Умный, глупый, взрослый мальчишка! Да разве о его здоровье пеклась она? Разумеется, ее мужчина должен быть здоровым, иначе, зачем он ей! Но в этом случае она беспокоилась больше о собственных ощущениях. Нелюбимый, да еще курящий – согласитесь, это слишком для такой чистюли, как она! А в том, что целоваться ей с ним рано или поздно придется, она уже мало сомневалась.
Ей определенно понравился его жест – после двадцати лет курения вот так сразу рвануть на душе тельняшку, расцарапать ее до пугливого обмена веществ и кровью расписаться под скоропалительным обещанием! Она тут же спросила себя, на какие жертвы, в свою очередь, могла бы пойти ради него, и обнаружила, что жертвовать чем-либо пока не готова, Желая сгладить свое виноватое бездушие, она захотела было взять его под руку, но в последний момент передумала.
Добравшись до кофейни, они нашли вчерашний столик свободным и устроились за ним. Она вдруг почувствовала, что голодна, и не желая признаваться в этом, заказала к миндальному пирожному еще и буше. Для себя он, решив худеть, попросил только кофе.
– Итак, вчера вы собрались рассказать, почему до сих пор не были женаты! – откинувшись на спинку, напомнила она игривым тоном.
– Все очень просто: я считаю, что жениться следует только по любви, – став серьезным, ответил он.
– Так вы что, никого не любили?
– Нет, почему же, любил. В школе и потом еще… один раз. И вот сейчас второй. В смысле, третий!
– Оставим в покое третий и вернемся ко второму. Что случилось? Вас обманули? – теребила она его, добиваясь признания и зная, что потом это сделать будет труднее.
– Меня попросту не любили…
– И вы, конечно, не смирились и расстались!
– Именно так!
– Мне почему-то кажется, что вы не очень переживали!
– Наоборот. Очень.
– Ну, не знаю! Вы не похожи на человека, который способен сильно переживать! – улыбнулась она, с каким-то тайным удовольствием наблюдая, как на его лице возникает недоумение.
– Как вам сказать… Конечно, это был не Шекспир, и все же… – озадаченно глядел он на нее.
– И что же, с тех пор вы так никого и не любили?
– Представьте себе, нет!
– Но интрижки же у вас были и не одна!
– Почему вы так считаете?
– Ну, я же вижу по вашему обхождению, что вы мужчина опытный!
– Хм… Другими словами, вы сомневаетесь в том, что я способен на серьезные чувства!
– Нет, это я к тому, что выбор, как я понимаю, у вас был… – упрямо добивалась она ясности.
– Был, но я разборчив. Разве это плохо?
– Нет, нормально. Я тоже разборчива.
– Вот видите! Тогда позвольте мне выразиться по этому поводу коротко и многозначительно: когда мне кто-то хвастается, что был в Англии, я отвечаю, что не был там, зато хорошо говорю по-английски.
– Это вы к чему?
– К тому, что хоть я и не был женат, но имел достаточно возможностей узнать, что это такое.
– Тонко, ничего не скажешь! И что же – вы так и не собираетесь побывать в Англии?
– Вы прекрасно знаете – теперь это зависит только от вас.
Она отвела глаза.
– Заметьте, Наташенька – я никому еще… нет, вру!.. конечно, вру… я это сделал первый раз именно пятнадцать лет назад…
– Что именно?
– Предложение… Я сделал предложение пятнадцать лет назад. Вы вторая женщина в моей жизни, которой я сделал предложение.
– Вы не представляете, как обидно быть второй! – с нескрываемой усмешкой глядела она на него.
Он прищурился, и лицо его неуловимо подобралось.
– Вы знаете, Наташа, честно говоря, я не понимаю двух вещей… Можно спросить?
– Конечно!
– Я не понимаю двух простых вещей: как вам можно изменять и почему вы до сих пор не замужем!
Улыбка сошла с ее лица.
– А вы, оказывается, злой! – покраснела она.
– Неправда! Я как котенок – послушный, игривый и добрый! – парировал он.
Помолчав, она произнесла устало и беспомощно:
– Извините меня, Дима, если я что-то не то спросила…
– Ну, что вы, Наташенька, что вы! – захлопотал он. – Это вы извините меня, ради бога!
Он подался вперед и, опершись локтями на столик, направил руки в ее сторону, словно желая взять ее руки в свои.
– Вот, смотрите, нам уже несут! Вы, наверное, проголодались! Надо было, все-таки, идти в ресторан!
Смазливая официантка, с любопытством поглядывая на них, сгрузила на столик заказ и, опустив поднос, стояла, глядя на Дмитрия, словно желая спросить: "Что-то еще?"
– Спасибо, – вместо него сухо сказала Наташа. Девушка удалилась.
– Вы правы, Дима, я так торопилась к вам, что не успела пообедать! – улыбнулась она, искупая приятной для него выдумкой свою бесцеремонность.
Глаза его округлились, он смутился и покраснел.
– Но Наташенька, но вы же… но я же… но как же так… нет, вы не представляете, как мне неудобно! Но ведь мы могли бы…
– Не беспокойтесь, Дима! Сейчас я перебью аппетит, а дома поужинаю! Мне не привыкать!
– Бедная вы моя! – исказилось его лицо гримасой страдания. – Все, все, молчу! Ешьте!
Она быстро управилась с пирожными, ей не хватило кофе, и он встал и сходил за ним. Отпив до половины, она отодвинула чашку, приложила к губам салфетку и посмотрела на него:
– Так вот, по поводу ваших вопросов. Первый вопрос вам лучше задать моему бывшему мужу, но от себя скажу: да, он мне изменял, хотя и уверял, что любит меня. Но как, скажите, можно любить и изменять одновременно! Нонсенс! Зато я его не любила – это точно! Возможно, он это чувствовал, потому и изменял. На ваш вопрос, почему я не замужем, я вам отвечу так: я тоже, как и вы очень любила одного человека, но он погиб несколько лет назад за месяц до нашей свадьбы. С тех пор для меня существует только работа.
Все это она сказала спокойно и отчетливо, глядя ему прямо в глаза и отмечая, как они наполняются влажным сочувствием. Он долго не мог ничего сказать, но, наконец, произнес:
– Это ужасно, Наташенька, это ужасно! Бедная вы моя! Как бы я хотел вам хоть чем-нибудь помочь!
Она вдруг тряхнула головой:
– Знаете, Дима, мы с вами так просто говорим о любви и прочих серьезных вещах, как будто сто лет знакомы, а ведь на самом деле я ничего о вас не знаю! Расскажите мне о себе то, что сами захотите!
И он принялся излагать благостную версию того, кто он и что он, откуда взялся, где был, что видел, чем занят, когда ничем не занят и что думает, когда не хочется думать, что любит и чего сторонится. О том, как недавно оказался на Петроградской стороне, где жил в детстве. Как прошел мимо своей школы на углу Большой Пушкарской и Олега Кошевого и направился в сторону их бывшего дома мимо полуразрушенной бани, где когда-то вместе с отцом зачищал микрофлору, и где теперь голые тени прежних дней призрачными тазами прикрываются от дождей. Как потом пришел во двор и обнаружил, что многое здесь изменилось и что теперь весь двор, где раньше было чисто и пусто, заставлен машинами. И он бродил между машин, поглядывая на окна их бывшей квартиры на четвертом этаже, а из-под ног с треском взлетали голуби. И как вдруг из-за облака вышло солнце, кому-то улыбнулось широко и щербато, на кого-то взглянуло косо, а на кого-то совсем не взглянуло. Она слушала, отразив лицом его грусть и ей было удивительно хорошо. Внезапно она очнулась и, погасив улыбку, сказала:
– Вы, Дима, очень интересно рассказываете, но мне уже пора…
Вдыхая сырой прохладный воздух и наступая на апельсиновую кожу тротуара, они степенно добрались до ее машины. Там она сказала:
– Спасибо за приятный вечер! Поеду заниматься делами…
– Это вам спасибо, Наташенька! Когда мы снова увидимся?
– Я вам позвоню…
Она подала ему руку в перчатке, и он теперь уже в темноте приложился губами к тонкой коже, ощутив на миг тот же запах – гладкий, черный, сладкий, а после стоял и смотрел, как она осторожно выезжала со двора, а затем быстро исчезла, увозя на черной спине пылающий призыв соблюдать дистанцию…
Дома к ней вышла кошка Катька, присела, окутав себя хвостом, и стала смотреть, как она снимает пальто и сапожки.
– А я себе, Катюша, мужика нового завела… – приветствовала ее, как два с половиной года назад Наташа.
Катька встала, задрала хвост и, подойдя к ней, прошлась гладким боком по ее ноге.
34
Сегодня пятый день его новой жизни. Снова утро. Как его пережить, чтобы дождаться дня, и как пережить день, чтобы дождаться вечера? Какое тревожно-радостное, ни на что не похожее и, по сути, гибельное чувство владеет им! Ничего подобного за последние пятнадцать лет! Зачем оно? Зачем это ощущение восторга и слез в уголках глаз? Как все было просто с его прежними подружками и как серьезно сейчас! Это похоже на то, как если бы он карабкался по отвесной скале, зная, что выход только один – карабкаться вверх, до вершины. Иначе он сорвется и разобьется. "Не смотри вниз!" – кричат ему снизу люди. "Смотри вверх!" – шелестят крыльями ангелы. Такое вот странное крылатое чувство…
Она позвонила в половине шестого, когда он слонялся по квартире, пытаясь найти место, где радиация нетерпения была бы наименьшей. Позвонила и назначила встречу на том же месте. "И давайте обойдемся сегодня без цветов!" завершила она разговор.
– Вот что я хочу вам предложить, – сказала она после обычной церемонии губоприкладства. – Неделе конец, и я хочу, наконец, как следует поесть, а потому приглашаю вас в один уютный ресторанчик у меня на Васильевском! Что скажете?
– Согласен! – ответил он. – Но при одном условии – платить буду я.
– А иначе не поедете?
– Поеду, но есть не буду!