- Да, приду, - ответил он и ушёл. Андерсен пристально смотрел на меня.
- Я сама не знаю, почему я всё это говорила. Не знаю, дружок… Какое-то в нём было… отчаяние что ли… - объясняла я коту. Андерсен, похоже, был согласен со мной.
Разбитое сердце
В пятницу я с трудом открыла дверь. "Андерсен постарался!" - догадалась я, наступив на что-то мягкое, разложенное на полу. Действительно, под моими ногами лежали семь разнокалиберных дохлых мышей. Кот уже очутился рядышком, - довольный вид, гордо поднятый вверх хвост…
- Молодец!.. - с усилием выдавила я из себя. - Похоже, если я с утра не споткнусь о пару-тройку мышиных трупов, то день для тебя не задался.
Но разве могло мне прийти в голову, что уже через два дня мне будет так не хватать этих безобразных серых трофеев!..
Подождав, пока Андерсен унесёт во двор свою добычу, я принялась печатать отчёт. Отчёт был, конечно, не к спеху, но, знаете, когда бумажная работа накапливается, то жизнь становится похожей на катастрофу. Во всяком случае, для меня.
Сегодня заходили две пожилые женщины, похоже, подруги. Они долго рассматривали фарфоровые статуэтки в том отделе, который для простоты мы называли просто "Посуда". Там всего было довольно - и посуды тоже хватало. Дамы долго рассматривали, выбирали… Я почему-то была почти уверена, что они ничего не купят, - по крайней мере, сегодня. Но я ошиблась. Не прошло и трёх часов, как посетительницы отправились оплачивать "Спящего льва" и "Поющего петуха". Однотонный лев умиротворённо спал, а разноцветный петух, разумеется, пел. "Хорошее сочетание! - подумала я. - Сейчас лев проснётся и съест петуха". Но нет, - вряд ли! В том-то и состоит особенность фарфоровых безделушек: в них нет жизни, движения, - или просто я их не вижу. Но может быть, как раз это и привлекает многих: возможность удержать мгновение. Но права я или нет, а о вкусах не спорят…
Потом зашли одуревшие от городских каникул дети, - рассматривали значки. Недолго. Они ничего не выбрали. Похоже, зашли просто так, от скуки.
"Два часа до закрытия, - грустно подумала я. - А Петра Ивановича всё нет…" На столе одиноко лежал паспорт в сером переплёте. И тут, словно в ответ на мои мысли, входная дверь медленно распахнулась, и на пороге показался Пётр Иванович. Даже издали я заметила, что в его облике что-то изменилось. Он как будто сгорбился и постарел. "Не мог же человек постареть за одни сутки!.." - подумала я. После некоторого раздумья Пётр Иванович переступил порог. Мне почему-то почудилось, что он принёс с собой какой-то чужой, холодный ветер.
- Здравствуйте! - как можно приветливее громко сказала я.
- Здравствуйте… - словно эхо, глухо отозвался он, мельком, равнодушно взглянув на меня.
Вид у Петра Ивановича был какой-то безжизненный, - словно в нём почти не осталось энергии. Словно она вся куда-то испарилась.
- Садитесь, пожалуйста, - предложила я ему, не раздумывая. Было удивительно, как он вообще сюда доплелся.
Пётр Иванович послушно сел на свой любимый шаткий стул.
- А где кот? - спросил он неожиданно. Андерсен, до сих пор напряжённо и пристально наблюдавший из тёмного угла за нашим завсегдатаем, быстро подошёл к Петру Ивановичу.
Наш посетитель, шумно вздохнув, посадил кота себе на колени.
Тут только я вспомнила о "Разбитом сердце".
- Видите ли, Пётр Иванович, - спохватилась я, - вашу книгу, я, к сожалению, ещё не успела дочитать, но…
- Какую книгу? - не понял Пётр Иванович. Потом, видимо, вспомнив, сказал: - Нет, я только из-за кота пришёл.
- Андерсен, кота зовут Андерсен, - вместо того чтобы удивиться, напомнила я ему.
- Андерсен… - немного воодушевляясь, повторил он. - Андерсен, Андерсен, - повторял он снова и снова.
"Кажется, пластинку заело…" - цинично подумала я. Что же мне с ним делать? - необычность ситуации наконец-то стала доходить до меня. Вдруг я вспомнила, что опытные люди, попав в затруднительное положение, которое им с ходу решить невозможно, чтобы потянуть время, устраивают чаепитие. Кстати говоря, я лично просто обожаю чай. Я вообще не могу без него жить. Чай с бергамотом - мой любимый. Извините, снова отвлеклась. Я не виновата, мысли о хорошем чае всегда меня отвлекают.
- Хотите чаю? - приободрилась я.
- Мне всё равно, - не слишком грубо, но, похоже, искренне ответил он.
Я решила принять эти слова за знак согласия.
"Надеюсь, он никуда не денется, пока я готовлю чай!.." - почему-то испугалась я - и сама удивилась своему испугу. Как вы и сами могли догадаться, с Петром Ивановичем мне было вовсе не весело.
Я, конечно, не могу сказать, что с первого взгляда определяю характер всех встреченных людей или их жизненные обстоятельства. Нет, конечно: чего не могу, того не могу. Но, скажу вам без ложной скромности: иногда и во мне просыпается интуиция.
Ну, подумайте сами: человеку совершенно всё равно, есть у него паспорт или нет; он всерьёз утверждает, что ему уже ничего не нужно, - но, при этом, он возвращается в магазин, только ради встречи с моим бурым котом. Разве это хоть немного не загадочно? Кстати, они как будто сроднились - Пётр Иванович и Андерсен. Мне никогда раньше не приходилось наблюдать у моего кота такой привязанности к посторонним. Можно подумать, что они знакомы с детства.
Я спокойно оставила Петра Ивановича на попечение Андерсена и отправилась готовить чай.
Вернувшись обратно с двумя наполненными чашками, я обнаружила, что Пётр Иванович задремал. Он сидел на стуле, сгорбившись, уронив голову на сложенные на столе руки. Андерсен, забравшись на стол, грустно смотрел на него.
- Пётр Иваныч!.. Пётр Иваныч!.. - позвала я. - Чай готов!
Кот спрыгнул на пол. Наш посетитель поднял голову, выпрямился на стуле и рассеяно уставился на чашку.
- Вы, наверно, очень любите животных? - сказала я, пытаясь хоть как-то заполнить паузу.
Он, казалось, не расслышал вопроса.
- Спасибо, - наконец произнёс он. - Вы и ваш кот порядочно меня здесь задержали. - Я… собственно… попрощаться зашёл, - неожиданно сказал он.
- Вы собираетесь куда-то уехать? - настороженно спросила я.
- Да уж, уехать… - как-то странно произнёс Синицын. - Да, сегодня последний день, - добавил он, тяжело, будто с усилием двигая губами. Я почувствовала, что пауза может затянуться.
- Куда-то далеко? - спросила я. Он не ответил. - Навсегда? - спросила я напролом.
- Навсегда. Вы догадались? - безразлично спросил он.
- Догадалась. Значит, это ваш последний день?.. - переспросила я, заранее зная ответ. Он промолчал. - Это очень хорошо, что вы зашли проститься, Пётр Иванович. Это очень… - я мучительно подыскивала слова… - Очень по-человечески.
- Я почему-то доверяю вам, - сказал Синицын и, судя по всему, решился мне что-то рассказать.
- Вы действительно никому не расскажете? - спросил он для начала, на всякий случай, - впрочем, довольно безразлично.
- Никому. Обещаю.
И я приготовилась слушать.
- У меня недавно умерла жена. Мы прожили вместе больше тридцати лет. Наверно, мы срослись за это время - как, знаете, два дерева срастаются… - Он помолчал. - Понимаю, это звучит малодушно, но мне… незачем оставаться. Я не могу, да и не хочу, если бы даже и смог. Я всё уже решил.
- Я понимаю вас, - сказала я, очевидно, единственное, что могла придумать. - Наверно, вы всё хорошо обдумали, - как можно твёрже продолжала я, очень боясь сбиться.
- Обдумал, только слишком долго тянул. - Он помолчал. - Можете себе представить, ведь это должно было случиться вчера.
Мне вряд ли удалось скрыть охвативший меня ужас. Я вдруг ясно чувствовала, что он был заморочен, загипнотизирован, зомбирован своей идеей. Он был одержим ею, и что бы я сейчас ни сказала, какое бы выражение ни придала своему лицу - он не в состоянии заметить моё притворство. Мне долго не удавалось выдавить из себя ни одного слова.
- Я, как ни странно, задержался только из-за вашего кота, - сказал он по-прежнему холодно, но с некоторой ноткой удивления, так, словно его удивляли собственные слова.
- Андерсена! - с непонятной мне самой настойчивостью поправила я его.
- Андерсена… - машинально повторил Пётр Иванович и задумался.
- Он, кажется, ко мне привязался?.. - вдруг спросил он, и в голосе его чуть слышно зазвенела надежда. Это было похоже на короткую, но благоприятную перемену ветра.
- Да, он очень вас ждал, - сказала я торопливо. - Боюсь, ему не хватает мужского начала. Я это остро чувствую!
"Что за чушь я несу!.."
- Он необычный у вас, - сказал Пётр Иванович, снова проваливаясь душой в неведомые бездны, и голос его опять звучал глухо и отстраненно.
- Мне пора, - с усилием произнёс он, не двигаясь с места.
- А родственники? - очень быстро выпалила я. - Ваши родственники, как они это переживут?
- Спокойно, - сказал он уверенно и безразлично. - У меня только старшая сестра. Она живёт далеко, в Краснодаре. Я ей не нужен.
- А… вы один сейчас живёте? В отдельной квартире? - спросила я быстро.
- Нет, с соседкой, - нехотя ответил он. - Но мы почти не общаемся.
- Она, наверно, не очень приятный человек? - настойчиво продолжала я допрос.
- Баба Люба? - рассеянно переспросил он. - Почему? Обычная.
Он явно не понимал цели вопросов. Было бы неплохо, если бы я сама её понимала.
- Значит, она - моя тёзка!.. - сказала я.
- Почему? - тупо спросил он.
- Потому, что меня тоже зовут Люба! - ответила я.
- А… - равнодушно отозвался Синицин. - А кота - Андерсен, - проговорил он с подобием теплоты в голосе.