Меня зовут Джон. Это меня подвело. Я подумал, что человека этого я, вероятно, где-то встречал и должен бы помнить. Поэтому я ответил, тоже по-французски, ломая голову, кто бы это мог быть:
- Я здесь проездом… сегодня вечером еду дальше.
- Зряшная поездка, да? - спросил он. - А дома небось скажете, что добились успеха?
Замечание было оскорбительным. Почему это он решил, что я зря провел отпуск? И как, ради всего святого, он догадался о моем затаенном чувстве, будто я потерпел фиаско?
И тут я понял, что человек этот мне незнаком. Я никогда в жизни не сталкивался с ним. Я вежливо ему поклонился и попросил извинить меня.
- Прошу прощения, - сказал я, - боюсь, мы оба ошиблись.
К моему удивлению, он расхохотался, выразительно подмигнул и сказал:
- Ладно, ладно, я вас не видел. Но зачем заниматься здесь тем, что куда лучше делать в Париже? Расскажете мне при следующей встрече в воскресенье.
Он включил зажигание и, не переставая смеяться, поехал дальше.
Когда он исчез из виду, я повернулся и вошел в станционный буфет. Скорей всего, он выпил и был в веселом настроении; не мне его осуждать, я и сам последую сейчас его примеру. Буфет был полон. Только что прибывшие пассажиры сидели бок о бок с теми, кто ожидал посадки. Стоял сплошной гул. Я с трудом пробрался к стойке. Чей-то чемодан поцарапал мне ногу. Раздавались свистки, оглушающий рев приближающегося экспресса заглушил пыхтение местного паровичка, лаяли привокзальные собаки, плакал ребенок. Я с вожделением думал о своей машине, стоявшей у собора, о том, как буду сидеть там в тишине с дорожной картой на коленях и курить сигарету.
Кто-то задел мой локоть в то время, как я пил, и сказал:
- Je vous demande pardon. Я отодвинулся, чтобы ему было свободней, он обернулся, взглянул на меня, и, глядя в ответ на него, я осознал с изумлением, страхом и странной гадливостью, которые слились воедино, что его лицо и голос были мне прекрасно знакомы.
Я смотрел на самого себя.
Глава 2
Мы оба молчали, продолжая пристально смотреть друг на друга. Я слышал, что такое бывает: люди случайно встречаются и оказываются родственниками, давно потерявшими друг друга, или близнецами, которых разлучили при рождении; это может вызвать смех, а может преисполнить печали, как мысль о Человеке в железной маске.
Но сейчас мне не было ни смешно, ни грустно - у меня засосало под ложечкой. Наше сходство вызвало в памяти те случаи, когда я неожиданно встречался в витрине магазина со своим отражением и оно казалось нелепой карикатурой на то, каким в своем тщеславии я видел сам себя. Это задевало, отрезвляло меня, обливало холодной водой мое ego, но у меня никогда при этом не ползали, как сейчас, по спине мурашки, не возникало желания повернуться и убежать.
Первым нарушил молчание мой двойник:
- Вы случаем не дьявол?
- Могу спросить вас о том же, - ответил я.
- Минутку…
Он взял меня за руку и подтолкнул ближе к стойке; хотя зеркало позади нее запотело и местами его заслоняли бутылки и стаканы и надо было искать себя среди множества других голов, на его поверхности ясно были видны наши отражения - мы стояли неестественно вытянувшись, затаив дыхание, и со страхом всматривались в стекло, словно от того, что оно скажет, зависит сама наша жизнь. И в ответ видели не случайное внешнее сходство, которое тут же исчезнет из-за разного цвета глаз или волос, различия черт, выражения лица, роста или ширины плеч; нет, казалось, перед нами стоит один человек.
Он заговорил - и даже интонации его были моими:
- Я поставил себе за правило ничему не удивляться; нет причин делать из него исключения. Что будете пить?
Мне было все равно, на меня нашел столбняк. Он заказал две порции коньяка. Не сговариваясь, мы подвинулись к дальнему концу стойки, где зеркало было не таким мутным, а толпа пассажиров не такой густой.
Словно актеры, изучающие свой грим, мы переводили глаза то на зеркало, то друг на друга. Он улыбнулся, я тоже, он нахмурился, я скопировал его, вернее, самого себя, он поправил галстук, я поправил галстук, и мы оба опрокинули в рот рюмки, чтобы посмотреть, как мы выглядим, когда пьем.
- Вы богатый человек? - спросил он.
- Нет, - сказал я. - А что?
- Мы могли бы разыграть номер в цирке или сколотить мильон в кабаре. Если ваш поезд еще не скоро, давайте выпьем еще.
Он повторил заказ. Никто не удивлялся нашему сходству.
- Все думают, что вы мой близнец и приехали на станцию меня встретить, - сказал он. - Возможно, так и есть. Откуда вы?
- Из Лондона, - сказал я.
- Что у вас там? Дела?
- Нет, я там живу. И работаю.
- Я спрашиваю: где вы родились? В какой части Франции?
Только тут я догадался, что он принял меня за своего соотечественника.
- Я англичанин, - сказал я, - так вышло, что я серьезно изучал ваш язык.
Он поднял брови.
- Примите мои поздравления, - сказал он, - я бы ни за что не подумал, что вы иностранец. Что вы делаете в Ле-Мане?
Я объяснил ему, что у меня сейчас последние дни отпуска, и коротко описал свое путешествие. Я сказал, что я историк и читаю в Англии лекции о его стране и ее прошлом.
Казалось, это его позабавило.
- И таким способом зарабатываете на жизнь?
- Да.
- Невероятно, - сказал он, протягивая мне сигарету.
- Но здесь у вас есть немало историков, которые делают то же самое, - запротестовал я. - По правде говоря, в вашей стране к образованию относятся куда серьезней, чем в Англии. Во Франции есть сотни преподавателей, читающих лекции по истории.
- Естественно, - сказал он, - но все они французы, и говорят они о своей родине. Они не пересекают Ла-Манш, чтобы провести отпуск в Англии, а затем вернуться сюда и читать о ней лекции. Я не понимаю, чем вас так заинтересовала наша страна. Вам хорошо платят?
- Не особенно.
- Вы женаты?
- Нет, у меня нет семьи. Я живу один.
- Счастливчик! - воскликнул он и поднял рюмку. - За вашу свободу, - сказал он. - Да не будет ей конца!
- А вы? - спросил я.
- Я? - сказал он. - О, меня вполне можно назвать семейным человеком. Весьма, весьма семейным, говоря по правде. Меня поймали давным-давно. И должен признаться, вырваться мне не удалось ни разу. Разве что во время войны.
- Вы бизнесмен? - спросил я.
- Владею кое-каким имуществом. Живу в тридцати километрах отсюда. Вы бывали в Сарте?
- Я лучше знаю страну к югу от Луары. Мне бы хотелось познакомиться с Сартом, но я направляюсь на север. Придется отложить до другого раза.
- Жаль. Было бы забавно… - Он не кончил фразы и вперился в свою рюмку. - У вас есть машина?
- Да, я оставил ее возле собора. Я заблудился, пока бродил по городу. Вот почему я здесь.
- Останетесь ночевать в Ле-Мане?
- Еще не решил. Не собирался. По правде сказать… - Я приостановился. От коньяка у меня в груди было тепло и приятно, да и какая важность - откроюсь я перед ним или нет, ведь я говорю сам с собой… - По правде сказать, я думал провести несколько дней в монастыре траппистов.
- Монастыре траппистов? - повторил он. - Вы имеете в виду цистерцианский монастырь неподалеку от Мортаня?
- Да, - сказал я. - Километров восемьдесят отсюда, не больше.
- Боже милостивый, зачем?
Он попал в самую точку. За тем же, за чем туда стремятся все остальные, - за милостью Божией. Во всяком случае, так я полагал.
- Я подумал, если я поживу там немного перед тем, как вернусь в Англию, - сказал я, - это даст мне мужество жить дальше.
Он внимательно смотрел на меня, потягивая коньяк.
- Что вас тревожит? - спросил он. - Женщина?
- Нет, - сказал я.
- Деньги?
- Нет.
- Попали в передрягу?
- Нет.
- У вас рак?
- Нет.
Он пожал плечами.
- Может быть, вы алкоголик, - сказал он, - или гомосексуалист? Или любите огорчения ради них самих? Плохи, должно быть, ваши дела, если вы хотите ехать к траппистам.
Я снова взглянул в зеркало поверх его головы. Сейчас впервые я заметил разницу между нами. Отличала нас не одежда - его темный дорожный костюм и мой твидовый пиджак, а непринужденность, с которой он держался, - ничего общего с моей скованностью. Я никогда так не смотрел, не говорил, не улыбался, как он.
- Дела мои в порядке, - сказал я, - просто я как личность потерпел в жизни фиаско.
- Как и все остальные, - сказал он, - вы, я, все эти люди здесь, в буфете. Все мы до одного потерпели фиаско. Секрет в том, чтобы осознать этот факт как можно раньше и примириться с ним. Тогда это больше не имеет значения.
- Имеет, и еще какое, - сказал я, - и я не примирился.
Он прикончил коньяк и взглянул на стенные часы.
- Вам вовсе не обязательно, - заметил он, - немедленно отправляться в монастырь. Перед добрыми монахами вечность, что им стоит подождать вас каких-то несколько часов. Давайте переберемся туда, где сможем пить с большим удобством, а может быть, и пообедаем; будучи семейным человеком, я не стремлюсь домой.
Только теперь я вспомнил о незнакомце в машине, который окликнул меня на улице.
- Вас зовут Жан? - спросил я.
- Да, - сказал он. - Жан де Ге. А что?
- Кто-то принял меня за вас, тут, у вокзала. Какой-то субъект в машине окликнул меня. "Привет, Жан!" - крикнул он, а когда я сказал, что он ошибся, это, похоже, позабавило его: он подумал, что я - вернее, вы - не хочу, чтобы меня узнали.
- Ничего удивительного. Что вы сделали?