- Только не запаздывай к ужину - я хочу пораньше поесть и тут же лечь спать.
Этторе пошел по направлению к гостинице "Национале", где можно было посмотреть, как на большом дворе играют в лапту. Ему нравилась эта игра и то, что здесь всегда было много зрителей и любителей держать пари, старых и молодых зевак, - находясь среди них, Этторе уже не чувствовал за собой такой большой вины.
Однако сегодня, подходя к гостинице, он не услышал ни мерных ударов мяча о стенку, ни возгласов и топота возбужденных зрителей.
Заглянув в ворота, он увидел пустую игровую площадку, посредине которой какая-то женщина стирала белье. Неподалеку, на перевернутом вверх дном ушате, сидел мальчик.
Все еще не веря своим глазам, Этторе подошел к площадке. Мальчик уплетал булку, заедая ее конфетой.
- Сегодня не играют, - сообщил он Этторе.
- Вижу, - ответил тот с таким мрачным видом, как будто ему нанесли смертельное оскорбление.
На улицу он вышел в прескверном настроении: ему казалось, что его предали. Он решил пойти посмотреть, как идет прокладка канализации за государственный счет. Его улица как раз выходила к самой длинной траншее.
На площади Тренто и Триеста он увидел кучи земли, снующих туда и сюда рабочих, машины и дорожные знаки, предупреждающие о начале работ и о том, что проезд закрыт. Подойдя ближе, он почувствовал сильный запах свежевскопанной земли, дождевых червей и гниющих цветов - так обычно пахло на кладбище, когда он приходил туда второго ноября, в День поминовения усопших.
Он взобрался на кучу вырытой земли и заглянул в траншею. Она была глубокая, с хорошо отделанными стенками. О том, что в ней работают люди, напоминали лишь верхушки соломенных шляп.
Под одной из шляп Этторе узнал своего школьного товарища, которого все называли Марселем, потому что он с детства мечтал уехать во Францию, но это ему никак не удавалось.
Перескакивая с кучи на кучу, Этторе подошел к приятелю. Марсель работал в траншее и был одет как американский солдат.
- Эй, Марсель! Ты все еще здесь, а не во Франции?
- Не говори мне о Франции, - ответил Марсель и склонился над лопатой, явно не желая разговаривать на эту тему. Однако немного погодя он выпрямился и сказал - Весной я чуть туда не попал. Да, видишь ли, мой напарник набрался как следует, пока ждал меня в остерии в Вентимилье, и разболтал, что мы с ним пробираемся во францию, под носом у наших пограничников. А я в это время пошел к врачу вырвать зуб: не хотелось мне оказаться во Франции с больным зубом. А когда я вернулся в остерию, там меня уже поджидали жандармы. Они нас пинками затолкали в поезд, и мы прикатили сюда. - Тут Марсель с остервенением схватил лопату. - Но ничего, полгода перебьюсь, весной опять попробую. Только на этот раз пойду через горы, не побережьем. И, уж конечно, один.
Неожиданно Этторе сказал:
- Не забудь сообщить мне, Марсель, когда соберешься во Францию. Может, и я махну с тобой.
Но Марсель покачал головой.
- Чего ты боишься? Что я удружу тебе, как тот твой приятель?
Марсель вновь покачал головой и ответил:
- Ты для этого не подходишь. Ты, Этторе, не болеешь Францией, как я. Видишь ли, тот приятель был пьяницей и болтуном, но Франция засела у него в башке, так же как и у меня. Потому я в конце концов и простил его. Он и напился-то от радости, что оказался так близко от Франции.
- А что ты станешь делать в этой Франции? - спросил Этторе, немного помолчав.
- То же. что и здесь, - кирка да лопата. Но жить во Франции для меня - лучшее, что только может быть на свете.
Марсель заметил кривую усмешку Этторе и добавил:
- Во Франции ведь можно не только киркой да лопатой орудовать. Там есть Иностранный легион. Если здесь, в Италии, ты не найдешь ничего лучшего, можно поехать туда и поступить в Иностранный легион.
К ним приближался мастер, наблюдавший за работой. Марсель принялся копать, а Этторе стал смотреть, как он работает. Мастер прошел между траншеей и Этторе, поглядел на сгорбленную спину Марселя и удалился, ничего не сказав.
Этторе некоторое время смотрел ему вслед, а потом заметил:
- Этих сукиных детей ты встретишь и во Франции тоже.
Марсель улыбнулся.
- Во Франции мне все будут милы, даже они.
Этторе покачал головой и повернулся, чтобы уйти.
- Чао, Марсель, да смотри не надрывайся.
- Эй, Этторе, - крикнул вслед ему Марсель, - та к. предупредить тебя, когда соберусь во Францию?
Не оборачиваясь, Этторе лишь покачал головой.
II
- Что, отец уже дома? - спросил Этторе на следующий день вечером. Проходя мимо мастерской, он заметил, что она заперта.
- Он пошел недалеко по одному делу, - ответила мать. "Она уже тогда знала обо всем", - думал позднее Этторе.
- Ты что приготовила?
- Молочный суп.
- Хорошо. - Этторе подошел к буфету. Там лежали две красивые, пестрые коробки с ампулами, обернутыми в целлофан, как заграничные сигареты.
Мать повернулась к нему и сказала:
- Погляди на обратной стороне, сколько они стоят. Может, ты считаешь, что не надо тратиться на лечение? Что же, мне ждать, пока совсем сгниет печень?
Он вспылил.
- Конечно, надо лечиться! Кто в таком деле думает о деньгах? Знаешь, чем ты меня всегда злишь и выводишь из себя? Тем, что без конца говоришь о вещах, о которых лучше молчать. Ненавижу эту твою манеру, злость во мне так и закипает!
Она отвернулась к плите. Он провел рукой по краю стола.
- Накрыть на стол?
- Я сама.
Этторе сунул руки в карманы и посторонился, пропуская мать к столу.
- Куда тебя колют?
- В руку.
Этторе хотел спросить, больно ли это, но раздумал.
Минут через десять после того как стол был накрыт, вернулся отец. Этторе сразу услышал его шаги на лестнице, и они показались ему более легкими, чем обычно, - возможно, он даже шагал через ступеньку.
В дверях отец появился с улыбкой на губах. Этторе вынул руки из карманов и с удивлением уставился на его вдруг помолодевшее лицо. Ему показалось, что отец сделал какой-то знак матери, стоявшей в углу у плиты.
- Ты что, получил хороший заказ? - спросил он.
- Речь идет о тебе, - ответил отец, - а для меня это больше, чем хороший заказ. Давайте сядем за стол и поговорим.
За столом Этторе узнал, что ему нашлась работа на шоколадной фабрике и что за это он должен быть благодарен кавалеру Ансальди. Мать тут же сказала:
- Так что здоровайся повежливее с кавалером Ансальди, если встретишь его на улице.
Этторе вздрогнул, как ужаленный, и уже готов был крикнуть: "Ах, значит, ты знала? Так почему же ты мне ничего не сказала? Хотела приготовить приятный сюрприз?" - но подумал, что мать могла ответить, что еще ничего не было известно наверняка, и этим оправдаться. К тому же отец все говорил, не давая ему вставить слова.
- Имей в виду, что тебя берут не простым рабочим, я сказал кавалеру, что ты хоть и не много учился, но парень не глупый, а он ответил, что и сам это знает. Тебе поручат писать накладные - такие бумаги для отправки товара по железной дороге. Это будет твоя работа, твоя должность. И не сидячая, заметь: тебе часто придется ходить на товарную станцию.
Этторе молчал; он чувствовал, что мать уже минут пять смотрит ему в спину, и, как в зеркале, видел перед собой ее крепко сжатые, в ожидании его ответа, губы.
- Подходит тебе? - спросил отец.
- Должно подходить, - тоном командира ответила за него мать.
Каждый мускул в лице Этторе напрягся, налившись гневом, но он молчал. Отец видел это и сказал матери:
- Не говори с ним таким тоном. И вообще лучше помолчи. Дай поговорить нам, мужчинам.
- Уж вы мужчины!
Здесь взорвался и отец:
- А что ты имеешь против нас? Спрячь свой нос в кастрюлю и не высовывай его оттуда. Если хочешь знать, я только на этом условии на тебе и женился.
Она подошла к столу, опустив глаза, но упрямо поджав губы.
- Ешь, Карло, ешь, - спокойно сказала она мужу, ставя перед ним миску с молочным супом.
Он стал крошить в миску хлеб, потом обратился к Этторе:
- Надень свой лучший костюм, ты идешь не рабочим, для которого чем хуже одежда, тем лучше. И побрейся с вечера.
- Разве завтра утром у меня не будет времени?
- Брейся когда хочешь, я просто подумал, что завтра тебе надо будет как следует подготовиться.
- Подготовиться к чему? - спросил Этторе, не отрывая глаз от миски.
- К тому, чтобы идти на работу.
Мать вмешалась:
- Этторе еще не сказал, пойдет он работать или нет.
Отец поднял голову и посмотрел на жену и на сына.
- Конечно, пойду, - поторопился ответить Этторе.
- С чего это тебе пришло в голову? - громко спросил отец у матери.
Этторе не стал крошить хлеб в молоко, поспешно взял миску в руки и начал пить, заслонив миской лицо, чтобы выиграть время и обдумать положение. Однако в голову ему не приходило ничего, что могло бы противостоять этой силе из слов и фактов, которая неумолимо толкала его на работу. Никогда, даже на войне, его не заставали настолько врасплох.
Кончив есть, он спросил:
- А что я понимаю в накладных?
- Тебя научат, это нетрудно. Говорят, что уже к обеду ты поймешь что к чему. Рядом с тобой посадят одного служащего, славного парня.
- Кого это?
- Я не знаю.
Пережевывая корку, Этторе резко спросил мать:
- Ты что на меня уставилась?
- Уже и посмотреть на тебя нельзя?
- Нельзя.
- Я смотрела не на тебя, а на блюдо на столе.
- Дай мне фрукты, если есть.