- Офицер открыл высокие деревянные двери. Саддам сидел за столом в другой комнате. На нем были надеты очки с большими дужками. Я не видела их раньше. Он был в военной форме. В остальном его внешность мало изменилась со дня нашей последней встречи. У него темная кожа, очень кудрявые волосы и тяжелая челюсть. Я заметила на кончике носа по-прежнему маленькую светло-зеленую татуировку, от которой он избавился несколько лет спустя.
Саддам удивил меня, улыбнувшись, когда я вошла в кабинет. Он протянул руку, и я пожала ее, как мне было сказано. Он спросил: "Как дела у нашей дорогой писательницы?". Я ответила в обычной манере, что все иракцы будут счастливы и довольны, пока он находится в силе и добром здравии. Затем он поинтересовался, как обстоят дела в редакции, и я ответила, что журналисты просили заверить его в любви и уважении.
Он широко улыбнулся и сказал: "Я прочитал в газете твою статью о времени. Отличная статья! Ты - истинная дочь своего дедушки Сати аль-Хусри. Он бы гордился тобой". Затем он легонько потрепал меня по плечу и продолжил: "Я хочу, чтобы ты пообещала: что бы ни случилось, ты будешь писать во благо великой революции. Говори о том, что подсказывает тебе профессиональная честность, и ты не сойдешь с верной дороги".
Я поблагодарила его за добрые слова. Саддам спросил, есть ли у меня автомобиль. Я сказала, что есть. Тогда он спросил, довольна ли я им. Я вновь ответила утвердительно, и его это, кажется, удивило. Он сказал: "Ты так похожа на свою мать Сальву! Тебе никто и ничего не нужны". Мне показалось, это сомнительный комплимент, но, поразмыслив над его словами и тоном, каким он их произнес, я поняла, что он похвалил меня, потому что дедушка Сати воспитал дочь сильной женщиной, у которой всегда было собственное мнение. Он настоял на том, чтобы она получила прекрасное образование, и это подарило ей независимость. А ведь подобные качества у арабок Ирака встречаются очень редко.
Затем Саддам вызвал кого-то по телефону. В комнату вошел фотограф. Он сделал несколько фотографий. Саддам, к моему удивлению, поцеловал меня в лоб и попросил и в будущем вести себя так, чтобы не посрамить великого Сати аль-Хусри. В последнюю минуту он заявил: "Когда я думаю о твоем дедушке Сати аль-Хусри и о том, за что он боролся, то горжусь тем, что я араб". Саддам пожал мне руку и проводил к двери.
Когда я вошла в другую комнату, мужчина по имени Амджед, с которым я разговаривала по телефону перед встречей с Саддамом, передал мне конверт и два кожаных футляра. Он сказал, что машина отвезет меня туда, куда я прикажу. Я попросила доставить меня в редакцию, потому что я договорилась о встрече со своим редактором Сахибом Хусейном аль-Самави.
Сахиб очень обрадовался, когда я пересказала ему похвалы Саддама. Он решил на следующий день еще раз напечатать мою статью. Рядом с ней поместили редакционную заметку: в ней говорилось о том, что президент заинтересовался работой Майады аль-Аскари и особое восхищение у него вызвал этот материал.
Когда я приехала домой, то нашла в конверте 3000 динаров. А в кожаных футлярах лежали часы: дорогие "Патек Филип" белого золота с бриллиантами и выгравированным именем Саддама на внутренней стороне и золотые часы "Омега" с портретом Саддама на циферблате. Я решила разыграть мать. Когда она пришла домой, то зашлась от смеха, увидев, что на каждой руке у меня надеты часы. Я носила их несколько недель, но вскоре спрятала в ящик, потому что не хотела каждую минуту любоваться лицом и именем Саддама.
Через несколько дней в газету пришел человек из дворца. Он подарил мне кожаную папку, отделанную орнаментом в виде золотых листьев. Внутри лежали две фотографии, на которых были изображены мы с Саддамом. Сахиб поставил одну из них в рамку и водрузил на стол. А для второй мама нашла рамку и украсила ею книжную полку в гостиной.
Майада помолчала, оглядывая лица женщин-теней. Они пристально смотрели на нее, ожидая продолжения истории. Самара попросила ее не останавливаться.
Майада рассмеялась и сказала, что скоро у нее осипнет голос, но она поделится с ними самыми интересными деталями других встреч.
- В 1982 году, - продолжила она, - я написала для журнала "Фонун" эссе под названием "Прекрасное молчание". В нем не было ни слова о войне. Это была романтическая история о женщине, которая объясняет мужчине, что ей не нужны слова, чтобы выразить чувства к нему, потому что любовь подобна великой поэзии. Мухаммед Аль-Джазаери, редактор журнала, напечатавшего статью, позвонил мне в тот же день, когда она была опубликована. Он взволнованно сообщил, что министр информации Латиф Нусаиф Джассим собирается преподнести мне письмо, крупную сумму денет и телевизор, и мне нужно явиться в министерство на следующее утро в десять часов.
Ночью я не могла уснуть, - вспоминала Майада, - меня поразило, что романтическое сочинение привлекло внимание Саддама.
- А что тебя так удивляет? - спросила Иман. - Все иракцы знают, что Саддам - очень романтичный мужчина.
- Это правда, - согласилась Алия. - Мой брат, генерал, знаком с одним из его охранников. Он рассказывал, что Саддам с удовольствием читает истории о прекрасных женщинах, влюбленных в смелого воина. Видимо, в твоей статье он увидел себя.
- Возможно, - кивнула Майада. - В любом случае, я приехала в десять утра. Министр информации был очень любезен. Он сказал: "Ваши сочинения всегда радуют Абу Удей [отца Удея, то есть Саддама], нашего великого лидера, храни его Аллах". Министр Джассим сообщил, что президент просил в точности передать его слова: "Выполняя национальный долг (он имел в виду войну с Ираном), читать ее статьи все равно что наслаждаться дуновением легкого ветерка". Президент сожалел, что не может лично вручить мне награду. Он находился на фронте, командуя иракскими героями.
Майада рассказала не все; у истории был печальный конец. Статью опубликовали во второй раз с упоминанием о награде Саддама - такрим, как ее называют в Ираке. Майаду представили в качестве автора и напечатали фотографию. В итоге она получила мешки писем от солдат с фронта. Одно письмо она никогда не забудет: его прислал некий безымянный солдат. Он признался, что всегда с нетерпением ждал ее статей, но больше не будет этого делать, потому что теперь ему ясно: она - "одна из них", то есть приверженка Саддама, и пишет только то, что ей велят. Это письмо сильно обидело Майаду, потому что никто и никогда не указывал ей, что писать. Она не делала политических комментариев в соответствии с линией партии, а говорила то, что знала о жизни и любви. Так уж получилось, что Саддаму понравились ее сочинения.
Майада сказала женщинам-теням:
- Третью награду я получила в 1983 году, когда вернулась после длительной командировки в Судан и написала статью "Вертикальные лучи солнца", подразумевая сильную жару в этой стране. В ней я рассказывала о царившей там бедности. Когда я находилась в Судане, то поняла, как сильно люблю Ирак.
Со мной опять связались из Министерства информации. Меня предупредили, что президент собирается вручить мне такрим, и я должна приехать во дворец на следующий день без четверти пять.
Ноябрь подходил к концу, но на улице все еще было тепло. Когда я прибыла туда, я видела, что у дворца собрались толпы мужчин, женщин и детей, и сначала подумала, что там проводится ярмарка или другое развлекательное мероприятие. Но, приглядевшись, я поняла, что сборище не кажется веселым. Напротив, все выглядели очень печально. Женщины в черных одеждах оплакивали мужей и сыновей, погибших на фронте. Я подумала, что дворец выглядит так же прискорбно, как бедные иракцы, которые на корточках сидят на газоне. Затем я вспомнила, что прибыль от продажи нефти сжирает война, и потому их бедность никого не должна удивлять.
Вдруг я поняла, что люди пришли сюда за деньгами. Я слышала в новостях, что каждая овдовевшая женщина или семья, потерявшая сына, получает 5000 иракских динаров [15 500 долларов]. Эти выплаты назывались диия, компенсацией за смерть. Я знала, как это делается: Саддам будет принимать по пять человек за раз. Посетители отдадут ему письма, в которых сказано, где убит их отец или сын. Саддам прочитает письмо и напишет резолюцию: сколько денег следует дать тому или иному человеку. Затем проситель отнесет письмо в бухгалтерию дворца, где ему выдадут деньги.
Сначала правительство выплачивало компенсации, но вскоре средства закончились. Слишком много людей погибло. Мне говорили, что средства поступали от правительств Саудовской Аравии и Кувейта. Иран стал нашим военным противником, и кувейтские семьи Аль-Сабах и Аль-Сауд из Саудовской Аравии платили Саддаму за то, что он избавляет их от хлопот с Ираном.
Когда я вошла во дворец, секретарь быстро провел меня в кабинет Хусейна Камиля. В то время он был офицером среднего ранга, но затем женился на Рагад, старшей дочери президента, и стал одним из преданных ему убийц. Да, Камилю повезло, но вскоре удача ему изменила: Удей, старший сын Саддама, позавидовал тому, что Камиль присваивает огромные суммы, предназначенные на различные правительственные проекты. Удей стал заклятым врагом шурина. Все знают, что он безумен. Камиль понимал, что когда-нибудь Удей убьет его, и бежал в Иорданию. Он оскорбил Саддама тем, что предал его, рассказывая врагам все, что знал о военных программах Ирака. Президент обманом заставил его вернуться в страну: он поклялся на Коране, что никогда не причинит вреда отцу своих внуков. Камиль, глупец, поверил, вернулся, и, разумеется, через несколько дней его убили.