* * *
…Маленького роста коренастая девчонка в черном гимнастическом купальнике и короткой пышной юбочке стояла между Зоей и Верой Семеновной и слушала их по очереди.
Зоя без лишней лирики уточняла порядок трудоустройства:
– Тебя возьмут на полставки, а потом, если захочешь, оформят заявку на тебя. Или другие планы какие-то есть?
Девчонка отрицательно покачала головой:
– Да не рвут меня на части…
Вера Семеновна с энтузиазмом произнесла:
– Наташа, ТЮЗ – это хороший старт.
Наташа посмотрела на пожилую женщину, как на инопланетянина, и иронично закончила:
– И такой же финиш. Ладно вам, Вера Семеновна, чего я – маленькая что ли… Но я все равно согласна, правда. Джульетту мне нигде сыграть не дадут, а в ТЮЗе, глядишь, и пригожусь.
Зоя послушала ее хрипловатый голос и спросила:
– Много куришь?
Рыбкина рассмеялась и ответила с каким-то детским вызовом:
– А кто не курит?
Зоя, долгое время сама курившая, как паровоз, сочла необходимым назидательно заметить:
– Красная Шапочка не курит. Золушка – тоже некурящая. Дюймовочка дыма не выносит.
Девчонка иронично покивала:
– Ну да, ну да… Можно подумать, я на сцене курю.
Вера Семеновна, у которой стаж курения составлял куда больше лет, чем прожила на свете дерзкая кнопка Наташка Рыбкина, примирительно засмеялась, обняв Зою за талию:
– Ничего, Наташенька, жизнь заставит, и ты бросишь. Вот, Дюймовочка, например, курить совсем недавно бросила! Забеременела – и бросила!..
* * *
Специальную гимнастику для беременных в отделении делали по гибкому графику – то до обеда, то после. Бывало, пропускали день. И в плане упражнений все было сугубо индивидуально: кто-то делал их лежа, кто-то – сидя, кое-кто не делал вовсе, по медицинским показаниям. Физруком в патологии подрабатывала старшая акушерка, дама внушительных размеров, но очень гибкая, вот примерно как… график занятий.
Зоя наблюдала за телодвижениями инструктора едва ли не со священным ужасом: еще немного – и тетка сядет на шпагат. Вот молодец! Мамочки старались по-честному, повторяли движения, выдерживали темп дыхания.
– Глубокий вдох, выдох… Отдыхаем! – могучая инструкторша была от души довольна своими "спортсменками". – Молодцы, девочки. А теперь переходим к народным рецептам. Проверено на себе! Будете принимать душ, полейте на животик теплой водичкой, на спинку – горячей… Это расслабляет очень. Расплетите косы, снимите заколки, резинки. Мы – женщины, у нас связь с космосом через волосы…
Веселая Катя не преминула переспросить:
– А у меня стрижка если?
Акушерка не полезла за словом в карман:
– Ну и хорошо, что стрижка. Как у космонавта… "Он сказал – поехали, он взмахнул рукой…" До завтра, красавицы!
И удалилась за дверь на этой оптимистической ноте.
Мамочки снова собрались в кружок около Зои. Все как-то очень близко к сердцу приняли историю ее телевизионного романа, каждая примерила ее ситуацию на себя, и каждая в глубине души согласилась с принятым Зоей решением. Молчали…
Только Катя, единственная из мамочек близкая Зое по возрасту, спросила, чтобы закрыть тему:
– А когда ты его последний раз видела?
Зоя усмехнулась:
– Вчера. По ТНТ "Часовые любви" показывают. Он там поручика Оболенского играет. Но это – повтор.
А потом махнула рукой:
– Разве это главное теперь… А вообще, девчонки… Сказки – это только у нас в театре. Да еще в кино… В жизни редко бывают.
Зоин телефон завел веселую трель.
– Женька! – сказала Зоя мамочкам и поприветствовала в трубку: – Привет, Женя… Где? Ну, хорошо, бегу… Девочки, а где это тут… закуток?
* * *
Закуток она нашла легко: здесь полулегально встречались с родственниками лежащие на сохранении мамочки. Несмотря на строгий режим и перманентный карантин, медперсонал сквозь пальцы смотрел на посетителей. Потому что не все можно делать сугубо по "медицинским показаниям", кое-какие правила стоит порой и нарушать, если это пойдет на пользу будущей матери. Красавица Женя стояла, не скрываясь, посреди коридора и с улыбкой наблюдала, как крадется вдоль стены ее маленькая подруга.
Своим певучим, хорошо поставленным, профессиональным голосом Женя издалека обратилась к Зое:
– Ну что, трусишка зайка серенький, под елочкой скакал? Привет!
Женька обняла Зою и протянула ей объемный пакет:
– Вкусненькое тут, я спрашивала – тебе все можно, – она бросила взгляд на свои гламурные часики, – пойдем, посидим где-нибудь… У меня минут пять есть.
Зоя, конспиративно оглянувшись, свернула в закуток. И каково же было ее изумление, когда она увидела в закутке удобный диванчик… То есть, не такой уж строгий тут был запрет на посещения, так что ли?
Очень решительная по жизни Женька сразу перешла к самому волнующему ее вопросу:
– Сергаков-то… не объявлялся?
Зоя отрицательно покачала головой:
– Он один раз звонил из Москвы… Осенью еще. Говорил, что приедет в ближайшее время. Что работы много, в три сериала утвердили…
Женя с преувеличенным пониманием покивала в ответ:
– Ну, еще бы… Сергаков. Сергаков здесь, Сергаков там. По утюгу только не показывают.
– Да ладно, Женя, – попыталась оправдать Михаила Зоя, – он, правда, занят. И вообще…
Женя с силой хлопнула себя по коленке.
– Нет, Заяц, надо было ему сказать! Как хочешь, это его тоже касается. Звездец залетный. Знаешь, позвони ему. А то я сама позвоню, побей Бог мою душу – позвоню!
Зоя, глядя на подругу умоляющими глазами, заговорила:
– Женя! Ну, сама подумай! Зачем звонить? Что говорить? "Миша, случилось чудо: я забеременела. Ах, для тебя это не чудо? А, наоборот, досадная неожиданность? И ты ничего такого не имел в виду, когда?…" Да я даже ему успела объяснить, что чисто теоретически это нереально.
Женя округлила глаза. В это самое время из-за угла вышла старушка-санитарка Прокофьевна и, с шумом поставив на пол ведро со шваброй, обратилась к Зое, обнаружив тем самым как свое давнее присутствие за углом закутка, так и полное знакомство с темой:
– Дуреха ты, дочка. Чего их, мужиков, в наши подробности посвящать? Надо все же оставлять место для сурпризов.
Не успев обидеться на столь бесцеремонное вмешательство в частную жизнь, женщины дружно засмеялись.
А Зоя, которой вдруг стало легко и просто, согласилась:
– Верно, сюрприз удался…
– Смейтесь, смейтесь, – продолжала учить мудрая Прокофьевна, – я гляжу, ты все сама решила и за мужика своего. Сказать ему боишься. Да ты жизни боишься… Заяц ты и есть. А ты не бойся! У твоего дети-то есть еще?
Зоя пожала плечами:
– Кажется, нет.
Прокофьевна торжествующе стукнула шваброй по полу:
– Вот! Так, может, пусть сам решит – стать ему папашей или дальше… по жизни скакать.
Женька горячо поддержала решительную старушку:
– И я так считаю. Правильно вы, тетенька, говорите! – и вдруг она загрустила: – А вообще… Чего я тебя учу, Зойка?… Можно подумать, я в своей жизни что-то по уму сделала. Три раза замужем была, снова вот собираюсь.
Зоя умильно сложила ручки на груди:
– Да что ты?… А за кого?
Женя махнула беззаботно рукой.
– Его имя на этот раз никому ничего не скажет. Одноклассник мой. Дождался…
И вдруг лицо ее расцвело неожиданно милой и трогательной улыбкой. Зоя, хорошо знавшая Женю уже… хм… немало лет, поняла – Женька размечталась:
– И знаешь что: рожу! Вот я сейчас прямо решила: вот рожу! И черт с ней, с фигурой! О карьере речи нет, это ж понятно…
Женя на глазах у Зои и Прокофьевны загорелась так, как актриса загорается новой ролью, даже встала с места. Зоя засмеялась:
– Женька, из тебя классная мамка получится! А это – она обняла свой животик – лучше, чем фигура.
– И чем карьера… – философски добавила Женя.
Но последнее слово все же должно было остаться за Прокофьевной: такая у старушки была привычка. И она сказала его:
– Вот!
И с довольным видом удалилась…
* * *
Вера Михайловна с мамочкой Костюченко шли мимо сестринского поста. Медсестра Таня давала задание девушке-интерну Валерии:
– В пятой палате "капалку" поставь Ворониной. Только не перепутай с Сорокиной, там еще Сорокина есть.
Лера засмеялась:
– Надо же, как слетелись в одну палату… Не перепутаю, не бойся.
Вера Михайловна посмотрела на мамочку Костюченко, но она даже внимания не обратила на молоденьких болтушек. Она не слышала их разговоров, вообще не слышала ничего. Только в ушах стучала кровь. А может быть, это было эхо остановившегося внутри нее маленького сердечка…
Вера зашла в лифт с мамочкой Костюченко. Та смотрела в пол. В руках сжимала пакеты с вещами, многие из которых уже решила выбросить – чтобы ничего не напоминало ей об этих днях, когда надежда обернулась отчаянием. Женщины ехали на другой этаж, в обсервацию… Лифт остановился, двери лязгнули механически и безжалостно…
Костюченко, погруженная в свои мысли, и представить не могла, что Вера Михайловна, такая улыбчивая и спокойная, буквально считала минуты, чтобы скорее остаться одной, чтобы заплакать, наконец, чтобы позвонить мужу. Только с ним она могла себе позволить быть слабой. И то – не всегда.