"Артем. Макаров", – отчеканил Артем, стараясь проглотить субстанцию, похожую на кость. Шея пульсировала так, что он боялся, что она лопнет. Руки были ледяными. Они змеились, как два ужа, и он сложил их на коленях.
Шеф потер рукой лоб. "Значит, вы здесь на стажировке?" – "Да, у меня испытательный срок", – ответил Артем, чувствуя, что до развязки осталось совсем немного. Может быть, его испытательный кончится уже сегодня. Виктор Сергеич устало улыбнулся. "Я помню свой испытательный, – сказал он. Посмотрев на Артема, который сидел замерев, как мышь, добавил: – Самое бездарное время в моей жизни". Парень не знал, что на это сказать и как отреагировать. Выдавить смех он не решился. "Тебя заваливают бумагой, чтобы показать, какие они крутые. В итоге оказывается, что работа заключается совершенно в другом". Артем по-прежнему слушал. Он был чертовски согласен с этим. "Тебе хочется действия, ты полон энергии, желаешь доказать, что не тварь дрожащая, а тебя по-прежнему топят в бумаге". Артем не удержался и закивал. "У бизнеса много лиц, – продолжал шеф. – И это – одно из самых нелицеприятных". Посмотрев в окно и выдержав паузу, он добавил: "Это когда на пенсию выходишь и мемуары пишешь, описываешь все в розовых тонах, как невероятное приключение. Хотя на самом деле – вот он, бизнес". Он описал кругом кабинет. Скрестив руки на груди и откинувшись в кресле, сказал, вздыхая: "Бессонные ночи, бесконечные нервы, сплошные стрессы и постоянная гонка. За клиентом, за жизнью, за деньгами, за самим собой". Посмотрев пристально на Артема, он заключил: "Себя самого тяжелей всего догнать. В определенный момент понимаешь, что перевалило за сорок". Артем был под впечатлением, но замер от неожиданности, когда шеф вдруг сказал: "Вот я и хотел поговорить с тобой о вчерашнем инциденте". У парня душа ушла в пятки. Наступала его очередь говорить, а язык онемел от страха. Он боялся, что голос начнет дрожать, и начальник вконец потеряет к нему уважение.
"Виктор Сергеич, я… – начал он, но речь оборвалась на полуфразе. – Я… очень хочу эту работу". – "Правда?" – спросил тот. – "Да. Я был счастлив, когда меня взяли". – "Да уж, я видел", – сказал шеф. Артем покраснел. "Поэтому и был так занят вчера, когда мы вошли?" – он улыбнулся, и Артему стало проще. Быть может, удастся свести все к шутке. "Извините", – сказал он смущенно. Виктор Сергеич откинулся в кресле: "Во всяком случае, ты нашел куда деть макулатуру". Артем проследил за его взглядом и увидел, что тот смотрит на подоконник, заваленный кипами. "Я не бездельник…" – начал Артем, но шеф обрубил его: "Да перестань ты. Я не об этом". Он резко опустил руку на стол, сжал ее, потом поднял. Артем увидел, что в кулаке у него сжат скомканный лист бумаги. Он с силой кинул его Артему в грудь. По привычке юноша поймал его без труда.
"Покажи мне", – сказал шеф.
"Что показать?" – удивленно спросил Артем. "Как ты это делаешь", – сказал шеф, глядя на скомканный лист в руках подчиненного.
Артем смущенно улыбнулся, не понимая, куда все это движется. Босс хоть и улыбался, но как-то странно. Уж не издевается ли он над ним? Парень уставился на шар. Он не знал, что с ним делать.
"Подожди", – вспомнил Виктор Сергеич и засуетился. Он достал из-под стола корзину, поднялся и понес ее в дальний угол. Там он установил ее у стены и вернулся за стол. "Я всех тонкостей не знаю, – объяснил он. – Ну, давай". Артем еще раз посмотрел на шар, затем небрежно кинул его в сторону корзины. Бросок получился корявым и неловким, хоть и попал в цель.
"Ну нет. Не так". – сказал Виктор Сергеич. – "Сделай это, как когда мы вошли". – "Я не знаю, как это получается". – "А так и получается. Сделай вид, что меня здесь нет". – "Я не могу, Виктор Сергеич", – стесненно признался Артем. Он никогда еще не играл в офисбол при людях. "Не сделаешь, уволю", – пошутил босс, но шутка не прошла, и Артем принял ее за чистую монету. Шеф скомкал еще один лист и бросил парню. Тот поймал его, вздохнул и посмотрел профессиональным взглядом на корзину.
"Давай. Только хорошо. Зрелищно. Как вчера". Артем набрал воздуха в легкие, затем медленно выпустил. Сидя в кресле, он развернулся в сторону цели, принял стойку баскетболиста, расставив ноги на ширину плеч. Правильным движением он отправил мяч в воздух. Тот красиво залетел внутрь ведра.
"Вот! О чем я говорил!" – похвалил шеф. Лицо его загорелось. Он скомкал еще один лист. Артем спросил: "Виктор Сергеич, это же рабочие документы?" Тот с отвращением посмотрел на шар и махнул рукой: "Не представляешь, какое это удовольствие". Он бросил шар Артему: "А теперь давай с выкрутасом. Как ты умеешь". Он сложил руки на груди и, как зритель, откинулся в кресле. Артем не узнавал начальника. Тот словно помолодел на несколько лет. Парень осмелел и на этот раз смог добавить к броску один из своих фирменных приемов. Шеф от возбуждения даже захлопал в ладоши. Зашла секретарша, лицо ее выражало вопрос. Очевидно, она хотела посмотреть, что они тут делают. Когда она предложила начальнику кофе, тот отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и быстро отправил за дверь. Артем не мог понять, что происходит. Его что, не уволят? Неужели миновало? Зазвонил телефон, и шеф сказал, что занят. Когда позвонили снова, он просто не стал брать трубку.
"Как ты делаешь… эти фишки?" Артем пожал плечами: "Не знаю. Они сами приходят". – "Серьезно?" – "Да. Но вначале нужно поставить бросок. Это главное в офисболе". – "Офисболе?" – переспросил шеф, подобие улыбки скользнуло по его лицу. "Да", – смущенно ответил Артем, тоже улыбаясь. "Ну да, офисболе", – согласился, переходя на смех, Виктор Сергеич. Новый скомканный шар в руке он разглядывал с энтузиазмом и азартом пацана. "Знаешь, в детстве я любил баскетбол", – признался он. "Я тоже, – сказал Артем мечтательно. – Даже хотел стать баскетболистом". – "Я тоже", – ответил Виктор Сергеич грустно. Артему показалось, что на глазах у него выступили слезы. "Давайте. Попробуйте сами", – подбодрил он, чтобы отвлечь его от печали. Виктор Сергеич сощурился на шар, затем посмотрел на корзину и одной рукой кинул его туда. Тот залетел внутрь, но изящества в броске не было. Это заметили оба. "Сколько ты ставил бросок?" – спросил он. – "Ну, я занимался каждый день как минимум час". – "Час, говоришь? – шеф о чем-то напряженно задумался. Потом оглядел кипы бумаги на подоконнике и сказал: – У меня есть час". Что-то на лице его, какой-то мальчишеский задор напомнил Артему его самого. И когда он рассказал шефу, что впервые приспособил под мячи свою дипломную, которую считал макулатурой, тот рассмеялся так, как, признался он, не смеялся давно. "Знаешь, моя дипломная тоже была рулоном туалетной", – сказал он, ностальгически щурясь и вытирая глаза. Какие-то душевные струны были затронуты в нем. Вопросы про офисбол пошли один за другим, и улыбка прописалась на его лице. "Я хочу научиться, – сказал он. – Я хочу уметь делать все эти финты". – "Вы серьезно?" – удивился Артем. "Да. Считай, что ты принят".
Андрей Комаров
Один день Виктории
И, как всегда, она никак не могла выбрать именно ту часть дамского туалета, которую никто, конечно, не видит, но которая так важна для собственного мироощущения. А время поджимало… Время даже не поджимало, оно возмущенно отстукивало стаккато на крышке стола, где задумавшуюся хозяйку квартиры ждали полезные мюсли и не менее полезный обезжиренный йогурт.
Наконец, она решила, что сегодня все будет в высшей мере строгим и академичным. Тем более что через полчаса ее ждал разговор с одним очень умным и очень вредным господином, который имел язвительное удовольствие быть редактором журнала, в котором Виктория вот уже целых две… нет, две с половиной недели была штатным сотрудником. Виктория – именно так звали барышню, которая сейчас на скорости поглощала завтрак – застегивала юбку и придирчиво оглядывала собственное отражение в зеркале. Собственное имя, кстати, эту молодую женщину, кажется, ни к чему не обязывало. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.
Виссарион Дементьевич Храпуновский ("во дает!") назначил ей аудиенцию вчера, намекнув при этом, что ее ждет очень ответственное редакционное свидание. При условии того, что она наконец прекратит опаздывать, устраивать ежечасные чаепития в отделе ("не более трех раз в течение рабочего дня, товарищ Князева!") и грубить начальству.
Грубость ее, надо сказать, была весьма относительной. Она просто не могла иногда (только иногда!) удержать смешливого фырканья, когда при ней обращались к шефу по имени-отчеству И уж тем более у нее самой это получалось с большим трудом.
Ну вот, все, кажется. Подкрасила ресницы, высунув язык от старания. Один мужчина, задержавшийся в ее жизни на какое-то время, всегда с интересом ожидал этого момента: появится или не появится. И, дождавшись положительного исхода дилеммы, в том случае, если ему не удавалось немедля затащить ее в постель, аргументировано дополнял дарвиновские постулаты о происхождении человеческой особи женского пола. Остроумца, кстати, до сих пор неизвестно по какой причине прихватил как-то за ляжку ее пожилой пес Жан. Тот обиделся и ушел. Виктория не стала возражать.
Время снова забарабанило нетерпеливо. На этот раз по дверной ручке. Все-все-все! Вика выскользнула за дверь. Слава богу, ризеншнауцер остался у родителей на даче. Надо ловить машину, иначе Храпуновский сегодня зарычит.