Он вздохнул, взял табуретку и прибил вешалку к стене в новом месте.
- Как у вас все спорится в руках - любо глядеть! А у меня: за что ни возьмусь - не рыдай, моя мать!
- Не скромничайте, под вашу дудку пляшут флотилии, - сказал Дрейк.
Анна Семеновна зарделась повторно.
- Помыться бы как?
- О, извините, кэп. Вот сюда, прошу вас. Полотенчик.
Ванная была еще довоенного образца. Бедняга, пожалел Дрейк непонятно кого - ванную или Анну Семеновну.
- Замечательная у вас ванная, - сказал Дрейк, выйдя из ванной.
- Вы мне льстите, капитан.
Не вам, а ванной, подумал Дрейк.
- Пивко, коньячок?
- Водочки нет?
- Почему же нет? Есть. Водочка всегда есть! У меня, как в армии, на все один ответ: "Есть!" Мы сейчас с вами организуем, капитан, роскошный стол. На кухне, если не возражаете?
Роскошный стол организовался из горбушки черного хлеба, помидоров с лучком и постным маслом, а из горячих блюд очень хороша была яичница на шкварках сала. Водочка ж была, как всегда, чистая слеза.
- Жратва готова! - сказала Анна Семеновна и пригласила гостя за стол.
С криком "Дзабутон!" она кинула на табуретку плоскую подушечку. Дрейк взял ее в руки и сел за стол. Повертев подушечку, он положил ее себе на колени.
- Встаньте! - Анна Семеновна взяла у него из рук подушечку и положила на табуретку. - Теперь сядьте! Дзабутон - так называется в Стране Восходящего Солнца подушка для сиденья.
- Она из Японии? - спросил Дрейк. Он достал ее из-под себя и с интересом изучил цвет и фактуру ткани. В уголку было проштамповано: "ОТК. 7".
- По лицензии.
- Удобная подушечка, - одобрил Дрейк. - Надо достать где-нибудь.
- Дарю! Она ваша. Очень хороша при геморрое.
- Вас что-то связывает с Японией?
- Только общность культур. А еще профессор Тануки из Токийского университета. У нас с ним давние приятельские отношения. Он там ведет кружок русской хоровой песни.
- У вас тут ель, - обратил внимание Дрейк на елку с пятью шарами. Половина иголок с нее давно опала.
- А! - отмахнулась от нее Анна Семеновна. - С Нового года стоит. Все некогда убрать.
- А зачем? Пусть стоит. Она… освежает. Да и вообще, скоро опять Новый год. Я бы не убирал.
- Да, вы правы. Пусть стоит!
После первой рюмки Анну Семеновну потянуло на поэзию.
- "Старый пруд. Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине". Как? - с восторгом взглянула она на капитана. В этот момент она готова была поклясться, что весь огромный каменно-железобетонный мир занимал в ней места меньше, чем лягушка, прыгнувшая в пруд.
- Знакомо, - согласился тот.
- Басё!
Дрейк слышал где-то эту фамилию.
- Японец?
- Да, триста лет тому написал. А как современно!
- Это время Богдана Хмельницкого? - уточнил Дрейк, наливая по второй. - Есть улица такая. Ну, без "б", за Богдана и Басё.
- А вот еще одно: "Снова весна. Приходит новая глупость старой на смену". Правда, замечательно верно? Профессор Тануки от нее без ума!
- Прямо-таки без ума? Что касается глупости - это верно. В Японии, если судить по стихотворению, она приходит только весной, чего не скажешь о нас. У нас она круглый год.
- Как вы правы! Как правы!
- Анна Семеновна. Родился экспромт. На типично российские темы. Вот: "Тучное поле ждет хлебопашца. Трактора нет!"
Анна Семеновна расхохоталась.
- Прелестно! И неоднозначно. В нем бездна вариантов. Третья строчка, пожалуйста: "Нету бензина!"
- "Дороги размыло!" - поддержал Дрейк.
- Хорошо! "Хрен дождется!"
- Ага. "Хлебопашец запил!"
Они целый час изгалялись над третьей строкой одного из первых российско-японских трехстиший, пока не перебрали сотни две вариантов.
Дрейк резко повернулся и почувствовал боль в пояснице.
- Что с вами? - обеспокоено спросила Анна Семеновна.
- Да побаливает немного. Радикулит или как там его…
- К врачу не обращались?
- Что к ним обращаться? В руках скальпель, на языке латынь.
- Да-да-да, я тоже не обращаюсь. Я "от спины" ложусь на стол и задираю ноги. Боль сама сползает. Кстати, где вы пропадали столько времени?
- Пропадал я весьма некстати, Анна Семеновна.
- Зовите меня Анна! При чем тут Семеновна? Если уж на то пошло, мой отец вообще был Зигфрид. А может, и Никифор. Да и вообще, когда вы обращаетесь ко мне, при чем тут мой отец? Я вас тоже буду звать Федором.
- Можно и Фрэнком, - разрешил Дрейк. - Пропадал я потому, что жена моя, царствие ей небесное, преставилась этой зимой. Через три месяца после того, как погибли наш сын со снохой. Весь год прошел "некстати".
- О, простите меня, кэп, - только и смогла вымолвить Анна Семеновна.
Помолчав, она долго разглядывала пространство, что было в коридоре выше головы, вздохнула:
- У моих знакомых, профессора Сазонтьева, вот так и так идут замечательные антресоли…
- Чем же они замечательны? - поинтересовался Дрейк. - Инкрустацией?
- На них покоится хлам династии Сазонтьевых за много-много лет.
- Зачем хранить хлам?
- Как же, архив, фотографии, те же обои… - Анна Семеновна смолкла.
- И что? - не выдержал паузы капитан.
- Я вот подумала: а не заказать ли и мне такие же?
- Вам? Зачем? У вас и так прекрасно все хранится, - Дрейк обвел взглядом комнату. - Все под рукой. А на антресоли лезть надо. Убьетесь еще.
- Хочется, - призналась Анна Семеновна, - давно хочется. Мечта детства. Для полного счастья всегда не хватает капельки.
- Хорошо. Нужны три доски и уголок. Еще дрель, ножовка, молоток, отвертка - нарисую, как в сказке. Гвозди да шурупы. Можно фанеру, если желаете с дверкой.
- Кэп, я ваша невольница! Делайте со мной, что хотите!
- Ну зачем же? - ухмыльнулся Дрейк. - Свобода - главное завоевание женщин в нашей стране.
- Увы, - вынуждена была согласиться Анна Семеновна, - и единственное.
Они еще много говорили о здоровье, семье, молодости, словом о том, чего больше не было, и оттого обоим было немного грустно, но и хорошо. Они будто в четыре руки ткали одно полотно под названием "Вечер".
- Ну мне пора, - Дрейк посмотрел на часы.
- Я вас провожу, мне надо купить папирос.
- Возьмите мои.
- Благодарю. Я хочу проводить вас, Федор. Какое небо сегодня!
- Выше семи небес счастья.
Глава 34
На острове Валькирий
Потом лето ушло, а вместе с ним пропала куда-то и Анна Семеновна. Будто эмигрировала в Новую Каледонию. Как потом выяснилось, Анна Семеновна, разочаровавшись в издании литературно-публицистического журнала, ушла в полугодовой "творческий" отпуск. Натащила из институтской библиотеки гору книг и журналов, закупила сахар, соль, рыбные консервы, лук, томатную пасту, картошку, макароны, и три месяца, не выходя из дома, по восемнадцать часов в сутки писала книгу о влиянии студенческого театра на уровень высшей нервной деятельности студентов и профессорско-преподавательского состава, а также высшего образования в целом. "В последнее время я крепко подружилась с вечерним светом, - говорила она по телефону. - В Японии это означает, корпеть допоздна". Ею были привлечены новейшие данные педагогики, психологии, медицины, множества социологических опросов, а также криминалистики и театрального искусства. Монография, по ее оценкам, "тянула" на шестьдесят печатных листов. Бумагой был завален весь угол комнаты, которую до двенадцати часов ночи она называла "кабинетом", а после двенадцати - "будуаром". А в целом, следуя японской традиции, помещение называлось "Ветка сакуры", что и подтверждала веточка облепихи в бутылке из-под кефира.
- Надо гнать из себя лень, решительно гнать! - убеждала Анна Семеновна перед сном собственное отражение в зеркале. Потом раскланивалась перед будуарным кабинетом: - Потерпи, дружок! Твои стены еще увидят стиль Людовика Четырнадцатого!
Когда Дрейк в ноябре столкнулся с нею возле ЦУМа, он даже вздрогнул - так решительно она бросилась посреди улицы ему на шею.
- Это вы, кэп! - воскликнула она.
- Это я, мадам, - сознался Дрейк.
- Нет, это вы? - не верила Анна Семеновна своим глазам. - Где вы столько пропадали?
Граждане обтекали их стороной, бросая косые взгляды. Уж очень непривычно и неприлично для пожилых солидных людей стоять посреди улицы на оживленном месте и орать, что ни попадя!
Удивительно, почему я начинаю нести всякую чушь, подумал Дрейк. Она, ладно, ей, как женщине, не внове, но я-то, чего я так завожусь? Но, вспомнив своих знакомых, он пришел к выводу, что все они рядом с любой женщиной из нормального человека превращаются в заводную игрушку.
- Что же вы теперь, вдвоем с Машей? - неожиданно другим тоном и даже голосом спросила Анна Семеновна.
Дрейк с удивлением посмотрел на нее.
- Вдвоем, Анна Семеновна.
- Мы же договаривались: Анна.
- Вдвоем, Анна.
- А пригласите, Федор, меня к себе. Я вас не оторву от дел?
- Да какие у меня дела? - вырвалось у Дрейка. - Разве в женских силах оторвать мужика от дел?
- Браво, Федор! - восхитилась Анна.
- Маша будет очень рада. Пойдемте. Возьму только водку и торт.
- Можно, торт куплю я?