– Смешная! – Коломнин оглядел солидарных меж собой руководителей. – И впрямь, гляжу, забурели. Пятьсот долларов – уже и не деньги. Забыли, как в МВД в День чекиста в кассу ломились, чтоб с долгами рассчитаться? Быстро же в вас эта банковская отрава въелась – сор из избы не выносить.
– А к чему выносить-то, Сергей Викторович? – всякий раз, когда надо было говорить что-то несогласованное с Коломниным, пухлые аккуратные щечки Седых начинали алеть. – И так многие только и ждут, чтоб вы на чем оступились.
Это осторожненькое "вы" чуть остудило гнев Коломнина. В подразделении требовательного начальника ценили. Мало кто не познакомился с его вспыльчивостью и придирчивостью. Но давно не обижались. Знали за ним главное качество: в случае удачи Коломнин всегда публично рапортовал: "Мои хлопцы отличились", в случае прокола ограничивался коротким: "Я не сработал". Последняя фраза Седых была неприкрытым намеком на трудные отношения, сложившиеся у дотошного, упертого, как называли за глаза, начальника УЭБ со многими влиятельными в банке фигурами. Одни из них на основании материалов его расследований оказались отодвинуты от лакомых кусков в банковском бизнесе. Другие, более дальновидные, чувствуя на затылке близкое дыхание, пытались упредить удар и спешили с жалобами к президенту банка Дашевскому. Не случайно в последнее время в выступлениях и репликах президента все чаще и чаще проскальзывало недовольство неуживчивым "безопасником". Что людьми, сведущими в кулуарных хитросплетениях, воспринималось как признак близкой опалы.
– А что в самом деле? Ну, взял мужик, – рубанул Лавренцов. – Так ведь не на курорт посылаем, – выгоняем. Сам он тоже готов по собственному. В других подразделениях не чета нашим ЧП. На сотнях тысячах попадаются. И – ничего! Все решают втихую. Люди стоят друг за друга. Чего ж нам-то друг дружку топить?
– Не стоят! А покрывают друг друга! – поправил Коломнин. – Хлопцы про то знают?
– Знают, конечно, – неохотно подтвердил Лавренцов.
– То-то и оно. А вы – втихую. Ржавчину занести недолго. Вывести потом – никаких щелочей не хватит. Стало быть, так: тебе, Панкратьев, указание – немедленно провести служебное расследование, собрать все документы и – с докладной мне на стол. На увольнение по статье. Официально подаем в кадры. И пусть все знают – покрывать никого не будем. Или служи честно, или…Чего мнешься?
– Хотел отпроситься на три дня. Приболел я.
– Как плесень разводить, так здоровый! А как собственные промашки исправлять, так – в сторону. Чистеньким всем остаться, гляжу, хочется, – он подозрительно обвел взглядом остальных. – Короче, ступай и выполняй.
– Есть, – Панкратьев без выражения поднялся.
– А болеть не хрен. Не по нам эта мода. В гробу наотдыхаемся.
Панкратьев вздрогнул, странно взглянул на него и вышел.
Установилось тягостное молчание.
– Зря ты его так, – укорил Лавренцов. – Николаю вчера колоскопию делали. Подозрение на онкологию. Нужно обследование проходить.
Коломнин физически ощутил, как запульсировала кровь в висках. С Панкратьевым они были близкими друзьями еще по МВД. В последнее время Панкратьев изредка жаловался на плохой стул и рези в кишечнике. И это всегда было предметом разухабистых шуточек. И вдруг!.. Коломнин раздраженно провел локтем по пыльному столу:
– У нас что, уборщиц нет?! Или некому проследить, чтоб у начальника в кабинете убирались?.. А ты, Валентин, тоже хорош. Предупредить не мог?
– Предупредишь тебя, – огрызнулся Лавренцов. – С места в карьер дрючить принялся.
– Ладно, передай, пусть берет три дня. Но чтоб сразу после возвращения все документы собрать. Продолжаем работу. У пластиковых карт что-то есть? Богаченков принялся подниматься.
– На него опять "телегу" президенту банка накатали, – объявил Лавренцов.
– Что-то нащупал? – догадался Коломнин.
Богаченков коротко кивнул.
Одним из провальных банковских направлений была работа по внедрению пластиковых карт. Бизнес этот начала и держала, не подпуская посторонних, группа татар. Собственно внешне ситуация выглядела благополучной: карточек внедрялось все больше, остатки на счетах росли. Но резко увеличились и случаи мошенничеств. Причем таких, что невозможны без участия сотрудников банка. Потому-то и добился Коломнин создания спецгруппы. Старшим назначил Богаченкова. И не пожалел. В отличие от прочих сотрудников управления, двадцатидевятилетний Богаченков не был ни бывшим милиционером, ни ФСБэшником. Зато оказался классным финансистом, способным разобрать любые завалы. Негромкий, даже робкий в общении, он действовал подобно бульдогу, который, ухватив жертву, уже не размыкал челюстей, а лишь перебирал ими, все ближе подбираясь к глотке.
Судя по участившимся, истеричным жалобам руководителей пластикового бизнеса, цель была близка. Но в этом же была опасность и для самого Богаченкова, – его могли в любую минуту подставить.
– Ладно, Юра, иди пока. После переговорим, – определился Коломнин, предложив Маковею занять освобождающееся место. Коротко обсудив с Седых ситуацию в иногородних филиалах, Коломнин поспешил перейти к главному – вип-клиентам. И прежде всего – Генеральной нефтяной компании. – Что глаза отводишь, Лавренцов? Обороты по счетам увеличили?
– Если увеличить до тридцати миллионов рублей при согласованных оборотах в двести, значит, увеличили…
– Та-ак. А поручительство оформлено наконец?.. Я тебя спрашиваю.
– Нет.
– Что значит, нет?! – терпения Коломнина хватало ненадолго. – Почему нет? Ты с руководством компании встречался?
– Пытался. Трижды дозванивался финансовому директору Четверику. Секретарша не соединяет.
– Да ты!.. Что значит не соединяет? Ты кого представляешь? Банк или контору утильсырья? Надо было добиться! Если с Четвериком договориться не умеешь, прорывайся к самому Гилялову!
– Что ж я, с секретутками воевать должен? Я, между прочим, генерал, – огрызнулся Лавренцов.
– Ты?! Ты давно не генерал, а банковский служащий. И получаешь, тоже между прочим, столько, сколько генералом и во сне не видел. Твоя нынешняя должность – за банковское добро биться. А не амбициями блистать. Лавренцов сидел с бесстрастным, закаменевшим лицом, самым обиженным видом своим выказывая категорическое несогласие с услышанным. В прошлом заместитель начальника штаба МВД, Лавренцов, сохранивший многие из прежних связей, и теперь был небесполезен для банка. Договориться о прекращении уголовного дела против нужного человека, вернуть изъятые водительские права, зарегистрировать оружие, организовать разрешение на охоту в заповеднике, – здесь Лавренцов был незаменим. Но чем чаще выполнял он личные просьбы руководства, тем более пренебрегал своими прямыми обязанностями. Но и не только поэтому: банковское дело было новым для каждого из них. И прежде всего требовало обучения. А вот учиться заново старый генерал то ли не захотел, то ли стеснялся. И любое хоть немного непонятное задание ловко перекладывал на плечи исполнителей. И добро бы в мелочах. В последнее время Лавренцов заваливал и всякое серьезное поручение. – Ладно, теперь сам займусь, – Коломнин сдержался. – Сколько им причитается следующим траншем?
– Еще семь миллионов.
– Хрен они что получат, пока полностью не выполнят договорных условий! Когда кредитный комитет по этому вопросу? – Коломнин схватил ручку и выжидательно навис над календарем. – Помнится, на следующей неделе?
Молчание Лавренцова ему не понравилось:
– Не понял?
– Был уже кредитный. Три дня назад, – пробормотал Лавренцов.
– То есть?!
– Ознобихин вынес досрочно.
– Что?! – Коломнин поперхнулся. – Приняли решение – выдать.
– Как?
– Да так! – в свою очередь вскрикнул Лавренцов, пытаясь тем предупредить вспышку ярости. – А что я мог? На кредитный явился Ознобихин, притащил с собою Четверика. Сослался на поддержку президента банка. Четверик полчаса о глобальных нефтяных проектах витийствовал. В общем заморочили всем головы и – утвердили.
Теперь Коломнин догадался об истинной причине поспешного отъезда Ознобихина: понял тот, что при Коломнине очередной транш ему не пробить. Как он тогда сказал? Банк – это немножко игра? Вот и переиграл.
– Что значит "утвердили"? А где ты был?!
– Я голосовал против, – гордо объявил Лавренцов.
– Да ты не против голосовать должен, ты других за руки хватать обязан! Вы все обязаны в колокола бить, если угроза банку! Он требовательно оглядел сидящих напротив. Но те отводили глаза – портить отношения с людьми, гораздо более влиятельными, никому не хотелось. Ложиться на амбразуру – это была его, Коломнинская, функция! Добровольно им на себя взваленная.
– Пойми, Сергей, здесь все за тебя, – почувствовал молчаливую поддержку Лавренцов. – Но мы не можем стоять против целого банка. Сколько раз на этом обжигались. В конце концов, если президент поддерживает Ознобихина в его прожектах и выдергивает из баланса за здорово живешь десятки миллионов, так нам-то чего? Это его деньги. Пусть у него голова и болит.
– Удобненько, гляжу, устроились, – Коломнин заметил, с каким вниманием впитывает этот разговор Маковей, и, может, еще и поэтому не хотел, чтоб последнее слово осталось не за ним. – Что значит его деньги? Я должен вам напоминать, сколько в банке привлеченных средств? Сколько на частных вкладах?! Десятки тысяч людей, тысячи предприятий принесли сюда свои средства. Вот что мы охраняем!
Дверь отворилась, и в нее протиснулась крупная, с обвисшими розовыми щеками голова начальника отдела залогов Анатолия Панчеева. Влажные рыбьи губы несколько раз жадно вдохнули воздух: подъем на третий этаж толстяку Панчееву дался с трудом.
– Едва вышел, и сразу крик на весь коридор? – укорил он.