– Возможно, но я – пас. Я лечу до Нью-Йорка, а дальше – на поезде. В жизни не стану пользоваться аэропортом, названным в честь Джона Фостера Даллеса. – Произнеся "Даллес", Свиттерс тут же сплюнул; Бобби последовал его примеру. И такую художественную гармонию заключал в себе их дуэт слюнных снарядов, что эти двое, пожалуй, могли бы выступать за США в соревнованиях по синхронному плеванию. – Может, и к лучшему, что мы не потратили драгоценные минуты редкой встречи на критический разбор и анализ моей своеобразной ситуации. Будет еще время поразмыслить о Конце Времени, даже если сегодня суть завтра. А также есть многое на свете, друг Бобби, что рациональному истолкованию попросту не поддается. Взглянуть на такие вещи с логической точки зрения заведомо означает смотреть с неправильного ракурса. Логика может не только прояснять, но и искажать. Важно другое: моя душа была что беременная мышь на кошачьем шоу, и тут явился ты. Я был в жутком раздрае, а ты заставил меня отвлечься, посмешил меня, дал расслабиться. Благодаря тебе, друг, я теперь могу разбираться со своими обстоятельствами с относительной ясностью в мыслях.
– С достаточной ясностью, чтобы держаться подальше от малышки Сюзи?
– Ну-у…
Бобби укоризненно покачал головой.
– От души надеюсь, что вход в ад оборудован специальным въездом для инвалидных колясок.
– Ежели нет, придется мне удовольствоваться раем. (В своей церебральной базе данных, битком набитой этимологическим багажом (иные сказали бы бременем, однако ровным счетом ничего тривиального нет в этих первоосновах современного языка, что в расширительном смысле служат первоосновами для современного сознания), он хранил сведения и о том, что английское слово paradise, "рай", этимологически восходит к древнеперсидскому слову, означающему "обнесенные стеной кущи", "огороженный фруктовый сад", – однако глубинного смысла этого, при том, что от сирийского оазиса его отделяли еще много месяцев, он, со всей очевидностью, пока не осознал.) Небеса или Аид, если только в здании сыщется Коротышка Герман, я буду доволен и счастлив. Чую – того и гляди возведу Коротышку в кумиры.
– И я тебя понимаю, – отозвался Бобби, вспоминая фильм, что они посмотрели перед тем, как Маэстра оставила их обоих банкротами в "Монополии". – Это все невинность.
– Это joie de vivre.
Они обнялись, да так пылко, что при виде этого зрелища у ковбоя-другого брови так и ползли вверх. Бобби спустился по ступеням и оседлал "Харлей".
– Кстати, – бросил он, – можешь больше не напрягаться насчет того, что сказать бабуле. Вчера вечером я с ней потолковал по душам, пока мы катались. Считай, что все в порядке. Она спокойна и невозмутима, как снежный червяк в оттепель.
Взревел мотор – и Бобби унесся прочь.
* * *
Уж какую бы там историю не скормил Бобби Маэстре, таковая сработала. Свиттерс раскатывал по ее просторному дому на предельной скорости, выделывая замысловатые фигуры слалома на заставленной мебелью полосе препятствий и со свистом огибая углы, упражняясь и оттачивая свое мастерство, – Маэстра улыбалась понимающе и одобрительно, едва ли не подмигивая. Ах, если бы капитан Кейс-с-Неприятностями провел такой же инструктаж и с Сюзи!
Увы, как недвусмысленно намекал Бобби, на предполагаемую и предвкушаемую страсть Сюзи инвалидное кресло произвело эффект самый что ни на есть расхолаживающий. Когда в понедельник вечером та вернулась из школы (не поздновато ли, подумал про себя Свиттерс) и обнаружила его прикованным к креслу в материнской гостиной, она пронзительно вскрикнула в испуге – и нерешительно шагнула к нему, вся такая разом посерьезневшая и озабоченная.
– Пустяки, мелкая неприятность в дебрях Южной Америки, – усмехнулся Свиттерс, и девочка вновь просияла. Но когда он – по глупости, не иначе, – признался, что по рукам и ногам связан надолго, если не навсегда, Сюзи вновь шокирован но нахмурилась.
Не то чтобы она ему не сочувствовала. Au contraire. С этого мгновения и впредь она была сама предупредительность, сама заботливость; однако ухаживала за гостем как сиделка, не как нимфа. Его бедственное состояние пробуждало в девочке материнские и кормилицыны инстинкты – качества сами по себе достойные восхищения, но, увы, отнюдь не те эмоции, по которым страждал Свиттерс. И хотя эти огромные, напоенные морем глаза, эти покерные фишки в подводном казино Нептуна по-прежнему взирали на него с восхищением, кокетство в них уступило место жалости. Жалости! Худшему врагу чувственности!
И это еще не все. Когда во вторник Сюзи опять не вернулась из школы вовремя, Свиттерс осведомился у матери, Юнис, куда та запропастилась.
– О, – отвечала Юнис, – наверное, болтается где-то с Брайаном.
– Кто таков Брайан?
Мать улыбнулась.
– Кажется, у нашей малышки Сюзи завелся парень.
Свиттерсу пришлось пустить в ход все когда-либо усвоенные азиатские техники дыхания и еще парочку, сымпровизированные специально для этого случая, чтобы вытащить мозг из наполненной соусом "Табаско" купальни, в кармазинные воды которой тот внезапно ухнул. Когда жжение и дрожь наконец поутихли, он испытал своего рода облегчение при мысли о том, как все складывается. И почти одновременно нахлынуло разочарование – настолько глубокое, что Свиттерс едва не зарыдал. Что-то похожее на подобную смесь облегчения и разочарования, должно быть, испытывает мотылек, когда задувают свечу.
Но если Свиттерс думал, что навеки избавился от утонченной пытки одержимости, если наивно полагал, что сама судьба предписывает ему сложить с плеч это светоносное бремя, то он глубоко ошибался. Когда часов этак в шесть Сюзи пришла из коридора в его комнату с баночкой "пепси" и тарелкой шоколадно-ореховых пирожных, пришла в своей школьной форме (плиссированная синяя юбочка и свободная белая блузка), пришла – и крохотный золотой крестик ее искрился и сверкал, точно звезда востока над сдвоенными мечетями грудей (ух ты, да они подросли! тот старый тренировочный лифчик их уже не удержал бы), пришла – и круглая ее попка подпрыгивала вверх-вниз, точно две кастрюльки в духовке, пришла – вместе со своей многознающей улыбкой и бесхитростным взглядом, – он почувствовал, как по всему телу распространяется желание точно раковая опухоль "сахарная вата", и мания его на всех парусах устремилась обратно.
Сюзи поцеловала его в губы – но быстро и вскользь, без участия языка.
– Не вздумай слопать все эти пирожные прямо сейчас, а то ужинать скоро.
– Ты сама их испекла? – В своем воображении Свиттерс уже облизывал ложку, потом ее пальцы, костяшки пальцев, запястья, предплечья…
– Ага, но типа не от начала и до конца. – Девочка присела на подушку. – Если ты все равно торчишь в комнате, тебе бы в постель лечь, знаешь ли.
– Еще чего. Хотя в постель я мигом нырну, только скажи – если ты ко мне присоседишься.
Сюзи покраснела – пусть лишь самую малость.
– Ох, Свиттерс! Ты та-а-а-акой нехороший!
– Ничего нехорошего тут нет, сплошная польза. Или вас ничему в этой вашей учебной тренажерке не учат?
– В следующем году я перевожусь в обычную школу. Католическая школа… ну, то есть я ужасно люблю духовные наставления и все такое, но большинство правил та-акие дурацкие. – Сюзи обхватила пальчиками шею, иллюстрируя сим загадочным образом интеллектуальную недостачу приходского устава. – Папа не возражает, потому что он все равно отлучен от церкви – ну, знаешь, зато, что развелся с моей мамой и женился на твоей маме. Свиттерс, а твоя мама много раз была замужем?
– Скажем так: матушка на "ты" с персоналом нескольких отелей, специализирующихся на программе "медовый месяц". Держу пари, ей даже изрядная скидка полагается. Кстати, раз уж речь зашла о медовом месяце, любовь моя, как думаешь, не начать ли нам упражняться в преддверии нашего прямо сейчас? – Он медленно подкатил инвалидное кресло чуть ближе к подушке.
Сюзи нервно захихикала – и замотала головой. Девочка обрезала волосы и теперь носила короткую стрижку – более аккуратная и чуть более длинная, стрижка тем не менее весьма походила на блондинистую версию той, что в моде на реке Амазонке. Выглядело это не то по-детски, не то по-мальчишески.
– Тебе даже говорить такого не следует. Ты же ранен.
– Со мной все в порядке – ничего такого, чего бы не исцелила твоя прелестная кругленькая суши.
– Свиттерс! А вот твоя бабушка говорит иначе.
Он заморгал.
– Моя бабушка? А что она такое сказала? И когда?
– Вчера вечером. Помнишь, мы как раз ужинали, и тут телефон зазвонил? Я побежала снять трубку, думала, это Брай… ну, тот мой друг, ты знаешь. А это твоя бабушка звонила из Сиэтла. Она мне все-все рассказала: как опасно твое состояние и что, ну, если вдруг я вздумаю, ну, позволить тебе что-нибудь романтическое или дурное, пусть я помню, что это может убить тебя. "Это для него верная смерть", – вот как она говорила. Так что сам понимаешь.
Черт бы подрал Маэстру!
– До всего ей есть дело, старой ведь… Вечно врет сквозь зубы, и даже зубы у нее фальшивые.
Сюзи встала.
– Она всего лишь пытается уберечь тебя.
– Не надо меня беречь. Я здоров и крепок, как "будвайзеровская" тягловая лошадь.