Знаю, знаю, - это нехорошо: негигиенично и непедагогично. Я не буду с вами спорить. Признаюсь только, что если бы он сам не догадался залезть на стол, то я бы его туда обязательно посадила. А если ваше воображение представило вам какого-нибудь неопрятного кота, беспардонно сующего нос или лапы в чашку или блюдце с сушками, то вы просто ошиблись адресом. Андерсен ничем не похож на воображаемого вами глупого кота. А похож он, на… "Картину маслом", а его возвращение напоминает долгожданный прохладный ветер в знойную погоду. Надеюсь, это не покажется вам грубым, но сегодня, в пятницу, когда моё Утешение снова вернулось ко мне, мы с ним не будем играть по чужим правилам.
В общем, мы с Андерсеном тихо-мирно пили чай и досиживали пятницу, как в старые добрые времена.
Время подходило к закрытию, и я уже начала всерьёз тревожиться, почему же дверной колокольчик всё не звонит. И тут-то как раз он и зазвонил…
На пороге, как вы могли догадаться, стоял Пётр Иванович. Андерсен спрыгнул со стола и подбежал к нашему герою недели. Пётр Иванович присел на корточки и потрепал Андерсена, словно старого заслуженного друга. "Ещё бы лапу пожал…" - подумала я, наверное, чуть-чуть ревниво.
Я, разумеется, тоже давно встала из-за стола и подошла к посетителю. Наконец, и он меня, кажется, заметил.
- А, Люба, здравствуйте, здравствуйте, - очень приветливо сказал он. - Спасибо вам за Андерсена. И вообще, за всё спасибо.
Я почему-то не нашла, что сказать, - только во все глаза смотрела на посетителя.
Пётр Иванович очень изменился. Мне казалось, что передо мной стоял совершенно другой человек. Хотя в его взгляде по-прежнему можно было ясно различить притаившуюся боль, тяжёлое мутное облако, ещё недавно окутывающее его, исчезло. И это создавало разительное несходство между тем человеком, который забрёл к нам с Андерсеном всего неделю назад, и тем, который сейчас стоял перед нами.
- Я уезжаю, Люба, - сказал он мне. - Галя, сестра моя, прислала из Краснодара телеграмму: она очень нуждается в моей поддержке. Я должен ей помочь. Если б вы знали, как много ей в детстве пришлось возиться со мной, из скольких передряг она меня вытаскивала, - вы бы меня поняли.
- Я понимаю вас, - сказала я. Мне, почему-то, казалось, что он говорит не столько со мной, сколько сам с собой. Но, я чувствовала ясно, что он себя уже во всём убедил, во всём разобрался.
- Сестра Галя звонит мне каждый вечер. Понимаете, она болеет, чувствует себя одиноко, беспомощно. Сын женился, уехал с женой в какой-то город, теперь они ждут маленького…
- Вы простите, что я вам всё это рассказываю, - спохватился он. Я машинально кивнула головой, и не пытаясь выразить что-нибудь определённое. Знаете, я где-то читала, что иногда в качестве слушателя может сгодиться даже цветочный горшок или пепельница. Думаю, это был именно тот самый случай. Я понимала, что Петру Ивановичу нужно выговориться, а мне вовсе не трудно было поработать цветочным горшком.
- Андерсен обладает удивительными способностями, - продолжал Пётр Иванович. - Это очень тонко чувствующее и деликатное существо. Он так точно умеет отзываться на любое душевное движение, словно прибыл из другого мира: здесь так никто не может…
Я кивнула, потому что мне тоже иногда так казалось.
- Он просто не похож на обычного кота…
Я чувствовала, что Пётр Иванович может говорить об Андерсене очень долго. Я была совершенно согласна с его словами, но дело в том, что для меня откровение Ивана Петровича не было новостью. Его рассуждения об Андерсене звучали для меня так же, как - "Волга впадает в Каспийское море" или "земля круглая".
- Знаете, ведь это именно он, Андерсен, вылечил меня, - сказал Пётр Иванович и немного вопросительно взглянул на меня, словно выжидая, не буду ли я возражать. Но мне и тут нечего было возразить.
- А ведь вы никуда и не уезжали. Да, Люба?
- Нет, не уезжала, - ответила я
- Специально отдали мне Андерсена, - полечиться… - с задумчивой, не слишком весёлой полуулыбкой, смотря в пол, рассуждал он.
- Вы же заметили, что Андерсен не похож на переносной саквояж, который можно просто сунуть кому-то в руки, - произнесла я немного жёстко.
- Правда, правда! - почти радостно согласился Пётр Иванович.
- Андерсен сам захотел к вам, - подытожила я уже помягче. Пётр Иванович согласно кивнул.
- Ну всё, Люба, мне пора. Правда. Надо собираться. В Краснодар, к сестре улетаю. Если б вы знали как хорошо она относилась к моей покойной жене… - начал было он, но вдруг, словно о чём-то вспомнив, осекся на полуслове.
- Да, Люба, простите вы меня ради Бога, эгоиста. А как вы-то? с "Разбитым сердцем" справились, наконец?
Я напряжённо пыталась догадаться, о чём это он. Потом вспомнила: он же мне книгу с таким названием приносил!..
- А нет, не успела, - ответила я. Мне так нравилось, что сейчас я могла разговаривать с ним вот так просто, не осторожничая, как с нормальным, здоровым человеком.
- Спасибо, Люба! Благодаря Андерсену я не зря прожил эту неделю, - ещё раз поблагодарил он.
"Я тоже, кажется, не зря прожила эту неделю", - подумала я. И Андерсен, и баба Люба, и я, - мы все, по-моему, не зря прожили эту неделю.
- Да, чуть не забыл, ведь вам моя соседка баба Люба привет просила передать, - словно прочитав мои мысли, вспомнил он.
- И ей привет передайте, - радостно ответила я.
- Всё, ухожу, - сказал Пётр Иванович, опуская кота с рук на пол.
- Да, чуть не забыл, я же у вас в прошлый раз паспорт оставил, - поворачивая ручку двери, вспомнил Пётр Иванович.
Я тоже, признаюсь, совсем забыла о маленькой книжке в серой обложке.
- Хорошего путешествия, - пожелала я ему, отдавая паспорт.
- Я обязательно навещу Андерсена когда-нибудь. Обязательно, - сказал он, покачав головой.
- Будем рады, - вежливо ответила я.
- Ведь он… ещё совсем не старый кот? - вдруг, словно подумав о чём-то грустном, быстро спросил он.
- Нет, конечно, - убеждённо сказала я. - И потом, у него ещё очень много дел, - добавила я, вспомнив слова старушки, бывшей хозяйки Андерсена.
Пётр Иванович ушёл, Андерсен проводил его до самой двери. Подойдя к столу, я заметила, что на нём, как будто что-то изменилось. "Паспорта в серой обложке больше нет", - с облегчением поняла я.
"Вот и июнь заканчивается", - подумала я. Потом подошла к настенному календарю с цветами и перевернула страницу. Вместо незабудок в маленькой стеклянной вазе, со страницы календаря на меня смотрела затейливая гортензия в керамическом горшочке.
Андерсен внимательно следил за моими действиями.
- А поехали со мной вместе на дачу!.. - неожиданно предложила я ему.
Андерсен вопросительно посмотрел на меня. Я достала из тумбочки тот самый небольшой матерчатый саквояж, в котором благообразная старушка Мария Ивановна когда-то принесла Андерсена. Взяв тряпочку, я протерла саквояж. Потом, машинально открыв его, заглянула внутрь. В нём, конечно же, было пусто. Я поставила на стол открытый саквояж и сказала:
- Правда, поедем!.. Я тебя с папой познакомлю, он очень любит котов, - здесь я нисколько не соврала.
Андерсен, не двигаясь с места, лишь тихонько пошевелил ушами.
- А там мышей очень, очень много! - осенило меня.
Андерсен медленно поднялся с пола и, запрыгнув на стол, залез в саквояж. Ответ, кажется, был ясен: мы едем на дачу вместе!
- Ну вот, июнь почти и закончился, - сказала я Андерсену, собираясь. - Осталось всего два месяца лета.
Андерсен только тихо мурлыкал в саквояже, по-моему, он собирался немного вздремнуть.
II. ИЮЛЬ
Осторожно, дети!
Андерсен вернулся с улицы весь взъерошенный. Когда я подошла, чтобы погладить его, он несколько раз нервно мяукнул, словно хотел пожаловаться на что-то, и ушёл в угол. "Что-то там, во дворе неладно…" - поняла я.
Тут зазвонил входной колокольчик. В лавку зашли двое незнакомых мальчишек, лет тринадцати-четырнадцати. К нам, время от времени, заходили дети: неподалёку от нас две школы, и находятся они рядом, всего через два дома друг от друга. Одна неофициально считается школой для умных, а другая… для всех остальных.
Так что подростков в нашем районе предостаточно. Недаром же у нас недалеко от автобусной остановки висит знак "Осторожно Дети!" Но летом, во время школьных каникул, школьники в нашем магазине - редкие гости.
Этих двух мальчиков я точно видела впервые. Завидев детей, Андерсен сразу же вылез из своего угла и подбежал к ним, высоко подняв вверх хвост. Это определённо было личным приветствием! Так он встречал только самых важных посетителей. Дети тоже, судя по всему, сразу же узнали кота.
- Вы знаете, ему сейчас нельзя гулять во дворе! - пропустив обе церемонии - и приветствия, и знакомства, - быстро и горячо проговорил темноволосый мальчик.
Я вопросительно посмотрела на него.
- Там собака бешеная! - вытаращив глаза, пояснил его светловолосый приятель.
- Бешеная? - изумилась я.
- Ну, не бешеная, а чокнутая, - уточнил светловолосый.
- А что, она без хозяина? - спросила я.
- Нет, кажется, одна где-то живёт. Но где, неизвестно. И хозяина её мы не видели никогда! - добавил темноволосый.
- А… что же делать? - спросила я их беспомощно.
- Не знаем, - признался темноволосый, - но пока держите его здесь, не выпускайте!