доверяла только своему разуму. Тогда я внутренне пристыдила себя, не видя никаких оснований, не зная человека, испытывать к нему неприязнь. Потом я увидела её у себя дома. Тоня резко отличалась от тех наглых и развязных девушек, прежних подружек Вовы. На их фоне она выглядела смиренным ангелом. Она сидела с нами за столом, не поднимая глаз. Её невозможно было втянуть в беседу. На все вопросы она говорила только три слова: "да", "нет" и "не знаю". Лёгкий стыдливый румянец покрывал щёчки, и стоило ей улыбнуться, как лицо её расцветало обворожительной женственностью. На щёчках появлялись удивительные ямочки, а немного неправильно посаженные мелкие зубки даже придавали ей какое-то необъяснимое очарование. По русскому обычаю я собрала стол и предложила выпить за знакомство, но никакие уговоры не помогли – к рюмке она даже не прикоснулась и не дотронулась до пищи.
Тоня приехала с севера из Коми АССР. Национальность отца – коми, национальность матери – ненка, Тоня – коми. В паспорте стояло место рождения: не город, не посёлок и даже не деревня, а "Большеземельная тундра". Я представила бесконечные снежные равнины, одинокий чум с пасущимися вокруг него оленями. Мне подумалось, что эта северянка ещё нецелованная чистая девушка. Скромность – украшение человека, и застенчивость – не порок. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы моя сноха была образованным развитым человеком, но я ничего не сказала сыну, так как ещё в юности, испытывая страдания от диктата родителей, которые всегда вмешивались в мою жизнь, поклялась, что не буду возражать, кого бы ни избрал мой будущий ребёнок. "Эта хоть избивать меня не будет", – подумала я. У Тони были только два платья, всегда чистые, проглаженные, они были ей очень к лицу. И сама она, очень аккуратная и безо всякой косметики, была очень привлекательной. Вова, переживая, что и эта девушка уйдёт от него, спросил меня о том, как можно удержать её. Я честно ответила ему, что порядочную девушку можно удержать общим ребёнком.
Вова был откровенным со мной, и я знала всё об их отношениях. У Тони был выходной, они уехали в Заречный, и там Тоня предложила ему всю себя, но он возмутился, сказав, что с Любой он целый год проходил, и Люба ни разу не предложила ему этого, а Тоня сделала это уже на тринадцатый день. У него был страх перед сексом. А Тоня обиделась. "Значит, не любишь", – сказала она. У меня появилось подозрение, что Тоня не так уж и невинна, как кажется.
Однажды Тоня засиделась у нас и сказала, что в общежитие её уже не пустят. Я предложила ей на выбор мою или Вовину комнату. Она согласилась спать у Володи. Я расстелила ей отдельную постель, но когда утром пришла разбудить её на работу, то увидела её в постели сына. Толстая, жирная ляжка высовывалась из под одеяла. Мне внезапно стало очень противно, и я удивилась своему чувству: "Уж не ревность ли это, о которой так часто говорят?!" Я рассуждала: "Ну, что же, ему уже 19 лет, его сверстники давно этим занимаются, значит, время пришло. Он не в меня уродился, он в своего отца, значит, ему это необходимо. А я постараюсь полюбить её, и для этого я буду искать в ней хорошие качества".
Они часто ссорились. Тоня была грустная и надутая, придиралась к Вове, а ночью преображалась, становилась общительной, ласковой. Я объяснила Володе, что она обижается на него из-за того, что он не удовлетворяет её в постели. Я знала, что такой женщине требуется удовлетворение от близости. Возбудив её чувства, он обязан был их удовлетворять.
"Нет худа без добра", – подумала я. Я знала, что Володю не примут в престижные институты из-за четвёртой статьи в военном билете, и ему легче будет перенести это, если он отвлечётся на семейную жизнь. Я искала в Тоне положительные качества и находила. Тоня была первым ребёнком в большой семье, следовательно, не избалована, всё умеет делать, мало говорит, но зато умеет слушать и приспосабливаться. У неё хорошая профессия ткачихи, заработок в два раза больше моего. Володя тоже получил профессию ткача. Я прочитала в записках Володи: "Если бы эта девушка полюбила меня, я бы и в институт поступать не стал".
Но я ошибалась в своих рассуждениях. Через месяц я узнала от Володи, что она уже целый месяц принуждает его к половой жизни, даже поит вином, но у него ничего не получается. Я сказала ему: "Сейчас же прекрати с ней все отношения. Возможно, она беременна, и мы не узнаем, от кого ребёнок". Но Тоня была в отличие от Вовы волевым человеком и умела подчинять своей воле это зависимое от женской ласки животное. Она его муторажила почти два месяца, но у него в нашей квартире так ничего и не получилось.
Тоня и не думала работать ткачихой, и когда Вова уехал в Москву поступать во Фрязинский техникум, она тайком от нас уехала к нему на следующий день. Она не собиралась жить одной семьёй в моей квартире, объясняя это тем, что Кинешма – серый город. В Москве, на частной квартире, второго августа у них что-то получилось, Тоня встала, отряхнулась и сообщила, что она забеременела, а Вова заметил, что она потихоньку собирает свои вещи, хотя обещала жить с ним в Москве.
Тоня уехала, несколько огорчив Володю, но девушек в Москве было много, а главное, от него теперь ничего не требовалось кроме разговоров, и это его устраивало. Когда Тоня прислала ему письмо и просила купить и прислать ей некоторые вещи, он ответил, что рад её отъезду, потому что она ему надоела, а в Москве много интересных девушек. В другом письме она сообщила ему, что он теперь стал отцом, обязан содержать семью и высылать ей деньги. Она требовала высылать их как можно скорее, пока не поздно, а иначе она убьёт общего ребёнка и себя. Он ответил, что денег выслать не может, потому что сам находится на содержании у родителей. Тогда Тоня написала мне письмо, в котором сообщила, что они с Вовой согрешили, она беременна и просила меня высылать ей побольше денег. До этого в Кинешме Тоня демонстрировала свои отношения с Вовой. Приезжая к нашим родственникам, она оставалась на ночь и ложилась с Вовой в одну постель. В Москве также Тоня приезжала на прежнюю Вовину квартиру и там ночевала с ним в одной постели. Она как будто бы собирала свидетелей их близости.