На дороге к переправе появилась процессия цареградских гуляк, по всей видимости, случайно забредших в эти края, и вообще не понимающих, что вокруг происходит. Глядя на их коней и платье, не оставалось сомнений, что деньги у них водились. Даже сейчас в тяжелых калитах у поясов, брякали полновесные золотые.
Лихая братия, засевшая около переправы, аж захлебнулась слюной от предвкушения легкой добычи. Деньги сами шли в их руки. Подпустив их поближе, шайка выскочила на дорогу, перегородив им путь на переправу. Старший, подбоченившись и направив коня боком к растерявшимся соплякам, обратился к ближнему, всем обликом похожему на купеческого сынка.
– День добрый, приехали. Очень просим вас, слезть с коней, им тяжело под вами и, отстегнув ваши кошли, положить их сюда, – Он показал рукой на огромную корзину у своих ног, – А то вам тяжело под ними.
Шайка встретила слова своего главаря гомерическим хохотом. Пришельцы растерялись, и придержали коней, оглядываясь вокруг, как будто пытаясь понять, что происходит, что еще больше усилило хохот нападавших.
– Вы это чего? – Заикаясь, начал переговоры купчик, – Вам чего надо – то? Мы тут прогуляться решили верхами.
– Может им денег надо, – Пискнул ехавший рядом с ним сопляк.
– Знамо дело и денег тоже. Кому ж их не надо. Слезайте, – Громко скомандовал атаман.
Сопляки распустили сопли, и начали как-то распадаться по частям. Атаман поздно заметил, что их перемещение носит осознанный характер. Всадники каким-то незаметным движением образовали круг, хорошо известный старым воям, как славянский боевой круг. Когда атаман каким-то чутьем понял, что это не спроста, купчик выдохнул короткую команду, и вмиг бедные путники ощетинились мечами и тяжелыми шестоперами.
В следующее мгновение на головы ближних с атаманом подельщиков обрушились умелые удары. Только непонятное, даже ему, видение позволило ему уклонится от, казалось, неминуемой смерти на кончике изогнутой сабли просвистевшей в волоске от его уха, и соскользнувшей по плечу, прикрытому византийскими латами.
Отпрыгнув в сторону, атаман попытался собрать оставшихся членов шайки и так вдвое более против этих сопляков. Однако из кустов на обочине дороги выскочили еще такие же странные вои, от которых пахнуло могилой, во главе с монахом и мальчишкой в зеленом платье. Они рассеяли, кажется оправившихся разбойников, сняв трех прямо с седел короткими ударами мечей.
Атаман развернул коня в сторону переправы и понял дело швах. На переправе, даже не вступая в бой, стояли плотным строем десяток таких же воев во главе со старым бойцом, по одной посадке которого было видно, что стоит он, как минимум трех, а то и четырех хороших берсерков, прошедших огонь и воду.
– Все, – Понял атаман, – Песенка спета.
Он попытался найти место, где проскочить между нападавшими, что бы вылететь в чисто поле. А там ищи ветра. Конь его, отбитый в бою, был чистых степных кровей, и тягаться с ним здесь было некому. Он увидел эту щель, бросил в нее жестом руки двоих крайних телохранителей, и за их спинами кинул коня в лазейку.
Ловя ртом, ветер свободы он погонял коня, отрываясь, все больше и больше от места страшной сечи, где уже никто не оказывал сопротивления, поняв, что это бесполезно.
Вслед за ним вылетел рыцарь и десяток отроков, помня наказ князя, что уйти ни должен никто.
Однако вскоре погоню продолжили двое – малец в зеленом и монашек. Расстояние сжималось как пружина, ни мало удивив атамана. Иноходцы преследователей казалось, не касались земли, а летели по воздуху.
– За смертью торопитесь – Зло подумал атаман, и резко повернул коня, встретив почти в лоб зеленого мальчишку.
Он даже не успел понять, что случилось. Половецкая сабля, вылетев из ножен, распластала его от плеча до седла с такой легкостью, будто рубили лозу на празднике. Ни византийские латы, ни вскинутый в жалкой попытке спастись меч не остановили ее движения, как будто она шла через масло. Микулица, видевший все это с близкого расстояния остановился, открыв рот, но проглотил свое удивление, отметив. "Надо будет саблю его поближе рассмотреть". Кроме него это видели Угрюмы, для которых, все так и должно было быть, и рыцарь, не понявший, что произошло.
Угрюмы поймали коня, подобрали труп и обломки меча с косым разрубом. Малк подождал Микулицу и рыцаря, повернул коня в сторону отставших, и с милым выражением детской непосредственности сказал:
– Поехали, что ли, князь заждался, – И, повернувшись в Гундомеру, добавил, – Вот охота, так охота, – Стегнул коня, и его иноходец заплясал, так как умел делать только он.
Конь Микулицы и рыцаря и даже конь убитого атамана, зараженные его настроением, придвинулись к нему поближе, и тоже приняли участие в этом хороводе, ступая в такт не слышной музыке точеными ногами по густой траве.
– Ведьмак! – Опять подумал Микулица, – Лесной ведьмак, но рубака-то какой!
– Эй, вы, погонцы, догнали беглеца? Вижу. Догнали. Знатная добыча, – Князь удовлетворенно хмыкнул, – Все, поехали. Трофеи собрали. Дичь…, – Он опять хмыкнул, – Собрали. Пора и честь знать. Удалась охота.
– А более всего удалась тем, что нового друга нам подарила, – Он подскакал к рыцарю, – Будь ласка. Пожалуй к нам на охотничий пир, в вечеру, в гостином дворе.
– Заодно и день рождения отметим, – Весело крикнул Малк.
– Чей? – Удивился рыцарь.
– Твой! – Коротко ответил зеленый отрок, и, не останавливаясь вылетел в голову колонны, повернулся и, лихо заломив шапку, вдруг запел, какую-то незнакомую, но откуда-то известную Гундомеру, песню.
Следует всегда помнить, что мы не можем управлять событиями, а должны прилаживаться к ним.
Эпиктет
Вечером, на охотничьем пиру на дворе ростовского посольства, собрался весь цвет цареградской гвардии. Конечно же, были заранее приглашены русско-варяжские воеводы, вполне удовлетворенные сегодняшней суетой, которая не только повеселила их суровые души, но и сослужила немалую службу. Хитрован Беда, и свою задачу выполнил, про себя напомнил, и их ставки поднял. Базилевс первым делом бросился за советом и помощью к ним, к гвардии.
Сегодня по совету хитрого дьяка, а советы его теперь слушались с особым вниманием, так вот, по его совету они позвали служилых из других краев. Были и фряжские и вендские воеводы, отдельно сидел черный лицом Маврикий, названный так по происхождению племени своего мавров, воин жестокий, но достойный. Говорят, он открыл лекарню, в которой лечил поверженных врагов.
Отдельно сидели ромейские консулы. Не все, а те, кто был поближе к партии Дука Мурзуфа. Дука вел свой род от таких же дьяков, что и Беда, и потому, имел с ним особые доверительные отношения.
Были купцы ромейские и заморские, словенские, что из варяг в греки. Сидели ушкуйники с приглашенными ими, то ли морскими разбойниками, судя по лихому виду, то ли такими же мореходами что и они, кто ж их разберет.
За главным столом сидел спасенный сегодня днем рыцарь, в парадных одеждах и в золоченой цепи на шее.
Приглашенные Бедой, отдельно кучковались несколько рыцарей свейского и склавенского вида.
Все ждали хозяев немного задержавшихся.
– Для форсу, – Как справедливо заметил старый воевода, с широким шрамом на лице.
– Марку держат, – Поддакнул ему сосед.
Но тут на крыльце показались хозяева. Дружелюбно улыбнувшись, князь Андрей развел руки, как бы обнимая всех, и сказал:
– Гостям всегда рады, а таким желанным вдвойне. Угощайтесь гости дорогие, чем Бог послал, от трофеев наших, – Он дал знак. Поварята понесли перепелов и зайцев, – От земли ромейской вам дары, от воды, – Поварята внесли рыбную похлебку и вареную белорыбицу, – А от людей земли ромейской, – Князь хитро прищурился, научился у Гуляя, – Вина и яства на их деньги купленные.
Подтекст последней фразы поняли все. Слухи и сплетни цареградские летели, как лихие кони. Весь честной народ уже знал, как порубили ростовские дружинники, разбойных людей у переправы Андрианопольской, а самого атамана, как говорила народная молва, рассек надвое, по одной версии – своей секирой Бог Один, по другой – громовой Перун, по третьей – Михаил Архангел. Но все знали совершенно точно, что без Божьей руки тут не обошлось, потому, как и меч его и броню, как небесным огнем перерезало.
– А вот и крестник наш, – Андрей увидел Гундомера, – Проходи рыцарь, присаживайся к нашему столу.
Гундомер поклонился и приглашение принял. Да и ему самому было приятно и хорошо в этой не чванливой компании почти его ровесников, не делавших различий по родству и знатности. А Малк и Микулица стали ему ближе родных братьев. Он поискал их глазами. Оба отрока сидели за главным столом и жестом руки звали его присоединяться к ним.
– Добрый вечер, господа, – Он протиснулся к месту предназначенному, по всей видимости, для него, – Рад видеть вас в добром здравии.
– Садись рыцарь, неплохо выглядишь, – Оглядев его с головы до ног, приветствовал Малк, – Отведай дичинки свеженькой.
– Благодарствую, не откажусь, после такого денька поесть и выпить не грех.
– Денек твой. Это точно. Считай, второй раз родился, – Поддакнул Малк, – С днем рождения! – Он поднял чашу.
– Спасибо, крестный, – Ответил Гундомер.
Разговор их прервал Андрей, подошедший вместе с Данилой и Бедой к столу.
– Вы что это без сигнала за чаши схватились, – С притворной грозностью насупил он брови, – Накажу.
– А мы тут крестника обмываем, – Нисколько не смущаясь, пояснил Малк, – Вот гадаем, каким ему теперь именем зваться? Суздальским – по новому роду, или свейским – по старому?
– Суздальским, – Не поняв подвоха, пробасил Данила.