Тамара Анатольевна уже давно держала руку на бокале с соком и соломинкой, не пригубив ни капли. Александр Валерьевич вовсе игнорировал свой напиток, полностью поглощенный беседой. Он и сам себе не мог точно сказать, какие планы вынашивает в отношении своей собеседницы. Ему виделись смутные картины тихого и радостного бытия в беседах, совместных походах в музеи, театры, кино и тому подобные культурные институты. Оптимистичный пенсионер уверил сам себя, что они смогут жарко обсуждать книги и спектакли, картины и музыкальные произведения, не обижаясь на резкие слова, не испытывая неловкости от собственной неосведомленности и не завидуя интеллекту друг друга.
Он скользнул взглядом по окружающей местности и остановил его на молодой женщине с коляской и маленьким карапузом в джинсиках, который перемещался исключительно верхом на красной пластмассовой каталке в виде машинки. Малыш стремительно перебирал ножками, отталкиваясь ими от земли, и восторженно кричал матери что-то не очень вразумительное. Наверное, призывал восхититься своими достижениями на спортивном поприще.
– Вам нравятся молодые мамы, Александр Валерьевич? – нарушила благостную тишину Тамара Анатольевна.
– Да нет, – всполошился тот и тут же смешался. – То есть, я не хочу сказать, что они мне не нравятся… Просто я… не в том смысле.
– В каком это не в том?
– Не в эротическом, Тамара Анатольевна. Вы все прекрасно поняли! Застали меня врасплох и теперь активно развиваете успех? Я не собираюсь делать морду кирпичом – действительно, мне приятно смотреть на молодых женщин, пусть даже и мам. Это безусловный рефлекс, инстинкт. Прорывается периодически, но не настолько, чтобы в реальной жизни потерять голову. Просто задумался.
– Глядя на молодую женщину задумались о чем-то совершенно не эротическом? Странно.
– Ничего странного. Не мальчик уже. Вспомнилась эта избитая цитата про коня на скаку и горящую избу.
– К этой избитой цитате объект вашего пристального наблюдения ни малейшего отношения не имеет.
– Ну как же! Женщина ведь.
– Ну и что? Эта пресловутая цитата затаскана людьми, которые сами Некрасова не читали, а только повторяют несколько его строчек с чужого голоса.
– Хотите сказать, у Некрасова эти несколько строчек выглядят не так, как их цитируют?
– Эти несколько строчек цитируют правильно. Но Некрасов вовсе не имел в виду обобщающий образ русской женщины. У него в поэме "Мороз Красный Нос" умирает конкретный мужик, после него остается конкретная вдова, которую автор относит к исчезающему типу величавой славянки. Именно этот тип он и описывает на нескольких страницах. Начинается описание с того, что есть женщины в русских селениях с спокойною важностью лиц, с красивою силой в движеньях, с походкой, со взглядом цариц, их разве слепой не заметит, а зрячий о них говорит: "Пройдет – словно солнцем осветит, посмотрит – рублем подарит". Как-то так, кажется, не берусь отвечать за абсолютную идентичность. Потом еще много разного на нескольких страницах, как я сказала, и среди этого многого – одно четверостишие про коня и избу. Согласитесь, Некрасова обвинить не в чем.
– Понятно. Унижен и уличен в безграмотности. Скажите, вы в прежней жизни – филолог?
– Почему вы так решили? Я не сказала ничего специфически профессионального. Просто, в отличие от большинства людей, я читала Некрасова. И краснеть по этому поводу не собираюсь.
– Помилуйте, зачем же краснеть? – удивился Ногинский. – Представьте только, сколько еще полезной информации вам предстоит вылить на меня, если мы продолжим знакомство. Вы совсем не желаете выступить в роли просветителя?
– Все намного проще: я не доверяю остроумным мужчинам.
– Вы мне льстите! Мало кому удавалось разглядеть мое чувство юмора. Тем не менее – спасибо. Я бреду по жизни неприкаянно, не очаровывая людей. Приятно сознавать, что именно вы оказались в числе плененных.
– Каких еще плененных? Я ведь сказала, что не доверяю вам!
– Вот именно. Стандартный женский защитный прием. Вот если бы вы начали меня утешать и доказывать, что я занимателен, привлекателен и вообще перспективен, я бы понял, что вы смотрите на меня, как на медузу. А так – есть надежда.
– Типично мужская логика. Может, вы мне объясните, почему "нет" ваш брат непременно принимает за "да"?
– Потому что в большинстве случаев так и бывает. Женщины мнят себя непостижимыми, хотя в действительности для опытного мужчины они – всегда открытая книга. Вас следует завоевывать масштабом ошеломления.
– Чем завоевывать? – встрепенулась заскучавшая было Тамара Анатольевна.
– Масштабом ошеломления. Вы очень впечатлительны и эмоциональны. Разумеется, я имею в виду основную массу, а не отдельных исключительных особей. Не раз доводилось слышать восхищение примерами женского религиозного экстаза. И стигматы только с вами случаются, и бесов только из женщин изгоняют, и к закату советского периода в церкви оставались только старушки, но не старики. Если же исследовать проблему подробней, сразу вспоминаются религиозные кликуши, истеричные припадочные девчонки на рок– и поп-концертах, фанатки у подъездов "звезд", и неизвестные дамы, рыдающие не только на похоронах Сталина, но даже Брежнева, Андропова и Черненко. В случае с похоронами я имею в виду не родственниц, конечно, а женщин из публики, пришедшей проститься. Я не утверждаю, что всех женщин мира можно без остатка распихать по перечисленным мной группам, но все же они существуют, чего практически нельзя сказать о мужчинах.
– Мужчины слишком грубы, тупы и бесчувственны.
– Возможно. С иным психологическим и эмоциональным складом трудно выжить на войне.
– А мужчин, ломающих друг другу челюсти на трибунах и на спортивных аренах, вы не желаете припомнить?
– Спорт есть эвфемизм войны, со всеми вытекающими из сего обстоятельства грустными последствиями.
– А как же быть с олимпийскими принципами? О спорт, ты – мир?
– Ваш Пьер Кубертен вообще был дурак. Принцип "главное не победа, а участие" – воплощение абсолютной человеческой глупости. Его и вспоминают всегда с юмором, для насмешки над проигравшими. Истина состоит в том, что в Древней Греции Олимпийские игры являлись не развлечением, а религиозным ритуалом, поэтому ради них и войны прекращались, поэтому олимпиоников боготворили и проламывали для них проходы в стенах родных городов. Современные же причитания с осуждением нежелающих прерывать войны на период игрищ меня просто раздражают. Люди, которым дела нет до Древней Греции и Кубертена со всеми их принципами, честно воюют без всяких иносказаний за свои идеи или за деньги, и просто не слышат дурацкого лопотания пацифистов.
– Дурацкое лопотание пацифистов? Вы у нас еще и милитарист?
– Здрасьте, приехали. Теперь я еще и поджигатель войны. Тамара Анатольевна, если бы некто следил за нами, то из нашего странного разговора он вполне мог бы сделать вывод о нашем давнем знакомстве, и о наличии у вас ко мне старых счетов. Я просто пытаюсь высказывать свои взгляды, почему такая враждебность?
– Видимо, ваши взгляды меня не устраивают.
– Категорически?
– Во многом.
– Но вы готовы уделить мне еще некоторое время?
– Почему именно вам? Я просто немного развеялась, отдыхаю от повседневных забот.
– Хорошо, вы готовы отдыхать от забот еще некоторое время?
– Готова. Вы готовите какой-то сюрприз? Будьте осторожны, я не готова к экстремальным выходкам.
– Никакого экстремизма. Только вопрос: о чем вы мечтаете?
– О чем мечтаю? Какие могут быть мечты в шестьдесят лет? Внучек мечтаю замуж выдать.
– Это понятно, все бабушки мечтают примерно о том же. А есть у вас своя собственная мечта?
– Мечты не бывают собственными.
– Напротив, только такими и бывают. Их ведь рождают люди. Некоторые мечтают о собственной вилле, лимузине, драгоценностях, другие – о славе, третьи – о власти. А вы о чем?
– Какие ужасные у вас представления о мечте, Александр Валерьевич. Я бы не рискнула так назвать перечисленные вами кошмары. Еще можно было бы согласиться, что голодный способен мечтать о куске хлеба, а жаждущий – о глотке воды. Но мечтать о богатстве, славе и власти невозможно. Мечта не может быть низкой, это оксиморон.
– А если представить человека, который мечтает обо всей этой низости, чтобы получить возможность дать благо людям?
– Тогда этот человек мечтает не о богатстве и прочей ерунде, а о счастье для других людей.
– Ах, ну да. Вы как коммунистка обладаете непреложным приоритетом в деле осчастливливания человечества.
– В вашей интонации я слышу иронию.
– Возможно. Я вообще – ироничный человек. Только ни вам, ни кому бы то ни было иному не удастся по заранее намеченному единому плану принести всей планете одинаковое счастье. Ваша мечта для своего осуществления требует выведения новой породы человека, поэтому никогда и не осуществится.
– Вы слишком практичны для бывшего пионера и комсомольца, Александр Валерьевич.
– Я и партийцем тоже был, не сомневайтесь, Тамара Анатольевна.
– Гордитесь тем, что вовремя перестроились?
– Я просто не думаю об этом. Не горжусь, не переживаю, не жалею. Все давно в прошлом. Живу дальше и не вспоминаю.
– А когда вступали в партию, думали?
– Думал, конечно. Решил, что для карьеры полезно.
– Не стыдно признаваться?
– Нет. Не я же создал систему, в которой для успешной карьеры журналиста было полезно вступить в единственную партию страны.
– Так уж вас бы и погубили, если бы вы не вступили!
– Возможно, не погубили бы, но шансов дорасти до центральной прессы оказалось бы поменьше.
– И как, доросли?
– Да нет. Не помогла ваша партия.