На следующий день, когда Рамбер во второй раз подошел к испанскому ресторану, ему пришлось пробираться среди стульев, стоявших прямо на улице у входа, их вытащили из помещения посетители, чтобы насладиться золотисто-зеленым вечером, уже приглушавшим дневную жару. Курили они какой-то особенно едкий табак. В самом ресторане было почти пусто. Рамбер выбрал тот самый дальний столик, за которым они впервые встретились с Гонсалесом. Официантке он сказал, что ждет знакомого. Было уже семь тридцать. Мало-помалу сидевшие снаружи возвращались в зал и устраивались за столиками. Официантки разносили еду, и под низкими сводами ресторана гулко отдавался стук посуды и приглушенный говор. А Рамбер все ждал, хотя было восемь. Наконец дали свет. Новые посетители уселись за его столик. Рамбер тоже заказал себе обед. И кончил обедать в половине девятого, так и не увидев ни Гонсалеса, ни братьев-стражников. Он закурил. Ресторан постепенно обезлюдел. Там, за его стенами, стремительно сгущалась тьма. Теплый ветерок с мора ласково вздувал занавески на окнах. В девять часов Рамбер заметил, что зал совсем опустел и официантка с удивлением поглядывает на него. Он расплатился и вышел. Напротив ресторана еще было открыто какое-то кафе. Рамбер устроился у стойки, откуда можно было видеть вход в ресторан. В девять тридцать он отправился к себе в отель, стараясь сообразить, как бы найти Гонсалеса, не оставившего ему адреса, и сердце его щемило при мысли, что придется начинать все заново.
Как раз в эту минуту во мраке, исполосованном фарами санитарных машин, Рамбер вдруг отдал себе отчет - и впоследствии сам признался в этом доктору Риэ, - что за все это время ни разу не вспомнил о своей жене, поглощенный поисками щелки в глухих городских стенах, отделявших их друг от друга. Но в ту же самую минуту, когда все пути снова были ему заказаны, он вдруг ощутил, что именно она была средоточием всех его желаний, и такая внезапная боль пронзила его, что он сломя голову бросился в отель, лишь бы скрыться от этого жестокого ожога, от которого нельзя было убежать и от которого ломило виски…
Однако на следующий день он с самого утра зашел к Риэ спросить, как увидеться с Коттаром.
- Единственное, что мне остается, - признался он, - это начать все заново.
- Приходите завтра вечерком, - посоветовал Риэ, - Тарру попросил меня зачем-то позвать Коттара. Он придет часам к десяти. А вы загляните в половине одиннадцатого.
Когда на следующий день Коттар явился к доктору, Тарру и Риэ как раз говорили о неожиданном случае выздоровления, происшедшем в лазарете Риэ.
- Один из десяти. Повезло человеку, - заметил Тарру.
- Значит, у него не чума была, - объявил Коттар.
Его поспешили заверить, что была как раз чума.
- Да какая там чума, раз он выздоровел. Вы не хуже меня знаете, что чума пощады не дает.
- В общем-то, вы правы, - согласился Риэ. - Но если очень налечь, могут быть и неожиданности.
Коттар хихикнул:
- Ну это как сказать. Последнюю вечернюю сводку слышали?
Тарру, благожелательно поглядывавший на Коттара, ответил, что слышал, что положение действительно очень серьезное, но что это, в сущности, доказывает? Доказывает лишь то, что необходимо принимать сверхмеры.
- Э-э! Вы же их принимаете!
- Принимать-то принимаем, но пусть каждый тоже принимает.
Коттар тупо уставился на Тарру. А Тарру сказал, что большинство людей сидит сложа руки, что эпидемия - дело каждого и каждый обязан выполнять свой долг. В санитарные дружины принимают всех желающих.
- Что ж, это правильно, - согласился Коттар, - только все равно зря. Чума сильнее.
- Когда мы испробуем все, тогда увидим, - терпеливо договорил Тарру.
Во время этой беседы Риэ сидел за столом и переписывал набело карточки. А Тарру по-прежнему в упор смотрел на Коттара, беспокойно ерзавшего на стуле.
- Почему бы вам не поработать с нами, мсье Коттар?
Коттар с оскорбленной миной вскочил со стула, взял шляпу:
- Это не по моей части.
И добавил вызывающим тоном:
- Впрочем, мне чума как раз на руку. И с какой это стати я буду помогать людям, которые с ней борются.
Тарру хлопнул себя ладонью по лбу, будто его внезапно осенила истина:
- Ах да, я забыл: не будь чумы, вас бы арестовали.
Коттар даже подскочил и схватился за спинку стула, будто боялся рухнуть на пол. Риэ отложил ручку и кинул на него внимательный, серьезный взгляд.
- Кто это вам сказал? - крикнул Коттар.
Тарру удивленно поднял брови и ответил:
- Да вы сами. Или, вернее, мы с доктором так вас поняли.
И пока Коттар в приступе неодолимой ярости лопотал что-то невнятное, Тарру добавил:
- Да не нервничайте вы так. Уж во всяком случае, мы с доктором на вас доносить не пойдем. Ваши дела нас не касаются. И к тому же мы сами не большие любители полиции. А ну, присядьте-ка.
Коттар недоверчиво покосился на стул и не сразу решился сесть. Он помолчал, потом глубоко вздохнул.
- Это уже старые дела, - признался он, - но они вытащили их на свет божий. А я надеялся, что все уже забыто. Но кто-то, видать, постарался. Они меня вызвали и велели никуда не уезжать до конца следствия. Тут я понял, что рано или поздно они меня зацапают.
- Дело-то серьезное? - спросил Тарру.
- Все зависит от того, что понимать под словом "серьезное". Во всяком случае, не убийство…
- Тюрьма или каторжные работы?
Коттар совсем приуныл:
- Если повезет - тюрьма…
Но после короткой паузы он живо добавил:
- Ошибка вышла. Все ошибаются. Только я не могу примириться с мыслью, что меня схватят, все у меня отнимут: и дом, и привычки, и всех, кого я знаю.
- А-а, - протянул Тарру, - значит, поэтому вы и решили повеситься?..
- Да, поэтому. Глупо, конечно, все это.
Тут поднял голос молчавший до сих пор Риэ и сказал, что он вполне понимает тревогу Коттара, но, возможно, все еще образуется.
- Знаю, знаю, в данный момент мне бояться нечего.
- Итак, я вижу, вы в дружину поступать не собираетесь, - заметил Тарру.
Коттар судорожно мял в руках шляпу и вскинул на Тарру боязливый взгляд:
- Только вы на меня не сердитесь…
- Господь с вами, - улыбнулся Тарру. - Но хотя бы постарайтесь не распространять ради вашей же пользы чумного микроба.
Коттар запротестовал: вовсе он чумы не хотел, она сама пришла, и не его вина, если чума его устраивает. И когда на пороге появился Рамбер, Коттар энергично добавил:
- Впрочем, я убежден, все равно ничего вы не добьетесь.
От Коттара Рамбер узнал, что тому тоже не известен адрес Гонсалеса, но можно попытаться снова сходить в первое кафе, то, маленькое. Решили встретиться завтра. И так как Риэ выразил желание узнать результаты переговоров, Рамбер пригласил их с Тарру зайти в конце недели прямо к нему в номер в любой час ночи.
Наутро Коттар и Рамбер отправились в маленькое кафе и велели передать Гарсиа, что будут ждать его нынче вечером, а в случае какой-либо помехи завтра… Весь вечер они прождали зря. Зато на следующий день Гарсиа явился. Он молча выслушал рассказ о злоключениях Рамбера. Лично он не в курсе дел, но слыхал, что недавно оцепили несколько кварталов и в течение суток прочесывали там все дома подряд. Очень возможно, что Гонсалесу и братьям не удалось выбраться из оцепления. Все, что он может сделать, - это снова свести их с Раулем. Ясно, на встречу раньше, чем через день-другой, рассчитывать не приходится.
- Видно, надо начинать все сначала, - заметил Рамбер.
Когда Рамбер встретился с Раулем на условленном месте, на перекрестке, тот подтвердил предположения Гарсиа - все нижние кварталы города действительно оцеплены. Надо бы попытаться восстановить связь с Гонсалесом. А через два дня Рамбер уже завтракал с футболистом.
- Вот ведь глупость какая, - твердил Гонсалес. - Мы должны были договориться, как найти друг друга.
Того же мнения придерживался и Рамбер.
- Завтра утром пойдем к мальчикам, попытаемся что-нибудь устроить.
На следующий день мальчиков не оказалось дома. Им назначили свидание на завтра в полдень на Лицейской площади. И Тарру, встретивший после обеда Рамбера, был поражен убитым выражением его лица.
- Не ладится? - спросил Тарру.
- Да. Вот тебе и начали сначала, - ответил Рамбер.
И он повторил свое приглашение:
- Заходите сегодня вечером.
Вечером, когда гости вошли в номер Рамбера, хозяин лежал на постели. Он поднялся и сразу же налил приготовленные заранее стаканы. Риэ, взяв свой стакан, осведомился, как идут дела. Журналист ответил, что он уже заново проделал весь круг, что опять вернулся к исходной позиции и что скоро у него будет еще одна встреча, последняя. Выпив, он добавил:
- Только опять они не придут.
- Не следует обобщать, - сказал Тарру.
- Вы ее еще не раскусили, - ответил Рамбер, пожимая плечами.
- Кого ее?
- Чуму.
- А-а, - протянул Риэ.
- Нет, вы не поняли, что чума - это значит начинать все сначала.
Рамбер отошел в угол номера и завел небольшой патефон.
- Что это за пластинка? - спросил Тарру. - Что-то знакомое.
Рамбер сказал, что это "Saint James Infirmary".
Пластинка еще продолжала вертеться, когда вдали послышалось два выстрела.
- По собаке или по беглецу бьют, - заметил Тарру.
Через минуту патефон замолчал, и совсем рядом прогудел клаксон санитарной машины, звук окреп, пробежал под окнами номера, ослаб и наконец затих вдали.
- Занудная пластинка, - сказал Рамбер. - И к тому же я прослушал ее сегодня раз десять.
- Она вам так нравится?
- Да нет, просто другой нету.