Миша протянул руку над Ритиной головой, и кто-то подошедший сзади дивана сунул ему чуть дымящуюся кружку. Потом Миша приподнял Рите голову и поднес неприятно и душно пахнущее питье к самым ее губам:
– Это нужно непременно выпить. Все до дна. Если вы хотите побыстрее выздороветь, – и, сказав так, он начал потихоньку, помалу поить ее из кружки.
К тому времени, когда Рита выпила все до последней капли, ее уже неудержимо тянуло в сон. Боль как будто понемногу отступила, оставив место томной расслабленности. И перед тем, как окончательно и блаженно отключиться, она через силу растянула рот в некое подобие улыбки, в благодарность Мише за его хлопоты. Он понял это, и кивнул в ответ. И последнее, что она услышала сквозь пеленавшую ее темноту, было:
– С днем рождения, тебя, сестра!
ГЛАВА 2. УЧЕНИК
И настал день. Солнце упрямо пробивалось сквозь единственную, узкую щель плотно задернутых, вытканных замысловатым узором занавесок. Снаружи доносились разбудившие ее звуки популярной молодежной песни, смешивавшиеся с голосом диктора, читавшего новости. Рита Астахова открыла глаза и, увидев себя в незнакомой комнате, рывком села в кровати. На ней была чужая, не по росту, летняя пижама, рука ее на сгибе локтя заклеена пластырем, от которого тянулась тонкая пластиковая трубочка капельницы. Кроме Риты в комнате никого не было. Она посидела немного, бессмысленно глядя перед собой, но внезапно накатившая дурнота вынудила ее снова лечь. Сколько времени она уже лежит больная в этой чужой постели, Рита точно не знала, вернее не помнила. В комнате то было совершенно темно, то, изредка, ей казался вокруг полусумеречный свет. Рита была больна, она совершенно в этом уверенна, и она помнит, хотя и очень смутно, возле себя дружеские лица и руки, помогавшие ей. Рите и сейчас еще было нехорошо, зато, слава богу, она полностью пришла в себя. Полежав еще немного, она ощутила естественную потребность организма в совершении кое-каких своих нужд, но встать сама не решилась. Тогда Рита позвала наудачу: "Эй!", ни к кому конкретно не обращаясь. Крик ее получился тихим и жалким, в горле от усилия неприятно запершило. Однако, как ни странно, она была услышана. Где-то за дверью засеменили торопливые шажки, и через пару мгновений в комнату проскользнула едва слышно, длинноволосая девушка. Ритка уже видела ее раньше: она была в ту роковую ночь со своим парнем Стасиком в этом доме, и, кажется, именно ее лицо Рита видела склоненным в кровавом оскале над несчастной Катькой. Но сейчас девушка выглядела абсолютно нормальной, только сильно обеспокоенной. Однако, увидев лежащую с открытыми глазами Риту, она вроде бы обрадовалась, по крайней мере, она заулыбалась, но тут же замахала на Ритку руками:
– Лежи, лежи! И не думай даже вставать! А то мне за тебя попадет!
– А ты кто? – слабым голосом, но достаточно дружелюбно спросила ее Рита.
– Я – Тата. Это имя для своих, – сказала та со значением, словно причисляя Ритку к некоему избранному кругу, – Если тебе что-то нужно, ты сразу зови меня. Тебе уже лучше?
– Да, вроде ничего. Вот только встать не получается, а мне надо… – и Рита без смущения объяснила внимательно слушавшей ее Тате, что именно ей надо.
Вопрос был тут же решен с удобствами и без проблем. "Как, однако, у них все оборудовано! Наверно, как в самых дорогих больницах", – делая свое дело, думала Рита. Но заботу о себе принимала с удовольствием, несмотря на неясное свое положение в этом доме. Оказав Рите необходимую помощь, Тата собралась уходить, сказав, что скоро вернется с завтраком, а потом поможет Рите умыться, потому что кое-кто, добавила она игриво, очень хочет ее навестить.
Когда с едой и гигиеническими процедурами было покончено, и Тата, собрав пустую посуду на поднос, ушла, тут же в дверь легко, но уверенно постучали, и, не дожидаясь Ритиного позволения, к ней в комнату почти бесшумно зашел Миша. И Рите стало вдруг как-то особенно приятно оттого, что именно Миша захотел увидеть ее, и вот он пришел и теперь берет стул и садится рядом с ее кроватью. Он был так добр к ней, когда ее принесли совсем плохую из того ужасного сарая, и Рита была уверенна тогда, что умирает, а Миша утешал ее и уговаривал не бояться. Она запомнила его как единственное, светлое пятно среди кошмара и боли последних дней, бог знает сколько их прошло, она не может вспомнить. А Миша сидел и молча и серьезно смотрел на нее. Рита подумала, что он очень симпатичный и, наверно сильный и умный, несмотря на несколько угрюмый вид. И серый, плотный костюм, и отглаженная рубашка и идеально повязанный тугой галстук выглядели на нем совершенно естественно, хоть бы и в такую несусветную июльскую жару. И еще Рита поняла: он ждет, что она первая с ним заговорит, и, наверное, боится, что она может этого не захотеть, и ему придется уйти. Тогда Рита просто кивнула ему, как бы показывая, что все в порядке, но и в разговор вступать не спешила. Миша показался ей тем самым человеком, от которого она может узнать многое, и выяснить, что же с ней, наконец, произошло и продолжает до сих пор происходить. Но следовало правильно задать вопрос. Да вот беда, у Риты не получалось собраться с мыслями, когда рядом молодой, красивый парень смотрит на тебя в упор, стараясь заглянуть в глаза. Но молчать и дальше было бы просто глупо, и Рита, была не была, все же решилась расспросить его наобум, а там глядишь, что-нибудь обязательно проясниться. Но первая же фраза, непроизвольно слетевшая с ее уст, прозвучала неумышленно глупо:
– Вы – Миша? – смешной вопрос, она же прекрасно помнит и его самого и его имя!
Но молодой человек, напротив, обрадовался ее словам:
– Так вы меня не забыли?
– Не забыла. Здорово, что вы пришли, – и чтобы перейти к волновавшей ее теме, Рита осторожно спросила, – а я давно здесь лежу?
– Относительно. Вторую неделю, точнее, девять дней, – почти сочувственно ответил ей Миша.
– Долго…Я очень больна?
– Теперь уже нет. Но в некотором смысле… – Миша замолчал, и отчего-то напрягся, словно он хотел сообщить Рите нечто весьма огорчительное, но не решался.
Ритка, почувствовав нехорошее для себя в его молчании, жалобно его попросила:
– Миша, если у меня есть какие-то заморочки, лучше скажите мне сейчас, а то я измучаюсь без толку. Все равно, рано или поздно я же узнаю.
– Не то, чтобы у Вас неприятности, – "это он меня интеллигентно поправляет", – не к месту подумалось обеспокоенной Ритке, но Миша уже продолжал, – просто Вы попали в несколько необычную для человека ситуацию. А плоха она, или хороша,– решать только Вам.
– Ну, говорите, не томите! Вы же хороший, вы же мне помогли уже один раз, пожалуйста! – голос у Ритки прозвучал как жалобный просящий плач, и, пожалуй, привел интеллигентного Мишу в некоторое смущение.
– Вы только не волнуйтесь. Вас никто здесь не обидит, скорее наоборот. И извините меня, что я хожу вокруг да около, и только терзаю Вас недомолвками, – Тут Миша запнулся и как-то обречено отвел глаза в сторону, – Видите ли, я не знаю, как и с чего начать, – тихо признался он
– Да Вы начните, как получится, а что неясно, я спрошу, хорошо? – приободрила его немного успокоенная Рита.
– Я попробую, но все не так просто, – и Миша в очередной раз замолчал. Потом, словно решившись на что-то, сел торжественно прямо, сцепил перед собой в замок руки, и, глубоко вдохнув воздух, спросил:
– Скажите мне, Рита, Вы верите в сказки?
Ритка пришла в легкое недоумение от его вопроса, но тут же подумала, что это, очевидно, какая-то игра, и посчитала за лучшее в ней поучаствовать:
– Нет, в сказки я не верю. Только в сны, – ответила она и попыталась благожелательно улыбнуться.
– Жаль. Тогда нам непросто будет понять друг друга. Однако я все же попытаюсь все Вам объяснить, – Миша перевел дыхание, и продолжил, – Понимаете, все, что с Вами произошло тогда, – Миша особенно, с нажимом, выделил последнее слово, – имеет самое непосредственное отношение к некоему сказочному, можно сказать, фольклору.
– Вы знаете, я об этом уже догадалась. Вы и Ваши знакомые, верно, вообразили себя ведьмами и вурдалаками, которые пьют кровь и питаются человечьим мясом. Как там у Бабы-Яги: "Чую, что русским духом пахнет. Конь на обед, молодец на ужин". Только зачем же людей по-настоящему мочить?
– Вы как раз ухватили основную мысль. Но есть одна неточность – мы не вообразили, мы такие и есть на самом деле!
– Вы хотите, чтобы я, как последняя дура, поверила, что вы настоящие вампиры – вурдалаки из книжек и ужастиков, – вот тут Ритке в самом деле стало смешно: "Да он просто чокнутый какой-то, а на вид вроде нормальный парень". Она слабо помотала головой: – нет, это бред полный.
– Вы не правы. Как раз не бред, как раз наоборот. Вы только выслушайте меня до конца.
– Да не хочу я ничего слушать. Играйте в ваши игры, мне-то что, только не надо лапшу на уши вешать, – веселость у Ритки уже прошла, и на ее место явилась холодная злость, – а если хотите знать правду, то вот что я Вам скажу: Вам и Вашим друзьям лечиться надо, и не где-нибудь, а в психушке для особо опасных, буйных шизофреников.
– Спасибо за откровенность, – Миша, казалось, ни сколько не обиделся на оскорбления, только лицо его приняло грустное и безнадежное выражение, какое, скорее всего бывает у здорового человека, пытающегося что-то растолковать глухонемому, – но Вы все же обдумайте трезво мои слова, если получиться, то без лишней предвзятости. Все же на свете много необычных вещей. А я к Вам попозже еще наведаюсь, и мы поговорим.