Не много было времени, но пока горел костер, все охранницы получили удовольствие. Пашкиной команде пришлось потрудиться - их было меньше. Довольные и раскрасневшиеся охранницы погрузились в машины. Погрузилась в машины и опергруппа.
- До скорой встречи! - кричали ей вслед женщины.
- До скорой, до очень скорой встречи пробормотал Пашка.
Оторвавшись от женского каравана, он выбрал место для засады. Затем проинструктировал членов группы, что не одна охранница не должна уйти живой. Несколько человек натянули на себя немецкие шинели и каски, вооружились немецкими автоматами. Расположились так, что простреливался каждый метр шоссе. Послышался рокот моторов. Когда можно было различить лица сидевших в кабинах, Пашка приказал открыть огонь. Затрещали автоматы. Дернулась и откинулась назад сидевшая за рулем головной машины охранница. Грузовик развернулся боком, подставив его под огонь трассирующих пуль. Посыпались с бортов женщины. Задирая ноги, они падали в осеннюю грязь. Открылась дверь кабины. На обочину спрыгнула Танька Воробьева. Линия трассирующих пуль потянулась к ней. Танька на секунду застыла, потом бочком пошла в сторону и, сделав несколько нетвердых шагов, медленно опустилась на спину. Паника охватила охранниц. Спрыгнувшие с грузовиков метались под пулями и падали на землю одна за другой. Наконец, все были убиты. Жихарев выставил оцепление и приказал осмотреть тела. В кабине первого грузовика сидела охранница с перманентом. Ее васильковые глаза мертво смотрели вверх, к губе прилип окурок. Невдалеке от машины лежала Танька Воробьева. Юбка на ней задралась, обнажив желтые трусики и варикозные вены под прозрачными чулками. Молоденький лейтенант выбивал сапогом золотые челюсти из ее широко раскрытого рта. Время от времени щелкали одиночные выстрелы. Оперативники добивали раненых из немецких парабеллумов.
В нескольких километрах от засады группа натолкнулась на "сорокопятку" и отделение пехоты под командой старшего сержанта.
- В направлении, откуда вы едете, стреляли, - доложил Жихареву старший сержант.
- Да, мы столкнулись с немецкими автоматчиками. Будь начеку! - соврал Пашка.
Вернулись в Москву, когда стемнело. По пустым улицам бродили редкие патрули. Ветер гнал обрывки бумаг. Белели окна, заклеенные крест-накрест бумажными лентами. На Лубянке группе дали час отдыха, затем повели в подвалы Внутренней тюрьмы. Там находились арестованные военачальники, не поместившиеся в эшелон, вывезший утром содержавшихся в тюрьме. Москва была под угрозой захвата немцами. Хозяин велел, не допустить, чтобы арестованные попали к фашистам. Группа переходила из камеры в камеру и открывала огонь из автоматов. Затем добивали раненых. Партия арестантов грузила трупы в грузовики, отвозившие тела в крематорий. Потом пристрелили и этих грузчиков.
Снова группе дали час на сборы, погрузили в машины и отвезли на Казанский вокзал. Пашка с командой выехал в Куйбышев. В планшете Жихарева лежал приказ о расстреле только что отправленных туда узников Внутренней тюрьмы. Их поезд обогнал состав с заключенными с Лубянки. Недалеко от Куйбышева Пашка подыскал котлован, вырытый для какого-то строительства и брошенный еще в начале войны. К нему грузовиками подвозили приговоренных. В большинстве своем это были арестованные уже при Берии евреи-военные. В том эшелоне находились герои Испании, Халхин-Гола, Финской войны, среди них Смушкевич, Штерн, Гальперин. Им объявили, что везут в специальную военную часть, где ведется подготовка выпущенных из тюрем военных перед отправкой на фронт. С сиявшими от счастья лицами, перешучиваясь, евреи влезали в грузовики. С прибаутками ехали они к своему последнему пристанищу. Там полковник Топорков тоже с шутками и прибаутками выстраивал их на краю котлована, а лихие лейтенанты решетили из пулеметов и автоматов людей, ошеломленных таким поворотом событий. Через пять часов все было кончено. Еще пара часов потребовалась бульдозеру, чтобы сравнять котлован с землей.
Жихарев провел сутки в Куйбышеве, получил там второй орден Красного Знамени и выехал в Москву. Его ждал Хозяин, при котором Пашка находился до конца 1941 года. Жихареву пришлось потрудиться. Вождь очень нервничал, когда немцы вплотную подошли к столице. Пашка засел в лаборатории и через несколько дней изготовил успокаивающее лекарство. Оно не давало побочных явлений, выводило лишнюю жидкость из черепной коробки, уменьшало количество адреналина в крови. Именно благодаря воздействию этого препарата Хозяин отказался от идеи покинуть Москву в начале ноября. В этот период над столицей нависла самая большая угроза захвата. На Павелецкий вокзал был подан спецпоезд. Нервничавшего и курившего папиросу за папиросой Сталина привезли на перрон. В пути Пашка подал ему это средство. Оно подействовало, когда вождь уже взялся за поручни вагона.
- Подождем полчаса: может быть, придут какие-нибудь известия с фронта, - сказал он.
Тридцать минут Сталин мерил шагами платформу вокзала. Вдоль стен стояли охранники. Тишина разлилась вокруг Хозяина и свиты. Не было слышно ни разрывов бомб, ни городского шума. Начальник охраны Власик нервно посмотрел на часы. Хозяин перехватил этот взгляд.
- Ты что на часы смотришь? Ждешь, когда чемодан в поезд можно будет бросить? Зря ждешь! Возвращаемся в Кремль! - приказал он.
В Кремле вождя ждало донесение, что наступление немцев остановлено.
Глава 27
В начале 1942 года Пашку вызвал Берия.
- Помнишь Радека? - спросил он.
- Конечно! Он - единственный, кого не расстреляли по делу Зиновьева и Каменева.
- Сидит этот Радек в Первоуральском политическом изоляторе. Засыпал Кобу письмами - просится на фронт. Пишет и пишет! Надоел он нам… Поезжай в Первоуральск, разберись с ним! Он не должен нас больше беспокоить. Кстати, Ира твоя там же сидит. А командует этим хозяйством твой старый друг Вася Фомин. Съезди, повидай их!
Снова Пашка оказался на Урале. От Свердловска до Первоуральска ехали машиной начальника областного управления НКВД. Сияло зимнее солнце, лес слепил искрившимся снегом и белизной берез. Радостно встретил Жихарева Вася Фомин. Пашка приказал вызвать Радека.
- Какой тебе прок от этого козла? Работает плохо: ослаб. Жрет всякие отбросы с кухни. Чуть ли не каждую неделю в Москву пишет, просится на фронт. А какой из него боец? Его, прежде чем отправить воевать, от дистрофии лечить надо, - сетовал Вася по поводу доставлявшего беспокойство зека.
- Не горюй, Вася! Скоро тебе от него никакой мороки не будет, - успокоил Пашка старого друга.
Привели Радека. Мало что напоминало былого щеголя в этом изможденном человечке в изодранной телогрейке.
- Собирайте вещи, Карл Бернгардович! Ваша просьба будет выполнена, - улыбнулся Пашка вошедшему.
- Меня привели с вещами. Какое счастье, что мои просьбы услышаны! Я еще пригожусь родине. Если не комиссаром - рядовым бойцом буду воевать! - выдохнул тот, поблескивая очками.
Пашка с Радеком сели в машину. По дороге Радек трещал о пользе, которую принесет на фронте.
- Сколько здесь людей без дела пропадает! Сколько военных… Направить их в действующую армию - внести огромный вклад в дело победы!
- Остановитесь! - велел Жихарев шоферу, когда отъехали километров на десять от лагеря.
Радек вопросительно посмотрел на него. Пашка вышел из машины и выдернул из нее Радека. Рывок был сильным, и Карл Бернгардович распластался на примятом снегу лесной дороги. Подскочил вылезший из машины Вася Фомин. Поставил Радека на ноги. Пинками его погнали к оврагу.
- Сейчас твое желание исполнится. Ты умрешь за родину! - дернул Пашка Радека за бороду.
- Вы делаете глупость! Вы бессмысленно меня убиваете! Если вы решили уничтожить меня - отправьте на фронт! Там я погибну с пользой для родины! - упирался Радек.
- Дорогое для государства удовольствие - куда-то тебя везти, - усмехнулся Пашка, вынимая браунинг.
Коротконогий Радег, дрожа от напряжения опустился на снег. Силы покинули его. Вася Фомин поставил Карла Бернгардовича лицом к березе. Пашка выстрелил в затылок. Радек дернулся и повалился навзничь, окрашивая снег кровью. Пуля вышла из его правого глаза и засела в дереве. Жихарев с Васей подхватили тело и столкнули в овраг.
- Снегом припорошить бы надо… - сказал Жихарев.
- Ничего, до весны лисы растащат. А следы наши тут же снег заметет. Да здесь никто и не ходит. Местные жители за двадцать верст наше заведение обходят, - отвечал Вася.
Пашка оставил время на встречу с Ирой. Водитель, зная, что задержатся до утра, напился пьяным. Он сам когда-то служил в этом изоляторе, и нашлись дружки, которые поднесли ему. Оставив его отсыпаться, Жихарев велел привести Иру.
- Как она? - задал Пашка вопрос Васе.
- Был приказ создать ей хорошие условия, не трогать как женщину. Посылки получает, письма пишет. Только вот инцидент с ней произошел: подрались из-за нее два воспитателя. Оба новенькие, недавно к нам переведенные. Зачинщика я посадил под домашний арест. Объяснил, что трогать ее нельзя, рассказывал Вася.
- Беда, товарищ начальник! - вбежал в кабинет старший конвоя. - Говорят, новый воспитатель, который под арестом не сидит, эту заключенную куда-то увел из барака.
- Найти немедленно! - распорядился Вася.
Минут через двадцать конвойные разыскали Иру. Ее нашли мертвой в бане. Жихарев и с Васей прошли туда. Ира лежала на полу. По ее левому виску расползлось сиреневое пятно. Рядом валялась шубка и содранная с Иры одежда. Струйка крови, вытекшая из ее заднего прохода, начала уже запекаться. Из полового органа мертвой торчал черенок лопаты.
- Я ведь запретил ее трогать! - строго сказал Вася приведенному воспитателю.