Прошу прощения, что уделяю Кабинету столько внимания. Кабинет – вселенная, ему вполне обоснованно уделено больше места, нежели городу. Что город? Все его прошлое и настоящее умещается на одной из полок книжного шкафа.
Впрочем, если угодно, мы можем опять прогуляться по городу.
Так сказать, на простор, к народу!
Глава 13. Уроки Шекспира
Иногда я жалею, что вместо философии, которая, в результате, размазала меня по Стене, я не занимался, скажем, коллекционированием бабочек. Нет, коллекционировать бабочек и удить рыбу – унизительно для мыслящего человека. Куда любопытнее коллекционировать выражения человеческой радости, не страха, огорчения, отчаяния – а именно радости, ибо радость как ничто иное позволяет мгновенно, словно при вспышке молнии, заглянуть в чулан под названием душа человека. Своды пещер, хранилища, чистилища, отстойники – все это хозяйство и есть душа. Строго говоря, в каком-то смысле я и занимаюсь коллекционированием душевных состояний. Драматург – это выразитель душевных состояний. Разве нет?
Одному из самых чистых проявлений радости я был свидетелем не далее как вчера. Мой знакомый кинорежиссер, Федя N., взявший себе загадочный псевдоним Эль Москито (хотя в жизни был похож на полудохлого жирафа), полгода назад отославший свою работу на престижный кинофестиваль в Рим и получивший стандартно вежливое уведомление о том, что, дескать, работа ваша получена, спасибо, жюри рассмотрит возможность участия в конкурсе, оставляя за собой право отбора и т. д. – уведомление, которое он в простоте душевной, плавно переходящей в крайнюю расчетливость, воспринимал не иначе как настойчивое приглашение мэтров, "этих итальяшек", нам, Федору N., посетить вечный город и отхватить при этом как бы нехотя Гран при; так вот Федя, говорю я, встретив меня рано утром (сон алкоголика крепок, но краток), поинтересовался:
– Старик, ты не очень занят сегодня?
Сегодня, как и вчера, я был очень занят: ревность и любовь забирали все мои силы. Однако на меня накатила минута слабости душевной, и я почувствовал себя христианином. Пропадающий, окончательно погибающий Федя N. не канючил, не брал за глотку, не врал и не юлил, а вежливо интересовался моей занятостью, заранее давая мне возможность сориентироваться и по-рыцарски, весьма поучительно, отказать этому забулдыге. Все остальные его знакомые, не сомневаюсь, так уже и поступили, заставив себя уважать. И я, презирая Федю, себя, свой чистоплюйский порыв и все христианские добродетели мира, выдавил из себя что-то похожее на "всегда можешь на меня рассчитывать, сэр". Тут у Федора мгновенно включилась сноровка алкаша, и через полчаса мы уже катили на моей машине вызволять его джип из плена у фискальных органов.
История Федора и его джипа была проста, как и все загадочные истории людей. Дело в том, что Федор был женат второй раз и имел дочь от второго брака. Где были жена с дочерью – неизвестно. "Отдыхают на юге", – беззаботно обронил честный Федор и принял вальяжную позу, забыв, что от него благоухает мочой, перегаром и еще букетом зловоний, которые украсили бы самый престижный салон самой изысканной преисподней. Говорю же: я презирал не столько Федора, сколько себя, связавшегося с Федором. Мне, видите ли, показалось, что забулдыга сделал шикарный человеческий жест. Жалкий коллекционер.
Джип у Федора забрали судебные исполнители за неуплату алиментов первой жене, которая одна растила совместно нажитого сына. И вот теперь Федор был полон решимости вернуть себе стального коня. От меня требовалось повозить Федора по инстанциям, покивать сочувственно его промашке (не уберег джип, идиот), выслушать еще раз сагу про итальяшек и доставить к джипу. Не так уж и мало, учитывая мерзость клоаки, расположившейся у тебя под носом в салоне собственного авто.
Но я выстоял, и Федор Эль Москито сумел выцарапать свой джип. Пьяный судебный исполнитель, полнотой и добродушием напоминающий бородавочника, был немало удивлен: "Какого хрена ты бросаешь тачку у себя во дворе? Поставь в соседний двор – и я ее никогда не найду. Никогда! Потому что искать не буду. Ты понял, старина? Надо быть юридически грамотным. С тебя бутылка. За что? За совет. Посмотри, сколько джипов стоит, сколько добра пропадет в пользу этих баб…"
А вот теперь – "Ода к радости". Ближе к обеду я встретил Федора, отбуксировавшего свой джип в укромное место. В правой руке он держал бутылку какого-то пойла, рядом с ним, этим издыхающим жирафом, притулился верный бородавочник на крепких низеньких ножках. Что-то из серии "савана рядом с нами". Федор победил свою первую жену и брошенного сына. Это была чистая победа и чистая радость, никакой Гран при не сравнился бы. Виват, Эль Москито! Ты лучший!
– Старик! – растроганно молвил Федор. – Можешь всегда рассчитывать на мою помощь! Я думаю, мы снимем с тобой сериальчик! Лучше парочку. Рим, этот вечно сраный город, еще возрыдает! Хотя я больше уважаю испанское кино. Понимаешь, в нем есть… драйв!
Бородавочник хлопал глазами, не стыдясь мужских слез.
Я заверил Федора, что обращусь в случае чего. Непременно. Федор посмотрел на мой модный плащ, подарок Электры, и решил отыскать в нас общее:
– Понимаешь старик, как сказал Хайдеггер…
Я многое могу простить человеку, даже то, что он редко моется и пованивает; но то, что он способен с почтением отнестись к Хайдеггеру – простить не могу.
Как ни странно, Федор отплатил добром за добро. Он устроил мне выездной мастер-класс (что значит связи в мире кино!), где я, мэтр, давал наставления молодым начинающим сценаристам и драматургам (за деньги, разумеется; процент с гонораров, разумеется, обещан Федору; бизнес есть бизнес, ничего личного). Я вышел к аудитории, легкомысленно не настроившись на нужную волну. На меня смотрели десятки молодых сияющих глаз. В основном, женских, а если мужских, то женоподобных. Как же похорошела драматургия!
О чем рассказать им, жаждущим успеха любой ценой? Как делаются пьесы-раскраски?
Это один сценарий лекции. Принимаем демократическую позу мэтра, находим ложно-задушевный регистр. Начинаем. Гм-гм. Глубокомысленные пьесы-раскраски делаются за ночь. Для этого необходимы: стол, ручка, бумага, свет, отсутствие таланта и присутствие честолюбия. А лучше – святая любовь к деньгам. Да, чуть не забыл: болван-режиссер и дура-публика. Stultorum infinitus est numerus (число дураков бесконечно). Это даже прежде стола.
Вот вам технология таинственного творческого процесса. Сначала вы выбираете актуальную тему. Например, библейская тема номер 13: "добро победит зло". Немного расплывчато, зато вечно. Выбрать сложно, потому что есть еще "блудный сын", "всепрощение", "не убий", "не украдь", "не суди, да не судим будешь", "чти отца своего", "мама, дорогая", "не в свои сани не садись", "коварство и любовь" и некоторые другие. Как только определились с темой (предположим, вы избрали тему "сколько ни живи, а помирать все равно не хочется, но придется"), смело начинайте писать. Один из персонажей, само собой, должен быть одной ногой в могиле, а другой персонаж, естественно, только вылупившимся из яйца. Тема диктует. Диалоги должны быть берущими за душу. Но краткими. Например.
Внучка. Дедушка, я вижу, что тебе грустно.
Дедушка. Нет, нет, радость моя, ты ошибаешься. Гм-гм.
Внучка. Тебе грустно, грустно. Я же вижу.
Дедушка. Ну, что ты, вишенка моя, это так, мимолетно.
Внучка. Не смей меня обманывать, любимый дедушка. Говори, что тебя заботит?
Дедушка. Уверяю тебя, ничего особенного. Тебе показалось. Гм-гм.
Внучка. Старый плутишка, ты захотел провести свою маленькую фею.
Дедушка. Счастье мое, мне просто взгрустнулось оттого, что солнце село. Вон там, за горой. Быстро и неотвратимо. Кхе-кхе. Я помню, в детстве, на земляничной поляне, я наблюдал такой же стремительный закат. И вот сейчас… Как быстро прошла жизнь!
Внучка. Дедушка, завтра солнце опять взойдет!
Дедушка. Да, да, радость моя. А к вечеру оно опять сядет…
Внучка. А потом опять взойдет!
Дедушка. Чтобы к вечеру спрятаться.
И т. д. Вот так увлечешься – и через три часа пьеса готова. Но у меня подобного хлама в избытке, и я отказываюсь от авторских прав. В пользу детей сирот, как водится.
Концовка должна быть такой: дедушка, возможно, и отходит в мир иной (хотя и не обязательно: как получится), но, во-первых, с осознанием не напрасно прожитой жизни, а во-вторых, весьма поучительно для внучки. Строго по Библии. Концовка должна излучать радость, уверенность и оптимизм. (Только вот зачем этот глупый оптимизм, я не понимаю? Солнце ведь все равно когда-нибудь зайдет для человека, раз и навсегда. Дедушка, в сущности, прав.)
Как видите, это игра. Но если вы реализуете через игровое отношение все, что у вас накопилось серьезного, публика в театре скучает. Это закон театра. Публика хочет, чтобы ее отвлекли от жизни, она жаждет зрелища. Игра, которую она требует, – это примитивная игра. Те же солдатики. Враг будет разбит! Победа будет за нами! Смерти не одолеть жизнь. И это похоже на мировой заговор: все требуют одного и того же.
Есть, правда, пьесы другого рода (тут мы переходим к другому сценарию лекции). Какого рода? Как вам сказать…
Вот начало одной моей пьесы под названием "Личная жизнь". Пьеса эта, трагикомедия, разумеется, нигде не была поставлена, ибо она, повторю, другого рода. Итак…