* * *
Почему посторонние чужие люди понимают, сострадают и уважают меня больше, чем родные? Видно, для меня это так и останется загадкой. Только успела я снова спрятаться в детской, как громкий звучный бас возвестил о появлении Одварда. Я так сильно душевно выдохлась, что у меня уже не было никаких эмоций по поводу его прихода. Пришел, – значит ему надо, скучно, наверное, что нервы трепать некому. Неожиданный тихий стук в дверь немного напугал меня, – кто там? Друг заглянул в наполовину приоткрытую дверь и с немного виноватой полуулыбкой пригласил меня вернуться в гостинную. Ну уж нет, увольте меня от такого "удовольствия". Лишь приглушенное раскатистое эхо от голоса мужа наполняло пустоту вокруг меня, но я решительно осталась в гордом одиночестве.
По прошествии двух или трех часов, я поняла, что встречи не избежать. Одвард выглядел напряженным, но уравновешанным. Уж не приснился ли мне ночной кошмар? Мы сдержанно поздоровались и я молча ушла на кухню, не в силах выносить его присутствие. У меня начался мандраж от нехватки никотина, поэтому я закурила и налила себе горячий чай. Только я расслабилась, как появился Одвард и занял собой все свободное пространство. В тесноте… так в тесноте. Господи, ну нет мне покоя даже на кухне в чужом доме!
Муж нервно закурил и спросил про мое самочувствие. Я ответила, что порадовать его нечем – я еще живая. Несмешно. Изобразив глубокое расскаяние, муж замолчал, сосредоточив все свое внимание на сигарете. Дым легкой струйкой поднимался к вытяжке и стремительно исчезал за ячеистой решеткой. Жаль, что я не могу вот так, мгновенно, как сигаретный дым, исчезнуть из этой квартиры, из этой страны, а лучше – из этой жизни. Я снова закурила, даже не пытаясь скрыть полное безразличие к мужу и всему, что меня окружает. Одвард стал что-то бубнить, явно рассчитывая на мое внимание. Я не столько слушала, сколько догадывалась, о чем он может говорить.
Прямо традиция какая-то: сначала нагадить другому человеку в душу, а потом, без извинений, оправдать себя, любимого, во всем, хоть во всех смертных грехах. Конечно, мы – люди, и все делаем ошибки, но должен же быть какой-то условный рефлекс: сделал ошибку – извинись и больше ее не повторяй, если ты действительно раскаялся.
Я устало посмотрела на мужа, стараясь заглянуть ему в глаза, стараясь хоть чуть-чуть проникнуть в эту загадочную, полную сумеречных потемков, мужскую нерусскую душу. Напрасно. Одвард избегал прямого взгляда, его глаза без устали бегали из стороны в сторону, накручивая метры, словно соревнуясь в марафонском забеге.
Выпив залпом стакан воды, муж шепотом стал уговаривать меня вернуться домой, напирая на мое благоразумие и временное взаимонепонимание. Теперь он понял, что был неправ, что после полуночи посторонних в доме не будет, тем более, что скоро с нами будут жить дети.
Ну, и как не поверить ему? "Повинную голову меч не сечет". Может, и в самом деле, у нас может все наладиться? Конечно, мы ОЧЕНЬ разные, но мы же – "homo sapiens" – "человек разумный", значит должны договориться и понять друг друга. Надо только этого хотеть изначально, а не только в критические моменты. Может быть, "стерпится – слюбится"? Я дала себя уговорить – я хотела верить в его чистосердечное желание сохранить наши отношения, тем более, что после предательства родителей выбора у меня уже не было.
Мы выкурили за мировую еще по сигарете и решили больше не обременять своих друзей своим присутствием. Муж заметно повеселел, побежал прогревать машину и счищать снег. А я, приободренная, но очень уставшая поплелась прощаться с друзьями. Они были искренне рады воцарившемуся миру, нашему примирению, и… нашему незамедлительному отъезду. Хоть наш друг и бесконечно, бескорыстно добр, но так стыдно злоупотреблять его радушием, гостеприимством и состраданием.
Мы вернулись домой и, несмотря на непоздний час, пошли укладываться спать. Мир был восстановлен и обжалованию не подлежал.
* * *
В назначенный день я и Одвард отправились на свадьбу нашего друга. Невеста в подвенечном платье, с шикарной прической и маленьким букетиком из белых роз, была такой нежной, такой хрупкой и прекрасной, что последние сомнения развеялись и я от души была счастлива и за нее и за Рыцаря. Все были в сборе и мы отправились в церковь на венчание. Огромный старинный собор встретил нас торжественно и сдержанно.
Это только в Голливудских фильмах свадьба по сценарию, репитиция для новобрачных и свидетелей, и, как правило, красивая церемония при огромном количестве гостей. Конечно, я не ожидала прямого попадания в голливудское яблочко – слишком печальный опыт собственной "свадьбы" беспокоил неизвестностью нового предстоящего торжества. Но весь мой предыдущий опыт тамады на одиннадцати русских свадьбах не смог объяснить присутствия только трех совершенно случайных гостей.
Священник, сияя от радости, пригласил нас пройти на сцену и сесть на высокие красивые кресла, напоминающие царские троны. Зазвучал орган и волшебная музыка чудесным образом заструилась вокруг нас, свободно проникая и в душу и сердце, унося прочь раздумья и тревоги, даря радость, восхищение и божественный экстаз космической симфонии. После свадебной увертюры священник прочитал короткую молитву, а затем нам пришлось петь псалмы. Вернее, пела их профессиональная певица аккомпанируя себе на рояле, жених подпевал, а остальные беззвучно шевелили губами, пытаясь хоть одной гласной иногда попадать в унисон.
После традиционных вопросов-ответов о согласии вступить в брак, священник поздравил новобрачных и попросил нас немного задержаться, чтобы вручить свидетельство. Как и в моем случае, им оказался обычный листок бумаги со стандартной записью и без каких-либо излишеств.
Уже вчетвером мы отправились в дорогой отель, в ресторане которого нас обслужили по высшему классу. Все было замечТательно: вкуснейшая еда, безупречное обслуживание, шикарный уютный интерьер, но… ску-ко-ти-ща! То ли дело русская свадьба – многолюдная, пьяная, веселая, с конкурсами и розыгрышами, с песнями и танцами до утра, с душещипательными разговорами "Ты… меня… уважаешь…?" или "Я – ему…, а он -…… понимаешь?".
* * *
Рождество мы встречали вдвоем. Одвард нарядил искусственную елку, разогрел традиционную норвежскую еду, – домашние колбаски и котлеты, запек ребрышки, налил в качестве соуса брусничное варенье, поставил на стол сладкую квашенную капусту, гороховую кашу, и мы сели ужинать. Молча. При свечах. Разговаривать особо не хотелось ни ему, ни мне. Как же глупо и скучно жить без детей – все теряет смысл. Новый год прошел также без особой радости, но с традиционным запуском фейерверков. Все небо с нуля часов освещалось многочисленным разноцветьем взрывающихся петард. Наверное, гораздо важнее не где ты встречаешь Новый год или любой другой праздник, а с кем и как.
Муж продолжал бездельничать, зачастую он куда-то надолго уезжал и я одна томилась в полном одиночестве. Лучше уж плохой мир, чем хорошая война. В четырех стенах я изнывала от скуки и бездействия. До сих пор я никак не могла взять в толк на какие средства мы живем. Иногда Одвард брал меня с собой к кому-нибудь в гости. Там он общался, что-то обсуждал, в чем-то убеждал. Меня расспрашивали о России, русских женщинах и их житье-бытье. Потом, на обратном пути он доставал деньги, которые получал от этих людей, а это были значительные суммы не меньше десяти тысяч, и с полным чувством превосходства засовывал их в свой бумажник.
Я, конечно, удивлялась такому обороту событий – мы же, вроде, в гостях были – а тут какие-то разговоры-переговоры-договоры, да еще и деньги впридачу, непонятно за что. Одвард, словно чувствуя мои сомнения и подозрения, стал уверять, что это ему отдают очень старые долги, что его просят познакомить с приличной русской женщиной, вот и дают деньги на дорогу, визу, телефонные переговоры и наши премиальные.
Я недовольно поморщилась – попахивало явно чем-то незаконным. Но муж, с присущим ему напором, заявил, что частная фирма, открытая на меня (когда успел?), может заниматься и посреднической деятельностью в сфере знакомств, и любым импортом из России. Для пущей убедительности он напомнил мне о норвежской брачной конторе, которая нас познакомила и которой он заплатил за меня двадцать тысяч крон. Других вариантов работы для нас нет, поэтому я должна вести переговоры с русской стороной, а уж он будет искать потенциальных женихов через объявления в газетах и интернете.
По этому поводу Одвард развил бурную деятельность, накупил всевозможной оргтехники и канцелярских товаров. Теперь часть стола в гостинной занимали сканер и принтер, и Одвард, с нескрываемым удовольствием, нажимал на разные кнопочки, распечатывая понравившиеся картинки с интернетовских сайтов, которые потом в огромном количестве валялись за ненадобностью на полу и столе.
Скрепя сердце мне приходилось мириться с немыслимыми тратами мужа: ведь это не мои заработанные деньги и он волен поступать, как считает нужным. А Одвард умел потешить себя, свое самолюбие – в каком-то неистовом, безудержном, бешенном упоении он покупал ненужное и… совсем ненужное, с моей точки зрения. Зачем именно автоматический степлер на фотоэлементе? Зачем новые наушники, когда отлично работают старые? Зачем новые компьютер, телевизор, мобильник именно сейчас, когда можно еще пользоваться прежними? Я не находила достойного ответа и убеждала себя, что муж все делает во благо семьи.