А вот "Дмитрий Шагин" из книги "Митьки" принадлежит к такой разновидности персонажей - как д'Артаньян, Чапаев, Винни-Пух, - у которых и имя такое же, как у реального прототипа; манеры, социальный статус - все такое же. Немудрено запутаться, тем более что подсознательно хочется быть и тут и там, жить в реальном мире, а пользоваться славой и привилегиями художественного персонажа.
Оно и понятно, художественным персонажем быть неплохо, у него даже нравственные законы сильно облегченные - такой он хороший.
Возьмем плюшевого медведя Винни-Пуха. Первые же действия Винни-Пуха в книге у любого вызвали бы раздражение и антипатию, если бы имели место в реальности (впрочем, в реальном мире он вообще никаких действий не совершает). Потерпев неудачу с нелепой попыткой кражи меда у пчел, Винни-Пух приходит к приятелю Кролику и начисто его обжирает.
Пух встал из-за стола, от всей души пожал Кролику лапу и сказал, что ему пора идти.
- Уже пора? - вежливо спросил Кролик. <...>
- Ну, - замялся Пух, - я мог бы побыть еще немного, если бы ты... если бы у тебя... - запинался он и при этом почему-то не сводил глаз с буфета. <...>
- Ну, всего хорошего, если ты больше ничего не хочешь.
- А разве еще что-нибудь есть? - с надеждой спросил Пух, снова оживляясь.
Кролик заглянул во все кастрюли и банки и со вздохом сказал:
- Увы. Совсем ничего не осталось.
- Я так и думал, - сочувственно сказал Пух, покачав головой. - Ну, мне пора*.
После этой жесткой, неартистичной акции собирательства растолстевший Винни-Пух застревает в двери, обвиняя в случившемся Кролика ("Вот что происходит, когда экономят на парадных дверях, - сердито буркнул Пух"). С ним валандаются, утешают его, Кристофер Робин целую неделю развлекает его чтением книг. Наконец, усилия многих лиц освобождают Винни-Пуха:
Кивком поблагодарив друзей, он с важным видом продолжил прогулку по лесу, что-то гордо побубнивая себе под нос.
Кристофер Робин с нежностью посмотрел ему вслед и ласково прошептал:
- Ах ты, глупенький мой мишка!
Вот так: ни спасибо, ни до свидания, что Кристофер Робин воспринимает с нежностью.
Да потому что Винни-Пух могучий, дико обаятельный художественный персонаж. Хотя создан он все же Аланом Александром Милном, для Кристофера Робина это "мой мишка", мой художественный персонаж, поэтому любовь безусловна, не зависит оттого, высокий у Винни-Пуха моральный облик или с гулькин нос. Интерес, который вызывает вымышленный персонаж, пропорционален его насыщенности, полнокровию, а не моральному облику. (И уж совсем трудно рассчитывать на трезвое отношение автора к своему детищу. "Мадам Бовари - это я", - говорил Флобер про особу, от которой в реальном мире любой старался бы держаться подальше.)
В реальном мире Винни-Пуху трудно настричь купонов со своего художественного могущества, он не может, подобно Дмитрию Шагину, объявить, что он сам по себе такой очень ужористый плюшевый медведь, от этого все обаяние, а то, что понаписано Милном, все эти приключения... Ну записал, как Эккерман про Гёте, так на это еще и "подобидиться" можно.
Хотя наверняка реальный плюшевый медведь Винни-Пух после выхода книги сильно приподнялся, сидит сейчас в доме-музее Алана Александра Милна в красном углу, за пуленепробиваемым стеклом. Едут на него посмотреть со всего мира. Так что за Винни-Пуха можно не беспокоиться, свою пайку фимиама он получил.
(Простая и по существу правильная схема колеблется и приходит в смятение, если копнуть чуть глубже. Да нет никакого дома-музея Алана Александра Милна с Винни-Пухом в красном углу. Потому что в этом доме впоследствии произошли события, привлекшие еще больший общественный интерес: здесь поселился один из основателей группы Rolling Stones Брайан Джонс. В 1968 году Джонс, прихваченный с наркотиками, заявил, что они принадлежат предыдущим обитателям дома - надо понимать, Кристоферу Робину, Винни-Пуху и всем-всем-всем. После этого жизнь знаменитого музыканта не заладилась. К нему торжественно приезжают Мик Джеггер, Кит Ричардс и Чарли Уоттс, чтобы уведомить своего братка, придумавшего само название Rolling Stones, об увольнении из группы, вступившей в свою акматическую фазу. Отступные Джонсу дали громадные, чтобы на всю жизнь хватило, - впрочем, жизни ему оставалось меньше месяца. По заключению экспертизы, смерть последовала по неосторожности. Печень и сердце погибшего были сильно деформированы в результате злоупотребления алкоголем и наркотиками. Джеггер и Ричардс на похороны Брайана Джонса не пришли, а Уоттс был. В доме, где Милн написал "Винни-Пуха", ныне располагается дом-музей Брайана Джонса.
Остается упомянуть про судьбу плюшевого медведя фирмы "Алфа Фарнелл", купленного Милном в 1921 году в универмаге "Хэрродс" и описанного в книге "Винни-Пух": в 1996 году на аукционе "Бонамс" реальный Винни-Пух был продан неизвестному коллекционеру за 4600 фунтов - и поминай как звали. Я считаю, оскорбительно дешево. К примеру, за право на использование художественного Винни-Пуха только компания Диснея заплатила внучке Милна 360 миллионов долларов, а насколько в целом вымышленный Винни-Пух дороже реального - страшно подумать. Немудрено, что Митя так отчаянно боролся за полное присвоение художественного Дмитрия Шагина.)
Дмитрию Шагину было положено гораздо больше, чем плюшевому медведю; почему он и перестал обижаться за текст "Митьков" почти сразу, а напротив, "давал обещания ставить мне каждый день по бутылке" (Часть третья): запахло фимиамом (еще не деньгами), а это для художника продукт первой необходимости.
29. Сколько человеку фимиама нужно
Слава бывает разного качества. Есть слава исключительно высокой очистки, ее употребляют в микроскопических дозах. Возьмем великого художника Рихарда Васми: выставлялся он очень редко, весьма немногие люди видели его живопись. Эти немногие, давали порцию фимиама высочайшего качества, ведь совсем без фимиама обходиться, наверное, даже Рихард Васми не мог, заболеть можно:
Ярким примером запущенной высокой болезни с проникшими во все личностные центры метастазами может служить скрипач Ефимов из "Неточки Незвановой". Он буквально погибает от нехватки фимиама. Ни любовь Неточки, ни алкоголь не способны заменить ему признательности публики. А ведь две-три капли фармакона в месяц могли бы поддержать его существование: толика аплодисментов, тихий шепот за спиной: "Смотри, это он", простодушное признание: "Да, ты, брат, силен..." (А Секацкий).
Важная функция группы художников - вырабатывать фимиам для внутреннего употребления. Всегда есть за что похвалить братка, в любом случае одна картина хуже, другая лучше, вот и хвали. В фазе подъема была такая эйфория, что нам нравились любые картины товарищей. (Пикассо говорил: как пьянице все равно какое вино пить, так и мне все картины нравятся - хорошие, плохие...)
Например, поздним вечером звонит Флоренский, просит срочно приехать к нему в мастерскую. Приезжаю, вижу: они с Олей сделали новую серию коллажей, называется "Джаз", как аналогичная серия Анри Матисса. Флоренский прямо сияет, приглашает и меня разделить его чувства. Я подтверждаю, что это значительно круче Матисса, и мне действительно так кажется от нашей радости. Матисс далеко, давно, не поймешь про что, а у Флоренского вот, сделано из текущей жизни: пруд на Аптекарском острове, трамвай на Кузнечном. Мы ликуем, идем на пьяный угол за вином, отмечать такое дело. Так и жили от радости к радости, вплоть до акматической фазы.
С конца 80-х "Митьки" дивились и завидовали "Новым художникам", а затем "Неоакадемистам": до чего ловко те придумали беззастенчиво превозносить друг друга. Каждый не себя нахваливает, что нескромно, а всех остальных художников группы.
Митьки, начиная с акматической фазы, категорически неспособны были радоваться друг другу. Бывало, договоримся: давайте, как "Новые", всех хвалить. Нет, никак не получается; и в лицо, и средствам массовой информации - не сказать доброго слова о товарище; в лучшем случае сдержанный скептицизм, чаще молчание. Похвалить можно только кого-нибудь умершего, незнакомого или маргинала на отшибе. Не конкурентов. Счастливые "Новые", они потому и остались добрыми друзьями, что закрыли группу по окончании долгой фазы подъема.
Не хвалят товарищи, да и ладно: они потому и замолчали, что достаточно похвал со стороны. В конце 80-х "Митьков" перехвалили.
Поэт Виктор Кривулин назвал встречу художников "Митьков" со зрителями "съездом победителей", имея в виду, что "Митьки" сумели покорить весь Ленинград своей живописью и самим фактом своего существования. Взлет "Митьков" был молниеносным и парадоксальным". (М. Трофименков. "Искусство", № 8, 1989.)