Мать в своих рассказах описывала этот квартал как царство богатых усадеб, защищенных от городского шума залитыми солнцем садами. Столетия назад здесь работал обувных дел мастер из Кадиса, производивший и продававший chapines- своеобразные туфли на деревянной подошве. Мастер прославился; так квартал получил свое имя. Теперь Чапинеро представлял собой беспорядочное переплетение улиц, бурлящих урбанистическим хаосом: лотки нелегальных торговцев, магазины, здания, нагроможденные без всякой архитектурной мысли.
Но где же поместья? А дедушкин дом? Неожиданно из-за очередного поворота вынырнула старая ветряная мельница, изъеденная ржавчиной и одиночеством, опутанная сухими травами и ползучими растениями. Искореженные лопасти свисали с железного колеса, как отрубленная голова казненного, упорно не желающая падать на землю. Печальное сооружение торчало из большого сада, заросшего дикими розами и населенного райскими птицами. Машина остановилась у величественных, но ржавых ворот.
- Это здесь, - сказал таксист.
- Вы уверены? - недоверчиво спросила Аврора.
- Разумеется, сеньора.
Вывеска на входе гласила: "Музей несбыточных грез". Под ней на почерневшей от времени медной дощечке еще читались слова "Мельница грез" - название, данное своему дому-поместью Бенхамином Урданетой восемьдесят лет тому назад после путешествия по французским провинциям. Обветшалая усадьба, казалось, молила о милости сурового бога забвения.
С замирающим сердцем они прошли во двор и по мощенной камнем дорожке двинулись к дому. Творение неизвестного архитектора поражало чистотой линий, дорическими колоннами, мозаиками в стиле Ренессанса на полу внешней галереи - правда, сильно выщербленными за долгие годы запустения. Перед входной дверью самодельная будочка, как могла, прикидывалась кассой. Внутри сидела плохо одетая женщина, продающая входные билеты.
Аврора и Андреу купили два билета и, ни слова не сказав кассирше, вошли. С тихим изумлением они оглядывали этот абсурдный музей неизвестно чего.
Внутрь вел портик, усыпанный высохшими листьями. В глубине его, будто у алтаря, Соледад и Жоан приветствовали вошедших - там стояла увеличенная и превосходно отреставрированная копия фотографии, найденной Авророй в тайнике матери на бульваре Колом. Под изображением была надпись: "Несбывшаяся любовь. Жоан Дольгут и Соледад Урданета. Канны, июль 1939 г. Этот музей посвящен памяти всех, кто верил в любовь и мечту".
Андреу и Аврора, растерянные, обнялись перед снимком. Кто за всем этим стоит? Как фотография их родителей оказалась выставлена в музее, да притом таком странном?
Они пошли дальше. За ними по пятам следовала женщина, покинувшая свою будочку. Это были первые посетители за неделю... и вообще за последний месяц.
Кассирша провела их в огромную гостиную, лишенную признаков жизни, но полную призраков прошлого. На мраморном пьедестале стояла бронзовая статуя девочки, на спине которой красовались два стилизованных крыла. "Невозможный полет. Маргарита Луна. Богота, август 1904 г. Девочка мечтала научиться летать, но в своем первом и единственном полете поднялась всего на метр".
Рядом, в углу, висела фотография мальчика с кайманом, оскалившим зубы. "Невозможный укус. Альфонсито по прозвищу Кайманчик верил, что он крокодил, и, когда у него не выпали молочные зубы, умер от голода. Барранкилья, февраль 1925 г.".
Из гостиной, населенной удивительными персонажами, они прошли в помещения, примыкающие к внутреннему дворику. По полу коридоров затейливым ковром стлались ярко-красные и оранжевые геликонии, соперничающие красотой с сотнями птиц, порхавших по всему дому с непринужденностью полновластных хозяев.
В каждой комнате обнаруживались все новые "невозможные" предметы, брошенные на произвол. Велосипеды без колес, сосуды без дна, книги без листов, автомобиль с квадратными колесами, свечи без фитилей, кровати, подвешенные к потолку, кресла без сидений, столы без столешниц, лестницы, ведущие в стену, прозрачные зеркала...
Добравшись почти до конца бессмысленной экспозиции, Аврора спросила билетершу, кому принадлежит этот, мягко говоря, весьма необычный музей.
- Муниципалитету. Семьи, жившей в этом доме, больше нет. Все умерли, кроме одной старухи, которая и устроила здесь музей.
- Что за старуха? - встрепенулась Аврора. На мгновение у нее мелькнула мысль, что речь может идти о ее матери.
- Ну, старушка и старушка... старая дева, между прочим. Кажется, рано осиротела и приходилась племянницей прежнему хозяину.
- Она еще жива?
- Как вам сказать... если сидеть целыми днями взаперти в каморке, куда не проникает ни свет, ни тень, означает жить, то да. Жива еще, но ни с кем не разговаривает.
- Ее зовут Пубенса? Женщину, о которой мы говорим, зовут Пубенса?
- Откуда вы знаете?! Пречистая Богоматерь! - Женщина перекрестилась. - Вы ясновидящая?
Значит, Пубенса жива. Аврора не могла поверить, что кто-то из ее прошлого все еще жив. Настоящая родственница!
- Вы знаете, где она живет?
- Близенько! И ходить никуда не надо. - Женщина указала на дверь в конце коридора. - Если хотите взглянуть на нее, подбросьте мне несколько песо. Между нами говоря, тут и смотреть-то больше не на что.
Андреу, даже не повернувшись к Авроре, вытащил пару купюр и протянул билетерше. Женщина проводила их до узкой, изгрызенной термитами, едва держащейся на петлях двери, из-за которой отчетливо доносился запах запущенной старости. Костяшками пальцев она громко заколотила по дереву, крича во весь голос:
- СЕНЬОРИТА ПУБЕНСА! СЕНЬОРИТА ПУБЕН-СААА!!! - и пояснила: - Глухая она.
Изнутри не раздавалось ни звука.
Женщина снова застучала, потом, схватившись за ручку, затрясла дверь что есть силы, так что из щелей между досками посыпалась труха.
- СЕНЬОРИТА ПУБЕНСА!!!
Внезапно с другой стороны ответил тусклый голос:
- Убирайтесь.
- Старая грубиянка, - буркнула себе под нос билетерша. - К ВАМ ГОСТИ!!!
- И сколько ты с них взяла? Думаешь, мне неизвестно, как ты наживаешься за мой счет? Бесстыжая!
- НУ ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ, СЕНЬОРИТА ПУБЕНСА! НЕ УПРЯМЬТЕСЬ, ОТКРЫВАЙТЕ!!!
Пубенса немного помолчала, и наконец послышалось дребезжание связки ключей.
Дверь приоткрылась, и из комнаты тут же хлынуло едкое зловоние. Так пахнет помещение, где долго живет взаперти старый и неряшливый человек. Андреу и Аврора молча смотрели в темноту, ожидая появления Пубенсы.
И вот на пороге возникла тощая как скелет фигурка в черном. На мертвенно-бледном лице под полупрозрачной кожей пульсировали вены. Маленькие глазки прятались в складках морщин. Жидкие спутанные лохмы придавали ей вид бродячей юродивой... или ожившей покойницы.
Окинув непрошеных гостей невидящим взором, старуха сделала попытку снова запереться. Аврора остановила ее.
- Подождите, пожалуйста.
- Это еще кто? - Та уставилась на билетершу, требуя объяснений.
- ОНА ХОТЕЛА С ВАМИ ПОЗНАКОМИТЬСЯ!
- Налюбовалась? И хватит. - Старуха опять потянула на себя дверь, но Аврора не сдавалась.
- Извините за беспокойство...
Билетерша ее перебила:
- Если хотите говорить с ней, кричите погромче, иначе она не услышит.
- ИЗВИНИТЕ ЗА БЕСПОКОЙСТВО!!! Я ДОЧЬ СОЛЕДАД, ВАШЕЙ КУЗИНЫ.
Старуха пристально посмотрела на Андреу. Кого напоминает это лицо?
- А ты... на кого же ты похож? Эх, безжалостны к нам годы. - Она указала на Андреу пальцем. - Где-то я тебя видела.
- МЫ ПРИЕХАЛИ ИЗ БАРСЕЛОНЫ В ПОИСКАХ ПРОШЛОГО.
- Прошлого? Из этого дома прошлое ушло. Нечего тут больше искать, все унесла грусть. Только и осталось, что фотография... моей кузины и ее великой любви. Если б не этот портрет, я бы усомнилась, что они вообще когда-либо ходили по земле. В тот день я потеряла кузину. После того путешествия она обратилась в собственную тень.
Аврора вытащила из сумочки фотографию Пубенсы и Соледад, снятую на террасе отеля "Карлтон" в четырнадцатый день рождения ее матери, и протянула старухе.
- ВОТ ЭТО ТЫ... - Она показала на девушку с ямочками на щеках, улыбающуюся в объектив.
- Без очков не вижу... А смотреть мне больше не на что, так что очков у меня и нету.
- ПУБЕНСА... МЕНЯ ЗОВУТ АВРОРА. ДЕДУШКА НИКОГДА ОБО МНЕ НЕ РАССКАЗЫВАЛ?
- Не рассказывал. Только деньги посылал, чтобы старые грехи загладить. Совесть его грызла до самой смерти.
Старая Пубенса распахнула дверь полностью, но внутрь пустила только Аврору.
- Ты, паршивая овца в чертовом стаде, не смей входить! - Костлявым пальцем она ткнула в билетершу. - А ты, - палец уже целился в Андреу, - присматривай за ней на всякий случай.
Перед тем как дверь захлопнулась, Аврора вопросительно покосилась на Андреу, и тот ответил успокаивающим жестом.
Каморка Пубенсы была усыпана разнообразным мусором: святые с отломанными головами, рассыпанные четки, надтреснутые распятия, расчлененные куклы, головы без тел, разбитый английский фарфор, почерневшие серебряные приборы, рваная одежда, сумки - все это, наваленное по углам, производило гнетущее впечатление. Окна с витражными стеклами, когда-то пропускавшие розовые, лазурные и янтарные блики сквозь цветочный орнамент, были заклеены рассохшимися картонками. Пыль и паутина покрывали помещение толстым слоем, стыдливо прячась во тьме, которую едва рассеивали две свечи, грозящие в любой момент перевернуться и устроить пожар.
Старуха усадила Аврору рядом с собой на древнюю бронзовую кровать, принадлежавшую Соледад, когда та была маленькой. Ветхие простыни не скрывали клоков ваты, торчащих из расползшегося матраца.
- Вы знали Жоана Дольгута? - спросила Аврора.
- Чтооо?..