Гитлер продолжал с интересом изучать ситуацию на шахматной доске; большинство столиков в кафе было опрокинуто, и множество шахматных фугур валялось на земле.
- Адольф, это же я - Людвиг из Линца, почему ты мне не отвечаешь? - Людвиг тихонько тронул человека в плаще за плечо.
- Действительно очень сложная позиция, - Гитлер был весь погружен в раздумья; правой рукой он чесал в затылке.
- Что, считаешь ниже своего достоинства ответить мне, а? - процедил Людвиг, начиная злиться, - ну так я не буду докучать тебе разговором, фюрер. - Последнее слово он подеркнуто произнес по слогам. - Все, что от тебя требуется, так это слушать.
Людвиг оперся на ружье и начал говорить мечтательным тоном: "Был у меня младший брат, Карл, ты не знал его, он был гораздо талантливее меня. Родители отправили его на учебу в Вену, но после того, как материальное положение семьи, ухудшилось, мы были вынуждены эмигрировать в Германию. Карл прекратил свои занятия и начал перебиваться случайными заработками. Когда началась война, он поспешил вступить в СС и вскоре получил офицерский чин. Ло того, как нацепил мундир, он всегда был весел, улыбался, ходил себе посвистывал - был душой любой компании. Но теперь, - Людвиг печально покачал головой, - теперь он ходил по улицам со стеклянными глазами, как зомби. Три месяца назад он застрелился из своего служебного пистолета, - и все это из-за тебя, мразь, - в голосе Людвига зазвучали слезы, - все это из-за тебя".
- Я должен признать, - пробормотал Гитлер, - что проблема выглядит почти неразрешимой.
Людвиг взглянул на него влажными глазами. "Мразь", - повторил он с гневом, и старинное ружье выстрелило.
- Странно, - сказал я Людвигу, изучая ситуацию на шахматной доске, - как же можно поставить мат, если среди фигур нет короля? - Давай вернемся домой, - прошептал Людвиг, - я устал. Мы шли молча. Выходя с Александер-плац, Людвиг вытер мокрое лицо тыльной стороной руки. "Я прошу прощения за эту постыдную сцену в кафе, - он опустил голову, - не знаю, что нашло на меня, словно какой-то припадок случился. А что за чушь я нес, - у меня ведь и брата-то нет. - Он сделал очень много зла и заслужил смерть, - пытался я приободрить Людвига. - Может быть, - проговорил он, - но я стрелял не из-за этого. Мы еще прошли некоторое время в тишине, не прерывавшейся разрывами снарядов, как вдруг из горла Людвига вырвался какой-то неестественный смех, больше похожий на хрип: "Был у меня младший брат, Карл… - передразнил он сам себя, - а она еще говорила, что у меня нет фантазии". На стене одного из домов висело объявление, а на нем - изображение фюрера. Я мысленно сравнил его с тем, кого видел в кафе. "А ты был прав, Людвиг, - сказал я, - без усов ему и впрямь лучше".
Веселенькие цвета
Дани было приблизительно шесть лет, когда он в первый раз увидел рисунок из еженедельной серии "Найди и раскрась". Детей просили помочь дядюшке Ицхаку найти его потерявшуюся курительную трубку и раскрасить ее в веселенькие цвета. Дани нашел трубку, раскрасил ее в веселенькие цвета и даже получил приз - энциклопедию "Пейзажи нашей страны", - который разыгрывался между теми, кто сумел выполнить задание. Но это было только начало.
Дани помог Йоаву найти его песика, которого звали "Герой", Яэли и Балхе найти их маленькую сестренку, полицейскому Авнеру найти его пропавший пистолет, милуимникам Амиру и Ами найти их патрульный джип и всегда обязательно раскрашивал находки в веселенькие цвета.
Он помог Яиру-охотнику найти спрятавшегося зайца, римским солдатам - отыскать Иисуса, Чарльзу Мэнсону - обнаружить Шарон Тейт, которая пряталась в спальне, Шуки и Зиву из спецотдела полиции он помог выследить Герцеля Авитана, и при этом Дани не забывал раскрасить каждого из них в веселенькие цвета.
Он знал, что за спиной его называли "стукач", но это его не трогало. Он продолжал помогать. Он помог Джорджу отыскать спрятавшегося Норьегу, нацистам - обнаружить Анну Франк, румынскому народу - найти увертливого Чаушеску и всегда-всегда раскрашивал прятавшихся в веселенькие цвета. Террористы и борцы за свободу по всему миру начали думать, что им нет никакого смысла скрываться. Часть из них, отчаявшись и растерявшись, сами выкрасили себя в веселенькие цвета. И вообще, большинство людей утратили веру в свою способность сражаться с судьбой, которая была им предназначена, и мир превратился в весьма унылое место. Да и сам Дани не был особенно счастлив. Процесс поиска и раскрашивания уже не интересовал его, и он продолжал этим заниматься только в силу привычки. Кроме того, у него уже не было места для складирования семисот двадцати восьми экземпляров энциклопедии "Пейзажи нашей страны". Только цвета оставались веселенькими.
Никто не понимает квантов
Вечером в канун Судного дня кванты отправились к Эйнштейну просить прощения.
- Меня нет дома, - прокричал им Эйнштейн через закрытую дверь.
Когда они шли домой, люди кричали им из окон всякие оскорбления, а кто-то даже запустил пустой жестянкой. Кванты делали вид, что это их совсем не трогает, но в душе были страшно огорчены.
Никто не понимает квантов, все их ненавидят.
- Эй, паразиты, - кричат им, когда они идут по улице, - шли бы служить в армию.
- Так мы хотели служить, - пытаются оправдаться кванты, - но армия не согласилась призвать нас, потому что мы такие маленькие.
Однако никто не прислушивается к их аргументам. Никто не слушает квантов, когда они пытаются защитить себя, но, когда они говорят что-то, что можно истолковать не в их пользу, о! - тогда каждый сразу ловит их на слове. Кванты, например, могут сказать безобидное предложение типа "Ну, вот кошка". А в новостях сразу заявляют, что они устраивают провокацию, и журналисты бросаются брать интервью у Шредингера.
Вообще журналисты более всего ненавидят квантов, и все из-за того, что однажды на конференции, организованной журналом "Мысли", кванты сказали, что наблюдатель, сообщающий о событии, влияет на него. Все журналисты подумали, что кванты говорят об освещении интифады в СМИ, и тут же заявили, что это провокационное высказывание, призванное взбудоражить массы. Кванты могут говорить хоть до завтра, что они совсем не это имели ввиду, и что у них нет никаких политических намерений, но никто и ни за что не поверит им. Все знают, что они друзья Юваля Нээмана.
Многие считают, что кванты - тупые, что они бесчувственные, но это совсем не так. В пятницу, когда показывали передачу об атомной бомбардировке Хиросимы, квантов пригласили в студию в Иерусалиме… Им даже трудно было говорить. Они сидели перед включенным микрофоном и просто плакали, и все те телезрители, которые не знают квантов хорошо, вообще не поняли, что кванты плачут, а посчитали, что они уклоняются от ответа.
Самое печальное то, что даже, если кванты напишут десятки писем в редакции всех научных изданий в мире и неопровержимо докажут, что во всей этой истории с ядерной бомбардировкой просто использовали их наивность, и что они в жизни не думали, чем это может закончиться, - это все равно им не поможет, потому что никто не понимает квантов. И прежде всего - сами физики.
Алиса
В день моего восемнадцатилетия брат взял меня к проституткам. "Если не сделаешь кое-чего для себя, - сказал он, - так всю жизнь и останешься девственником". Мы взяли автомобиль отца и поехали на берег к проституткам. Всю дорогу брат пел неприличные песни и давал мне советы, исходя из своего опыта. Он еще более некрасив, чем я. Все его сальное лицо покрыто прыщами с беловатыми гнойными головками.
Первый раз у него тоже было с проституткой, сказал он. Это было за день до призыва в армию, и он с приятелями отправился на берег к проституткам. "Стоит только трахнуться, как весь мир тебе вдруг покажется другим", - сказал брат и лихо обогнал грузовик с мусором.
- Посмотри на меня, например, - улыбнулся он своему ухмыляющемуся отражению в левом боковом зеркале автомобиля и выковырнул ногтем кусочек скорлупы от ореха, застрявший между передними зубами. - Посмотри, например, на меня…
Брат остановил автомобиль возле берега и дал мне триста шекелей ("Это стоит дешевле, но пусть лежат у тебя в кармане - на всякий случай"). Презерватив. Он дал мне еще несколько последних советов, а потом захотел, чтобы я повторил их вслух, дабы убедиться, не забыл ли я чего.
Когда я выходил из автомобиля, у меня дрожали ноги, от волнения я с трудом мог стоять, но как-то умудрился сойти по спуску к морю. Ступни глубоко провалились в песок, и я испугался, что у меня не хватит сил вытащить их, поэтому не стал даже пытаться и остался на месте. Море вдруг показалось мне очень шумным и агрессивным, мне стало страшно, что оно меня поглотит.