Разве могла как-либо противостоять их миллионная квантунская армия этим похуистам в робах? Это только диву можно было даваться. Вечером пьют какую-то отраву, самогон называется, от которой глаза из орбит вылезают, и из валенок выпрыгиваешь, утром похмеляются тормозной жидкостью, разбавляя в ней соль и еще какую-то гадость, выкуривая при этом по самокрутке махорки "Медведь", от которой у обыкновенного человека тут же из задницы пойдет дым. Затем "придя в себя" запивают все это чаем такой крепости (имеется в виду чифир), от которой у здорового человека лопнет сердце, и, наконец, удовлетворив свои потребности, спокойно идут валить лес. И что самое непостижимое, как валят! Одно звено зеков из трех человек даёт фору всем "лесорубам"-японцам вместе взятым.
По таежным меркам иностранцы недалеко от нас кантовались. Мусорам казалось, что они сделали все от них зависящее, что бы мы не пересеклись. Ведь легавые прекрасно понимали, что если это произойдет, узкоглазые будут иметь хороший лес, практически не напрягаясь, и задаром, а мы все, что только можно пожелать в наших условиях, и даже немного больше. Под немного больше подразумевалось существенное подспорье в воровской общак.
Но, как обычно, менты, на наш счет просчитались. Разве есть на свете человек изобретательнее, предприимчивее и хитрее российского зека? Навряд ли.
Это уже много позже, когда им некуда было деваться, менты, с подачи властей, сами стали засылать ко всем иностранцам, занимающимся вырубкой леса, рабочую силу в виде зеков и отечественной техники с тем, что бы им подсобить. Это было не только у нас и на Чинья-Ворике (в рассказе "Спичка"), но и по всему Устимлагу.
Ведь, как и японцы, остальной иностранный люд также не понимал, да и не мог понять, по какому принципу у нас умудряется работать такая техника. Как зеки могут выдерживать такие нагрузки и при этом чувствовать себя бодро и весело, употребляя в пищу такую гадость, от которой любой экстремал в момент согнется.
Половина денег, а точнее, золота, заработанных зеками шла в казну государства, вторая ее часть, как нетрудно догадаться, в карманы администрации управления.
А на тот момент, о котором речь, мы были, что называется, в этом деле, первопроходцами.
Так что, когда мы просекли, что к чему, япошки еще только начинали обустраиваться. Тут-то мы и запустили к ним гонца – парнишку сибиряка, из семьи охотников, который ориентировался в тайге, как в собственной квартире. Иностранцы встретили следопыта хорошо. Сразу смекнув, что к чему, передали боссам, то бишь нам, гревчик жиганячий и пригласили в гости, чем мы с удовольствием воспользовались.
Вот так, в начале второй половины ХХ века и начиналось наше тесное сотрудничество, которое до сих пор приносит свои плоды. Правда тогда, хоть совсем и незначительную часть благ, но все же, имели полуголодные, измученные, еле живые зеки. Тогда как сегодня этими благами пользуются ожиревшие, а потому и обнаглевшие от дармовщины бобры.
Чтобы понять, как происходило наше общение, необходимо в нескольких словах описать обстановку в которой находились обе стороны. Ведь одно дело прочесть все в том же рассказе "Спичка", как оно действовало, уже имея опыт, и совсем другое, как все начиналось.
Расстояние от зоны до места, где производилась вырубки леса, составляло где-то около пятидесяти километров. Зимой и летом путь пролегал по лежневке. Зимой, конечно же, было полегче. Потому что шанс оказаться в болоте, а потом вытаскивать из него "ЗИС" был сведен к нулю. Хотя и из сугроба тащить машину было тоже занятием не из приятных. Да и мороз с холодным ветром давали о себе знать. Но мы приспосабливались. С ночи нагревали кирпичи на печке, а утром, заворачивали их в тряпье, какое попадется под руку, и клали себе под ноги. Такое приспособление, по крайне мере, гарантировало, что не отморозишь ноги. А если зек не сберег ступни ног или кисти рук, считай, что это ходячий труп.
По прибытию на место, конвой обходил на лыжах периметр вырубки, как правило, где-то километров пять-семь, и через определенное расстояние втыкал шест с красным флажком. Сунешься за него, и считай ты в побеге. Но в условиях, в которых находились мы с солдатами, это была простая формальность. Так, фартецала, не более.
Самыми приятными днями были те из них, когда зимой пурга заставала нас в тайге, порой по три-четыре дня, а то и более. Тогда конвой из зоны за нами не приезжал. Это было предусмотрено. Поэтому, как только вырубка перебиралась на новое место, туда же перевозили небольшие срубы на салазках. В них было все необходимое для зимовки и на более длительный срок. Тем более, что харчи, в виде сухого пайка, у конвоя, как для себя, так и для нас всегда были в запасе. Мусора нас не беспокоили. А что еще нужно было зекам? Так что, когда у нас появились соседи-иностранцы, времени для общения с ними было хоть отбавляй.
Солдаты из конвоя были ручными. Они прекрасно понимали, что помешать нам выполнить задуманное, значит постоянно чувствовать на себе несчастный случай, который кроме как в деревянный макинтош никуда более их не приведет. Выживший свидетель из числа администрации или конвоя, означал вышак на все 100 % для того, кто его решил спровадить к праотцам. А ведь чаще всего не только выживших, но и трупа-то менты не могли найти. Его просто закапывали в снегу на волчьей тропе. Собаки в жизнь туда не пойдут. А пока то, да сё, волки раздербанят подснежник так, что и косточек-то не найдешь. Зимой с ними шутки плохи. Поговорка "Голодный, как волк" – это как раз про серого в зимнюю пору.
Ходили мы по снегу на широких, самодельных лыжах, которые, за определенную плату, нам мастерили местные умельцы – комяки. Тропинка была протоптана так, что Бродвей отдыхал. Если не было пурги, то, как штык, возвращались до съема, чтобы менты не щикотнулись. Ежели мело, то тормозились у японцев. Но это было лишь в самом начале. Когда в диковинку было так вот, запросто, в тайге общаться с вольными иностранцами. Их вид и разговоры, даже придавали какой-то дополнительный стимул. Но потом хождения на лыжах стали сказываться на болях в суставах и т. п. недугах. Ведь почти все из нас были больны. Кто туберкулезом, как я и Грек, а кто и иными болезнями. Так что позже всю миссию по обмену леса мы предоставили людям, которые и ходить на лыжах могли не напрягаясь, и работу свою знали на пятерку.
Таким образом, житуха в зоне стала во сто крат лучше, чем была, во всех отношениях. Мужики были хорошо одеты, обуты и сыты. А это было главное на лесных командировках. И это я еще говорю о самых малых из благ, которые Всевышний послал нам сверху.
Человеку, который на свободе не один раз в месяц мог позволить себе устроить праздник жизни, по большому счету, было интересно, и в то же время смешно, в хорошем смысле этого слова, смотреть на старого колымчанина. Как тот, еще совсем недавно не имевший даже вдоволь хлеба, но при этом, всегда подходя к этому с улыбкой, теперь держал в руках бутылку дорого шотландского виски, пил, как истый англичанин, прямо из горла, закусывая бутербродом с красной икрой или сёмгой и при этом, кряхтя и пыхтя от удовольствия, благодарил матушку удачу и воровской фарт.
Да и в зоновском общаке было достаточно средств, что бы греть того, кто под крышей, на крест отгонять, мусоров в узде держать, да себя не обижать. Воровской же общак Гриша с Борей отсылали в Сангород, на Весляну.
Всегда, когда делается что-то хорошее, когда праздник жизни, который мы можем позволить себе не так часто, а в условиях зоны и того меньше, в самом разгаре, появится какой-нибудь иуда чтобы все испортить. Так случилось и на этот раз. Как говорится, "Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал". И хоть фраерами мы не были, все же вломить нас с потрохами сука не испугался. "Это какой же должен был быть дух у этой падали?" – размышлял каждый из нас.
Казалось бы, чего тут удивительного. Столько солдат, да и один начальник конвоя знали о наших делах с узкоглазыми. Вломили и все тут. Из-за чего, – это уже другой вопрос. А чё им сделается-то? По понятиям не живут, босота голову не сорвёт и не тыкнет. Такого даже в наряд больше не выпустят, и все тут. Ан, нет. Самым удивительным было то, что все мы были уверены в обратном. Сука из нашей среды. Откуда была такая чуйка, один Бог знает. Но она у зека всегда есть. Тем более, если зек под стать нам. Но кто он? Вот где нашелся бы достойный сюжет Шекспиру, будь он живой.
А о том, что это не некрасовский мужик, даже не обсуждалось и не думалось. Этот не сдаст, потому что еще вчера выходил на работу в сорокаградусный мороз всего лишь за пайку хлеба и пачку чая. А сегодня, по лагерным меркам, жил, как у Христа за пазухой. При этом выполняя работу объемом много меньше. Да и многолетние наблюдения давали нам основания предполагать, что мужик никогда не вломит, если его к этому в наглую не принудят. Да и то, не каждый на это пойдет.
А началось все с того, что десятерых заключенных, из числа тех, кого вывозили на вырубку, неожиданно заменили. В том числе, как не трудно догадаться, и нас шестерых. Но главное, заменили нарядчика, который, в принципе и заправлял всем процессом и был тем самым связующим звеном между нами и японцами, который приносил "золотые яйца".