В мозгу Николая мелькнуло: "При чём тут Огре? Это же Латвия, а брат живёт в Литве!"
– Когда похороны?
– Завтра.
– Что мне делать?
– Лететь.
– Куда?
– В Вильнюс.
"Ага, значит, его уже перевезли домой. Ну, да там недалеко", – подумал Николай. Было около шести часов вечера. Последний самолёт – в полночь. "Успеваю", – прикинул Николай и продолжил общение с духом.
– Где мама?
– В Вильнюсе, – ответил дух.
"Ну да, – подумал Николай, – где же ей ещё быть? Естественно, приехала на похороны".
– Что с ней?
– Плохо, – ответил дух.
"Это понятно, – подумал Николай, – переживает".
– Где отец?
– В Смоленске, – немного запутавшись в буквах, ответил дух. Родители Николая действительно жили в Смоленске. – Что с ним?
– Умер, – довольно быстро ответил дух.
– Почему? – с трудом сдерживая себя, спросил Николай.
– Ты и брат, – ответил дух Марии Стюарт.
Николай резко встал из-за стола, бросился к Олегу, схватил его за руку и потащил за собой:
– Быстрей, быстрей! Побежали быстрей, звонить!
Оторопевшие и не проронившие ни звука участники спиритического сеанса проводили их взглядами и долго ещё не могли придти в себя.
От общежития до почтового отделения было не более трёхсот метров, и друзьям хватило несколько минут, чтобы оказаться на почте, практически, не запыхавшись.
– Девушка, пожалуйста, срочно соедините с Вильнюсом! – Николай дрожащей рукой протянул в окно заказов бумажку с номером телефона.
Минуты ожидания казались Николаю вечностью. Сердце колотилось в бешеном ритме, словно пыталось вырваться наружу, чтобы телепортироваться туда, где брат, где отец, где мама…
– Вильнюс – первая кабина, – наконец-то прохрипел динамик.
Николай бросился к переговорной, рванул на себя дверь и схватил трубку прежде, чем оказался в кабине. В трубке уже звучал такой знакомый и родной мамин голос: "Алё, алё…" "Мама в Вильнюсе, а не в Смоленске! Значит, Мария Стюарт не врала", – подумал Николай.
– Алё! Алё! Мама! Алексей жив? – закричал в трубку Николай.
– Коленька, это ты?
– Да, мамочка, я. Алексей жив?
– Лёша в больнице! У него сломан позвоночник, но врачи…
– Мам, а папа жив? – нетерпеливо перебил её Николай.
– Папа? Папа жив. Да что с тобой, Коленька? Папа только что звонил из Смоленска…
У Николая отлегло от сердца, и он медленно сполз по стенке кабины на мягкий табурет. Сил не было. Он молчал…
– Алё! Коленька! – звала его в трубке мама, но тщетно. Николай потерял дар речи. По его щекам стекали слёзы… Телефонная трубка упала на колени, и руки не слушались, чтобы поднести её к уху…
– Первая кабина, ваше время заканчивается! – в трубке зазвучал зуммер, и Николай с трудом положил её на аппарат и вышел из кабины.
– Ну, что? – бросился к нему Олег.
– Всё нормально, – еле слышно произнёс Николай, – все живы!
– Слава Богу! – перекрестился Олег.
– Слава Богу! – прошептал Николай.
Глава 10
Работа над диссертацией приближалась к завершению. Эксперименты были закончены, текст пояснительной записки готов, автореферат написан, графическое оформление выполнено. Шеф, Семён Осипович, ждал ближайшего заседания Учёного Совета. По предварительной договорённости с Учёным секретарём защита диссертации ожидалась на конец текущего года. Впереди были лето и осень. Николай распланировал это время, включив в него возможную поездку в ГДР по приглашению своего друга, Херберта Клессена, с которым он учился в одной группе. В институте их отношения были поверхностными и ограничивались участием в факультетской сборной по футболу. После окончания института Херберт уехал на родину и быстро, за два года, поднялся по служебной лестнице до помощника министра, а ещё через два года был командирован на четыре года в Москву каким-то представителем ГДР в Совете экономической взаимопомощи (СЭВ). В первый же день пребывания в Москве совершенно случайно он встретился на улице Горького с Николаем. Восторгу обоих не было предела, и они обнялись, как старинные друзья. На радостях отправились в кафе "Националь" и просидели там до самого закрытия. Осушили две бутылки водки под хорошую закуску, вспомнили студенческие годы и потом до утра гуляли по Москве.
– А ты знаешь, как тебя звали в институте? – разоткровенничался Николай.
– Как?
– Серый волк! Потом просто Серый.
– Как это? Почему? – удивился Херберт.
– Когда ты появился в группе на первом курсе, все обратили внимание на твой взгляд, взгляд исподлобья. Как у волка. Очень похоже! А Лялька Безноско первой назвала тебя Серым волком, и всем понравилась эта кликуха.
– Ну, я ей!..
– Всё, всё – поезд ушёл. Теперь тебя за глаза только Серым и называют.
– А ты знаешь, что Гюнтер всё-таки женился на Людке Смирновой, – поменял тему разговора Херберт.
– Что за Людка?
– Ты что, не помнишь? Она училась на "атомных станциях" и бегала за нашим Гюнтером… А он – от неё.
– Что-то не припомню, – наморщил лоб Николай.
– Ну как же? Про неё ещё рассказывали, как она квантовую механику сдавала Тимроту.
– И как?
– Ну, ты помнишь, как Тимрот приходил на экзамен и объявлял: "Товарищи студенты! Деканат категорически не разрешает списывать на экзаменах!" Потом он садился за стол и закрывался газетой. Списывали все! Кроме, правда, вьетнамцев, которым "Хошимин не разрешил".
– Помню, помню, – улыбнулся Николай.
– Так вот, как обычно, Тимрот проверил, правильно ли она списала всё, что нужно, и задал первый вопрос. Ответ на него обычно гарантировал пятёрку. Она не ответила. Не ответила и на второй вопрос, и на третий и готова была уже разрыдаться. Тогда Тимрот задал ей провокационный вопрос: "Представьте себе айсберг, который плывёт по океану. Одна десятая часть айсберга над водой, а девять десятых – под водой. Что будет с айсбергом, если его надводную часть срезать?"
– И что? – Николай слышал эту историю впервые.
– "Айсберг утонет!" – не долго думая, ответила Людка. Тимрот рассердился и поставил ей тройку.
– Да, – Николай искренне рассмеялся, – Тимрот редко ставил тройки, а двоек не ставил вообще. Помнишь историю с Юркой Бисько?
– Нет, расскажи.
– Ну, как же? Он отвечал Уманскому Помнишь его? Он у нас семинары вёл по статфизике.
– Уманского помню, – утвердительно кивнул головой Херберт.
– Так вот, Бисько всё списал, но ответить не смог ни на один вопрос. Тогда Уманский подошёл к Тимроту и сказал: "Товарищ лектор, студент ничего не знает!" "Как? Совсем ничего?" – удивился Тимрот. "Совсем!!!" – ответил Уманский. "Ну, тогда придётся поставить ему тройку!!!" – рассердился Тимрот.
– Да, редкой души человек был, – и Херберт расхохотался.
– А у меня приятель в Стали и сплавов учился, – продолжил Николай, – так у них по сопромату профессор был – чудак! Жил недалеко от института и на работу на коне ездил…
– Да ладно тебе! – не поверил Херберт.
– Ну, чего – "ладно!" Дело-то в пятидесятых ещё было. Так он студенткам на экзаменах выше тройки никогда не ставил. "Бабы – дуры!" – говорил он.
– Есть такие гады! – покачал головой Херберт.
– А однажды, – продолжал Николай, – ему попалась студентка, которая отвечала ему на все вопросы и щёлкала все его задачи. Измучился он с ней, проголодался и решил отойти на полчасика в буфет. Оставил ей три сложнейших задачки и ушёл. Студентка быстро решила все задачи и сидит – ждёт. Подходит к ней другой экзаменатор, ассистент: "Ну что там у вас?" Она показала ему экзаменационный лист со всеми вопросами и задачами. Он проверил: "Всё правильно!" Задал ещё пару контрольных вопросов. Она ответила. И он поставил ей пятёрку. Только она ушла, возвращается лектор, первый её экзаменатор: "Где студентка?" Второй спокойненько отвечает: "Я проверил её задание, проэкзаменовал и отпустил её". "И какую оценку вы ей поставили?" – грозно спросил лектор. "Пятёрку! Она блестяще знает предмет!" – ответил ассистент. "Как это пятёрку?! – рассердился профессор, – женщина не может знать сопромат на пятёрку! Садитесь, я проверю ваши знания!" – и стал экзаменовать ассистента. На глазах у студентов профессор давал ему задачки, одну за другой, и это продолжалось до тех пор, пока на одной из них ассистент не споткнулся. "Ну вот, видите! – восторжествовал профессор, – вы сами знаете материал только на слабенькую четвёрку! Значит, пятёрка вашей студентки недействительна!!!"
– Да, забавно… А помнишь, на кафедре теормеха у нас семинары вёл Дувакин?
– Конечно, помню, – ответил Николай, – одноглазый, с повязкой, как у Кутузова, стихи нам свои на семинарах читал: "… И повели его бедного, и худого и бледного, на канате в деканат, чтоб в деканате доканать!"
– Да-да-да! А у него друг был, мы его уже не застали, без ноги. Мне это дома рассказывал Хайнц, который у него учился ещё до нас. Ну вот, однажды они вместе принимали экзамены. Утомились, проголодались, и Дувакин говорит своему безногому другу: "Сбегай в буфет, купи чего-нибудь, а я тут подежурю". "Ну, хорошо, только ты будь внимателен, не давай списывать. Смотри в оба!". "Хорошо-хорошо! Только ты давай побыстрее: одна нога там, другая – тут!"
– Вспомнил! Мне эту историю тоже рассказывали, но, вроде бы, они этот спектакль каждый год разыгрывали.
– Возможно. Очень уж на анекдот смахивает, – Херберт посмотрел на часы, – восьмой час. Не пора ли собираться на работу?