Прошло уже много дней, Федор потерял им счет, как ледяным ступеням, а следователь каждый раз задавал одни и те же вопросы, в разной последовательности, с разными акцентами, очевидно ловя его на несуразностях или противоречиях. Хотя один раз Федору показалось, что он просто тянет время, клинчует. Федор старался говорить одно и то же.
- Как вам, Дерейкин, вот это: "…упомянутый выше Дрейк, он же Дерейкин, замечен был в рассказах о его якобы имевших место путешествиях в страны латинского региона в составе и даже предводителем банды пиратов…"
- О якобы имевших место путешествиях? - Федор подчеркнул "якобы".
Гвоздев уловил новый оттенок в показаниях, у него даже блеснули глаза, но он не стал углублять тему латинского региона.
- Хорошо, а как вы прокомментируете вот эту запись? "Упомянутый Дрейк, он же Дерейкин, демонстрировал собравшимся шарф, якобы подаренный ему империалистической королевой Великобритании, шитый золотом".
- Опять якобы подаренный? Выходит, не подаренный.
- Ну, а как вы относитесь к буржуазной социологии?
- Социологией не интересуюсь. Меня больше занимают машины и механизмы. Там социология не нужна. Там все железно.
- А говорите, не интересуетесь, - сказал Гвоздев. - Рассуждаете, как типичный буржуазный социолог. Винтик к винтику может быть как раз только в социальном механизме. Ну да ладно, отнесем это на счет вашего незаконченного высшего образования. Можете продолжать брать свои производные, они никак не скажутся на рабоче-крестьянском единстве нашего народа. Оно неизменно и постоянно… Хорошо, а что вы знаете о Сильве? - вдруг спросил он.
- О ком? - удивился Дерейкин. Этого вопроса следователь не задавал еще ни разу.
- О Сильве, - повторил следователь, испытующе глядя ему в глаза.
- Это оперетта такая? Ничего не знаю. Не люблю оперетту.
- Челышева знаете?
- Челышева - знаю.
- А говорите, не знаете.
- Ну почему же не знаю? Знаю!
- Прекрасно, так и запишем. Знает. Челышева (Сильву) зна-ает.
- Про Сильву первый раз слышу.
- Это неважно, - отмахнулся следователь. - Выходит, знаете и семью Челышевых?..
- Конечно, знаю, - с недоумением ответил Федор.
- И дома у них бывали?
- Бывал.
- Портреты на стенах видели?
- Какие портреты? А, предков их, видел.
- Значит, были портреты? Сколько?
- Три или четыре, не помню.
- Три или четыре, прекрасно. Че-ты-ре… Что ж, портреты были - да сплыли, - нараспев протянул следователь, любуясь записью. - Что ж, благодарю вас за исполненный гражданский долг. Вы помогли следствию. Это вы отправили "Хряща" туда? - Гвоздев ткнул пальцем в потолок.
- Хряща? - Дерейкин посмотрел на потолок. Удивительно, потолка словно и не было. Над головой бледнел только круг света.
- Хряща, Хряща. Помните, в первую вашу ночь? У него инсульт был тогда. Удар, иначе говоря. Вот ваш пропуск, Дерейкин. Сдадите дежурному. Пожитки будете забирать с собой?
- Я свободен?
- Это вам виднее. Свобода, Дерейкин, это осознанная необходимость.
- Я осознал ее. Хорошо осознал, - он вспомнил ночь, шило, руку Фелицаты со свечой во сне.
- Смотрите, у Хряща дружки на воле остались, - предупредил Гвоздев.
- Хорошо, я посмотрю на них, - не удержался Дерейкин. - Я свободен?
- Да-да, можете идти. Да, совсем забыл, это не имеет к делу никакого касательства - что за Фелицату Воронову разыскивали вы?
- Воронову? Привет ей хотел передать, от ее родителей. Соседи наши, - у Федора потемнело на минуту в глазах. - Кстати о Сильве, - Федор пришел в себя. - Я вспомнил. У меня был один знакомый, Нуньеш да Сильва. Лучшего штурмана я не знал. Я с ним работал пятнадцать месяцев. Он, как "Отче наш", знал побережье Бразилии. А как он провел мою флотилию в страшнейшую бурю по отмелям устья Ла-Платы! Такого шторма я больше и не припомню. Это даже не шторм был, а пляски дьявола. Да Сильва, кстати, называл этот берег Землей Дьявола. Вдруг, как в пустыне, нас осыпал песок с берега, на палубе его было по щиколотку, потом как из ведра хлынул дождь, в тумане не было видно руки, а ветер (я с таким столкнулся впервые) стал, как резиновый шланг. Мы попали в жуткую воронку стихии. Стало темно, как ночью, и вода душила, как удав. Волны играли нами, как щепкой. Днища кораблей бились о землю, а мачты чиркали по небосводу. Если бы не Нуньеш, я не сидел бы сейчас перед вами. Шестьдесят лет было португальцу, а живчик, каких мало. Как он нас вел, как вел! Это был дирижер, он бурей дирижировал, как симфонией. Смуглый, плотный как жгут. Он любил одежду из вельвета (ему шел красный вельвет) и доверял только португальским картам. Я его расцеловал, хоть он был и враг королеве Англии. Говорил ему: оставайся, свои же засудят. Нет, предпочел свободу. Будто я ему ее как-то ограничивал! Выбрал своего Бога, как будто Он разный!
- Попал к инквизиторам?
- Да, к мексиканцам. От них разве спрячешься где? Засудили беднягу. Ну я пошел?
- Как же теперь они будут без ваших историй жить, а? - Гвоздев озадаченно смотрел Федору в глаза. - Не губите свой талант, мой вам совет. Как вы сказали: "Народ, как паук, ловит в паутину власти самого себя"?.. Один мудрец сказал: "Не выставляй себя слишком мудрым: зачем тебе губить себя?" Прощайте!
- Жаль, не досказал им одну историю, - сказал Федор.
- О Золотой Земле?
- Нет, другую.
- Можете досказать, - вдруг разрешил Гвоздев. - Как закончите, постучите в дверь.
Глава 30
Пролив Доути
"В недобрый час высадился я с двенадцатью матросами на перуанский берег. У нас были только щиты и мечи, мушкеты мы не взяли, так как шли с дружественным визитом. Перед этим мы договорились с индейцами о встрече и обменялись подарками. Ничто не предвещало драмы, которая разыгралась буквально в считанные минуты. Только мы вылезли из шлюпки, как не меньше четырехсот дикарей выскочили из зарослей тростника, схватили двух моих матросов, а нас осыпали стрелами. Одна стрела мне вонзилась в лицо, вот сюда, и мы все были, как ежики, утыканы стрелами. Я уж решил, что и помолиться не успею. Хорошо, перерубили мечом канат, и шлюпку отнесла от берега волна. С этого дня у меня пошла полоса неудач.
У меня был друг. Но что значит друг, когда разговор идет о королеве? Я был ее подданный, я был полномочный ее представитель в обоих полушариях земли. И единственный в этом качестве. Елизавета на последней аудиенции подарила мне меч и сказала: "Мы считаем, что тот, кто нанесет удар тебе, Дрейк, нанесет его нам". В ее глазах я увидел, что она доверяет мне больше, чем поручила. Друга моего звали Томас Доути. Он был истинный джентльмен, каких не так уж много, из знатной и богатой английской семьи. Несмотря на свою молодость, он весьма преуспел не только в своих познаниях и навыках, но и на поприще политики. Одно время он был секретарем знатнейшего и сказочно богатого графа Эссекса, его настойчиво приглашал к себе личным секретарем сам канцлер лорд Берли. Томас стал моей правой рукой. Это был сильный и бесстрашный моряк. Он был мне не просто симпатичен, я его искренне полюбил, как может полюбить один молодой человек другого. Я был, разумеется, старше его, и по возрасту, и по званию. Но в дружбе это не имеет никакого значения. Во всяком случае, я так думал. До того, как эту дружбу пришлось испытать на прочность. А оселком для этого явилось не что-нибудь, а сама королева Елизавета и моя святая родина. Елизавета, помимо прочего, подарила мне зеленый шарф из шелка. По нему золотом были вышиты истинно золотые слова: "Пусть всегда хранит и направляет тебя Бог". Меня потом обвиняли в самочинстве, но меня направлял сам Господь. Цель нашей экспедиции, как мне ее определила королева, была единственная - нанести удар Испании в самой чувствительной и обширной области, в области ее колониальных владений.
Кстати, я сам посоветовал ей нанести удар по испанской Индии, когда она стала уверять меня, что я единственный человек, который может отомстить королю Испании за обиды, нанесенные ей. Цель, маршрут и дата начала экспедиции находились под строжайшим секретом. Внутри самой Англии назревал заговор. Елизавету готовились убить, а на английский престол возвести шотландскую королеву Марию Стюарт. Неспокойное было тогда время.
Так вот, моя флотилия насчитывала пять кораблей. И вот когда мы были уже на пороге Магелланова пролива, тех самых Ворот Дьявола, я узнал о предательстве. Это было даже не предательство, а спланированная акция, направленная против королевы и интересов Англии. Об этом я догадывался давно. Мне еще в Лондоне донесли о том, что Доути имел сношения с лордом Берли, ярым противником английской экспансии на территории Испании. Лорд Берли всячески хотел сорвать экспедицию. Я тогда не поверил доносу. Но чувство долга заставило… Ужасное чувство! Только став его рабом, становишься свободным!
Сперва от флотилии отстал корабль "Лебедь", которым командовал Доути, а потом и "Златоцвет". Они не потерялись, они просто скрылись из глаз. Я понял, что экспедиции грозит крах. Это могло нанести непоправимый ущерб королеве и Англии! Представляю восторг наших врагов!
Я незамедлительно предпринял поиски пропавших кораблей. Мне удалось найти оба корабля. "Лебедь" я приказал потопить, а Доути судить. Он убил меня фразой: "Жертвовать собой за отечество - не безумие ли, когда отечество уже пожертвовало тобой?" Я отдал должное справедливости его слов, но мне казалось тогда, что я от них негодую. Я потом не мог простить себе этого. Он признался в злокозненности, был единогласно приговорен к смерти и казнен. Смерть он принял, как подобает джентльмену. Что я пережил, одному Богу ведомо. Я провел много бессонных ночей. С тех пор у меня нет друзей.