Когда Ирэне и Франсиско подъехали к дому семьи Леаль, уже наступил поздний вечер. Хильда только что приготовила яичницу с картофелем, и в кухне сильно пахло свежим кофе. Когда отсюда была убрана типография, кухня стала наконец просторной и все смогли оценить ее очарование: старинная деревянная мебель с мраморным покрытием, допотопный холодильник, а посередине - видавший виды стол, за которым собиралась семья. Зимой это место было самым теплым и уютным в мире. Здесь была швейная машинка, радиоприемник и телевизор, а свет и тепло шли от керосинового обогревателя, кухонной плиты и утюга. Лучшего места для Франсиско не существовало. Самые приятные воспоминания его детства были связаны с этой комнатой, где он играл, делал уроки, часами говорил по телефону с какой-нибудь школьной подружкой с косичками, а его мать, тогда еще молодая и красивая, занималась домашними делами, напевая мелодии своей далекой Испании. В кухне всегда стоял запах свежих трав и специй для жаркóго и фританги. В прекрасной гармонии смешивались запахи розмарина, лаврового листа, чесночных зубцов, головок лука с изысканными ароматами корицы, гвоздики, ванилина, аниса и какао для выпечки хлеба и бисквитов.
В этот вечер Хильда готовила настоящий кофе - его Леалям подарила Ирэне Бельтран. По этому случаю стоило достать из буфета маленькие фарфоровые чашечки из коллекции Хильды, - все разные и хрупкие, словно вздох. Открыв дверь, юноша и девушка сразу же уловили аромат кофе, который привел их в самое сердце дома.
На кухне Франсиско окутала та же теплота, - он помнил ее с детства, когда его, худенького и слабого, обижали своей грубостью те, кто был более сильным и безжалостным. Через несколько месяцев после рождения он перенес операцию на ноге из-за врожденной деформации; мать была для него в детстве главным человеком: она растила его, не отходя от него ни на шаг, кормила грудью дольше обычного; пока его кости окончательно не окрепли и он смог обходиться без посторонней помощи, она носила его на руках, на спине или на бедре, так, что он казался продолжением ее тела Волоча тяжелую школьную сумку с учебниками, он возвращался из колледжа и спешил на кухню, где его ждала мать с горячим обедом и радостной, ободряющей улыбкой. Это воспоминание навсегда осталось в его душе, и на протяжении всей своей жизни всякий раз, когда ему нужно было обрести уверенность в себе, как бывало в детстве, он восстанавливал в памяти до мельчайших деталей эту комнату - символ всеобъемлющей материнской любви. В этот вечер, увидев, как она передвигает сковородку с яичницей, напевая что-то вполголоса, он почувствовал то же самое. Отец проверял экзаменационные работы, склонившись над тетрадями, его освещала подвешенная к потолку лампа.
Вид вошедших встревожил супругов Леаль: Франсиско и Ирэне пришли осунувшимися, в мятой и грязной одежде, со странным выражением лица.
- Что случилось? - спросил профессор.
- Мы нашли тайное захоронение. Там много трупов, - коротко ответил Франсиско.
- Мать вашу! - воскликнул его отец, впервые за всю жизнь позволивший себе произнести крепкое словцо в присутствии жены.
Хильда зажала себе рот кухонным полотенцем и в испуге раскрыла большие голубые глаза, не обратив внимания на грубое слово мужа.
- Пресвятая Дева! - только и смогла она пробормотать.
- Мне кажется, это дело рук полиции, - сказала Ирэне.
- Пропавшие без вести?
- Может быть, - сказал Франсиско, вынимая из сумки сротопленки и выкладывая их на стол. - Я сделал несколько снимков…
Хильда машинально перекрестилась. Ирэне опустилась на стул, чувствуя, что силы сейчас покинут ее, а профессор Леаль, не находя слов в своем богатом словарном запасе, мерил кухню широкими шагами. У него была предрасположенность к красноречию, но то, что он услышал, напротив, лишило его дара речи.
Ирэне и Франсиско рассказали о том, что произошло. Когда они добрались до рудника у Лос-Рискоса, то уже изрядно устали и проголодались, но были готовы идти до конца, надеясь, что после того, как все загадки будут разгаданы, они вернутся к обычной жизни. Днем это место совсем не выглядело страшным, но когда они стали подходить к руднику, то вспомнили Еванхелину и умолкли. Франсиско хотел войти один, но Ирэне решила, что она справится с тошнотой и поможет ему открыть второй проход, чтобы закончить побыстрее и выбраться оттуда как можно раньше. У входа они без труда разгребли комья и разобрали камни. Разорвав надвое платок, завязали себе лица, чтобы защититься от невыносимого зловония, и вошли в переднюю часть рудника Зажигать фонарь не было нужды: солнечные лучи, проникая через входной проем, освещали рассеянным светом тело Еванхелины Ранкилео. Франсиско прикрыл его пончо, чтобы Ирэне не смотрела на него.
Чтобы устоять на ногах, Ирэне была вынуждена держаться за стену: у нее подкашивались ноги. Она заставляла себя думать о саде вокруг ее дома, когда там цвели незабудки на могиле младенца, выпавшего из слухового окна, или о спелых фруктах, сложенных в большие корзины в базарный день. Франсиско велел Ирэне уйти, но она, справившись с тошнотой, подняла с земли кусок железа и принялась ковырять тонкую цементную плиту, закрывавшую вход в туннель. Он помогал ей киркой. Раствор, видимо, был подготовлен неумело: от несильного удара плита развалилась на мелкие куски. К зловонию прибавилась цементная пыль, висевшая в воздухе плотным облаком, но это их не остановило, ибо с каждым ударом росла уверенность: за этим препятствием их что-то ждет, быть может, скрываемая на протяжении долгих лет истина Десятью минутами позже они извлекли из земли куски ткани и несколько скелетов. Это была грудная клетка мужчины, на ней были остатки светлой рубашки и голубого жилета. Пока оседало облако пыли, они зажгли фонарь, чтобы лучше рассмотреть находку и окончательно убедиться, что эти останки - человеческие. Достаточно было нескольких ударов киркой по груде обломков и комьев, и к их ногам скатился череп - надо лбом еще оставался клок светлых волос. Не в силах больше это выносить, Ирэне, спотыкаясь, вышла из рудника; Франсиско по-прежнему молча копал, не думая ни о чем, как машина Появились новые останки, и тут он догадался, что они обнаружили могильник, забитый трупами, а время захоронения, вероятно, можно определить по их состоянию. Облепленных лохмотьями одежды и кусками ткани, пропитанными какой-то темной и маслянистой жидкостью, останков было все больше и больше. Прежде чем уйти, Франсиско сделал несколько снимков: спокойно, точными и безошибочными движениями, но словно во сне, поскольку увиденное выходило далеко за пределы его воображения. В конце концов необычность стала казаться ему естественной, и даже в этой ситуации он использовал свою логику, будто эти жертвы давным-давно ждали его там. Эти возникающие из земли мертвецы, с обглоданными руками и пробитыми пулями черепами, давно уже ждут его, неумолчно взывая, но до сих пор у него не было ушей, чтобы их услышать. Чрезвычайно взволнованный, он поймал себя на том, что громко говорит сам с собой, пытаясь объяснить им свое опоздание, словно и в самом деле опоздал на назначенную встречу. Голос Ирэне вернул его к действительности: она звала его. Он вышел из рудника, с трудом передвигая ноги.
Они завалили вход; все стало выглядеть как раньше - до их приезда Вдыхая свежий воздух полной грудью, они немного отдохнули; держась за руки, они прислушивались к бешеному стуку своих сердец. Собственное взволнованное дыхание и дрожь напоминали им, что они, по крайней мере, живы. Солнце скрылось за горами, а небо потемнело и стало похожим на нефть. Они сели на мотоцикл и направились в город.
- Что теперь будем делать? - спросил профессор Леаль, когда рассказ был закончен.
Они долго обсуждали, как быть: мысль о том, что можно апеллировать к закону, сразу же была отвергнута, - это то же самое, что сунуть голову в петлю и дать затянуть ее. Праделио Ранкилео, предположили они, знал, что его сестра в этом руднике, ведь он сам бывал там, заметая следы других преступлений. Обращение к властям означает, что Ирэне и Франсиско через несколько часов тоже пропадут без вести, а в руднике у Лос-Рискоса появится новый слой утрамбованной земли. Правосудие стало лишь забытым языковым термином, который почти не употреблялся, поскольку имел подрывной смысл, как и слово "свобода". Обделывая свои грязные делишки, военные пользовались полной безнаказанностью, что порой создавало помехи для самого правительства у каждого вида Вооруженных Сил была своя служба безопасности, помимо Политической полиции, превращенной в высшую власть государства, не подвластной никакому контролю. Профессиональное рвение тех, кто выполнял эти функции, приводило к плачевным ошибкам и потере эффективности. Случалось, что две или три службы оспаривали право на допрос одного арестованного по противоположным причинам или путали своих внедренных агентов: тогда дело кончалось тем, что лишних агентов просто ликвидировали.
- Боже мой! Как вас угораздило забраться в тот рудник? - вздыхала Хильда.
- Вы правильно сделали. Но сейчас нужно пораскинуть мозгами, как вам выбраться из этого переплета, - проговорил профессор.
- Единственное, что мне приходит в голову, - это опубликовать разоблачение в прессе, - предложила Ирэне, думая о немногих еще издающихся оппозиционных журналах.
- Завтра я поеду туда со снимками, - решил Франсиско.
- Вы не успеете дойти до редакции - на первом же перекрестке вас убьют, - заверил профессор Леаль.