О творчестве замечательного русского прозаика Бориса Екимова написано много, но, возможно, самым емким высказыванием стала формулировка премии Александра Солженицына, которой он был удостоен в 2008 году: "За остроту и боль в описании потерянного состояния русской провинции и отражение неистребимого достоинства скромного человека; за бьющий в прозе писателя источник живого народного языка".
Содержание:
За теплым хлебом 1
Человек для Раисы 4
Переезд 7
"Ночь проходит…" 16
Мальчик на велосипеде 21
Путевка на юг 28
Солонич 35
Фетисыч 40
Холюшино подворье 45
Тимофей Иванович 54
Тарасов 57
Чапурин и Юрка 64
Живая душа 66
Последняя хата 68
Челядинский зять 74
Пастушья звезда 80
Борис Петрович Екимов
На хуторе
повествование в рассказах
За теплым хлебом
В пять утра зазвенел будильник, но загодя, прежде его петушиного гласа, встала бабка. Она уж из печи выгребла и затопила ее, когда затрещал будильник и поднялся со своей кровати дед Архип.
– Ну, как там, не потеплело? – спросил он.
– Не чутко, – со вздохом ответила бабка.
Дед Архип валенки надел, стеганку и вышел из дома. В первую минуту, с избяного тепла, ему показалось, что на улице теплее вчерашнего.
Еще стояла глухая ночь. Чернели по белому снегу базы да сараи. Студеное небо светило просяным звездным инеем, а посреди – одинокая Жарничка горела льдистым огнем.
Архип пошел на улицу. Перед самыми воротами дорожка была переметена рыхлым снегом. Значит, не во сне, а наяву гудел ночью ветер. И теперь дорогу на станцию тоже перемело, и утреннего автобуса не будет. Зябко поеживаясь, Архип заспешил домой. А в доме печь уже гудела ровным огнем.
– Дюже тепло? – с усмешкой спросила бабка. – Телешом можно?
– Да потеплее… – неуверенно ответил Архип.
– Не бреши… – мягко укорила жена. – Вон на окошке вторые шипки позамерзали, а у тебя все теплеет, под носом. Уж не ездил бы, переждал погоду. Да и праздник завтра. Добрые люди в праздник по домам сидят, не шалаются.
– А тама будут нас ждать? – указуя коротким толстым перстом в потолок, спросил Архип. – Пока мы отпразднуем? Да пока потеплеет? Тама тогда народу налетит… Туча черная… Тришкина свадьба…
Бабка в ответ лишь вздохнула.
– Вот так-то… – закончил Архип. – Надо сбираться, ехать. На автобус я уж не рискую. Вчера не было, а ныне и подавно. Уж развиднеется, тогда тронусь. Пойду дозоревывать.
И Архип снова забрался в постель. Он уже вроде не спал, просто подремывал, временами проваливаясь в зыбкое забытье. И тут же возвращаясь в явь. "А может, и пойдет автобус, – думалось ему. – А я разлеживаюсь. Сейчас уже, гляди, на центральную пошел. Крутанется – и назад. Добрые люди уедут. А может, и не пойдет. Вчера и в тот день не ходил, а нынче и вовсе мело…"
Хутор, где жили дед Архип с бабкой, лежал в тридцати километрах от райцентра. По летнему да сухому времени были те километры недалекими, тем более что дважды в день, утром и вечером, пробегал через хутор маленький шустрый автобус. После легкого дождя автобус ходил лишь по грейдеру, боясь увязнуть в хуторских колдобинах. Но то еще была не беда: до грейдера и пешком можно добраться, четыре версты всего. А вот непогода напрочь обрезала крылья. Осенняя ли, весенняя долгая грязь, зимние глубокие снега да переметы становили автобусы на прикол. И тут уж выбирайся, как говорится, своим средствием. А лучше всего – сиди и не рыпайся.
Деду Архипу сидеть было никак нельзя: топка поджимала. В прошлом году он угля не достал и нынче дожигал остатнее. И совсем было приготовился на дровах зиму бедовать, когда узнал о постановлении. Сначала в конторе услыхал, а потом газеткой раздобылся. В газете все было написано так, как и добрые люди говорили, льгота выходила бывшим фронтовикам, облегчение в жизни. И в конце напрямик было написано: "проявлять постоянное внимание". Эти слова дед Архип теперь уже наизусть помнил.
Почитал старик газетку, с бабкой и другими людьми посоветовался и решил: надо в район ехать и топки себе добиваться, пока закон вышел. Был он хитрым политиком и решил не откладывать, а, как сказано там, прямо с нового года идти, не тянуть. Кто рано встает, тому Бог дает, и кто раньше спохватится – легче будет.
Первые дни января Архип годил, давая людям отпраздновать да после праздника похмелиться. А потом завернул мороз с ветром, дороги в низинах перемело, и вот уже третий день не было автобуса. Два раза ходил Архип на грейдер, но попусту. Ждать было больше нельзя. И сегодня накрепко решил Архип домой с грейдера не ворочаться. Хоть на чем да уехать. Дело было нешуточное: без угля зимовать тяжко.
Потому и не стал Архип рисковать в потемках, к утреннему автобусу спешить. Автобус – дело ненадежное. А с центральной усадьбы машины не раньше десяти пойдут. К тому времени можно и закоченеть.
Время подошло к семи. По радио из области начали последние известия передавать. Архип уши навострил, голос у приемника поубавил, чтобы бабка не слыхала. "По северу области до тридцати…" – наконец обрадовала дикторша. "И-и, глупая, – попенял ей дед Архип, – заталдычила одно…"
– Чего там бубнишь? – спросила бабка. – Сколько объявили?
– Чего сколько? – притворился непонимающим дед Архип.
– Не придуряйся… Про погоду чего сказали?
– А-а, слухать их… – пренебрежительно ответил дед Архип. – Они здеся были, на хуторе? Видели они нашу погоду? Сидят черт-те где, в тепле поустроились – и брешут.
– Померзнешь на сухарь, – вздохнула бабка.
А деду Архипу вдруг иное пришло на ум: вспомнил он про котец. Вспомнил и начал собираться.
– Лежу, как сом на икре… И ты мне не подкажешь. Котец-то непроверенный. Так бы и умелся. А с нашими ребятами… Такие провалы, враз обчичекают. Из такого-то котца.
"Котцами" называли ловушки для рыбы, что ладились в низах, на речке. Во льду их рубили. У деда Архипа котец был большой. Для рыбы и людей привлекательный.
Архип быстро оделся, легкую пешню взял, мешок да черпало и подался к речке. Дорожка от базов, по меже, к саду и речке была протоптана в глубоком снегу канавой. Но теперь, поутру, после ночного ветра, замело ее наискось, а то и напрочь легким снегом.
До солнца было далеко, лишь смуглился восток. Но уже развиднялось. Мерклые звезды еще светили, и ясно глядела луна. Деревья садов и кудлатые старые вербы по обережью лежали в сизоватом дымчатом инее. Словно дышали дерева, и тут же морозом схватывалось их теплое дыхание.
Архип спустился к речке, подошел к своему котцу, размахнувшему камышовые "крылья" к самым берегам. Валенком осторожно он сдвинул снег с крышки котца. Но можно было не опасаться, за ночь на добрых три пальца льду намерзло. И сразу Архип увидел: есть рыба. Темное что-то ворохнулось подо льдом, большое. Архип быстро обдолбил котец, черпалом отбросил лед. И крупная, чуть не в размах величиной, щука заплескалась в темной воде. Черпак был мелковат и щуку не брал. Но старик изловчился и выбросил рыбину на снег, с радостью почуяв тяжесть ее. Щука дважды плеснулась, сгибаясь в колесо, и замерла черным поленом. Старик выцедил еще двух красноперок да окунька, подчистил котец, сложил добычу в мешок и заспешил домой, бабку обрадовать ухой и жаревом к празднику. А в доме уже кипели щи, мяса кусок бабка обжарила с картошкой, налила самогонки.
– Ну и как? Може, обдумался? – спросила она у вошедшего старика.
– Обдумаешься… – передразнил ее Архип. – Гляди, какого тебе анчихриста припер. Давай чашку.
Щука скользнула из мешка в подставленный таз, колом легла поперек, выставив большое, белое, пятнистое брюхо.
– Ху-у… – брезгливо сморщилась бабка. – Чистая гадюка. В сенцы ее, нехай замерзнет, а то биться начнет.
Архип наскоро умылся, сел к столу. Бабка принесла с печи в полотенце завернутый горячий хлеб. Привозили хлеб на хутор редко, особенно в непогоду, но люди приспособились. Черствую буханку заворачивали в полотенце, в широкую кастрюлю воды наливали, ставили миску, а в нее хлеб. Вода в кастрюле кипела, под крышкой хлеб отпаривался, становился волглым, мягчел.
Выпив стаканчик самогонки, Архип принялся щи хлебать. Жена сидела рядом, вздыхала.
– Ныне-то уж не вернешься… – сказала она.
– Дал бы Бог добраться. А на ночь-то глядя… Уж завтра.
– У Василия ночуешь?
– А где же…
– Сон мне нынче привиделся, а к чему – не приложу, – задумчиво сказала жена. – Маму видела. Мама хлебы печет. Вынимает, хороший такой хлеб, чую, сладкий, и так мне хлебушка хочется. А она не дает. Я прям слезьми кричу: мамушка, родная, ну, дай хоть кусочичек, хоть чудок. А она не дает. А мне так хочется… Такой у него дух, прям донельзя сладимый. Почему не дала? – спросила бабка. – Либо чем обидела ее, не так помянула? Прям в голову не возьму.
– Солонечиху поспрошай, – усмехнулся Архип, – она разложит.
– Придется, – всерьез ответила жена. – Ты дюжей ешь. Щи и мясо. Я тебе и самогонки для этого дела влила. Дюжей наедайся, а то померзнешь.
– Не замерзну, – успокоил ее Архип. – Как пододенусь, нехай тогда…